Армия и гражданское общество после Февраля. Брестский мир

Вместе с тем мы знаем, что уже в конце 1917 года к власти пришли другие политические силы, известные как большевики, заключившие весной 1918-го Брестский мир. Позорность его условий, по сути соответствующих капитуляции, была очевидна всем, в том числе и самим большевикам. Согласие подписать Брестское соглашение обосновывалось невозможностью дальнейшего сопротивления.

Когда русская армия утратила боеспособность?

И тут возникает вопрос: армия утратила боеспособность до прихода большевиков или после? Разумеется, у новой власти был железный мотив «валить» всё на предшественников и представить дело так, что, получив «тяжёлое наследие прошлого», уже и не оставалось другого выхода, кроме как согласиться на продиктованные Германией условия.

Справка

14 марта 1917 года вышел приказ №1, изданный Петросоветом и сразу же подорвавший дисциплину в вооружённых силах. Затем на фронт хлынула толпа агитаторов, представлявших всевозможнейшие политические партии и течения.

Идеологические диверсанты были едины в одном - ослабить боевой дух, спровоцировать массовое дезертирство, внести хаос в управление войсками.

«Я бросил мою винтовку, купил себе "липу", и вот с такою-то подготовкой я встретил 17-й год...»* 

Из тюрем выпустили преступников, и они заполонили города, наводя ужас расправами, грабежами, поджогами и убийствами. Жилищным хозяйством взялись руководить домовые комитеты, укомплектованные дворниками. Жители городского «дна» вселились в квартиры имущих жильцов.

Коммунальные службы бросили свою прямую работу по уборке улиц, которые стали буквально утопать в грязи (напомним, что гужевой транспорт требовал неустанной заботы о чистоте муниципальных магистралей, тем более что при нашем климате навоз ускоренно превращался в зловонную жижу). Расцвела антисанитария, из обихода стали исчезать салфетки и скатерти, электричество подавали с частыми перебоями.

На фоне деградации инфраструктуры быстро росла смертность. У кладбищ появились длинные очереди, а кругом шли митинги. Матросы в компании раскрашенных проституток разъезжали на автомобилях. Безвестные ораторы-проходимцы произносили зажигательные речи - всегда одни и те же, но, тем не менее, собиравшие толпу.

На место убитых офицеров заступали эсеровские и прочие «революционные» ставленники, ничего не понимавшие в военном деле. Наверху творилось то же самое.

Справка

Февралист Гучков, окончивший историко-филологический факультет, возглавил Военное и Морское министерства. Другой его подельник, врач Шингарев, занимал пост министра земледелия, а потом - финансов. Не разбираясь ни в том, ни в другом, он посеял хаос в денежном обращении и ухудшил товарооборот между городом и деревней.

Очереди за хлебом, которыми так долго попрекали царя, многократно увеличились. Старая полиция была заклеймена, как «реакционная», и расформирована, но ничего лучшего Временное правительство не создало.

Дезертиры разворовывали государственное имущество и тут же его продавали. Вчерашние солдаты превращались в озверевшие от крови и мародёрства банды, которые грабили и разрушали всё на своём пути.

На железнодорожном транспорте царил несусветный хаос: не считаясь ни с какой техникой безопасности, солдаты наводили винтовки на машинистов и приказывали ехать. Это сразу же привело к катастрофам на железных дорогах. Забастовки с требованием повышения зарплаты приняли масштабы повального бедствия. В то же время граждане работали всё меньше, проводя время на бесконечно митингующих улицах.

«Революционные» бандиты устраивали самочинные обыски по городским квартирам. Говорили, что ищут оружие, а на деле просто выгребали все ценности и присваивали их себе.

Чиновников увольняли с формулировкой «несоответствие духу времени», и это ещё в лучшем случае. Обвинение в контрреволюции или приверженности «старому режиму» было куда опаснее. На этой почве поднялось доносительство с целью подсидеть начальника и занять его место.

Исчезновение монархии и Директория

«Свобода взметнулась неистово

И в розово-смрадном огне

Тогда над страною калифствовал

Керенский на белом коне». 

Сергей Есенин, поэма «Анна Снегина».

Пользуясь отсутствием твёрдой центральной власти, подняли голову сепаратисты. В Малороссии это принимало порой комичные формы. Агитаторы энергично насаждали «нэзалэжность» в среде, которая даже не понимала, что такое вообще «украинец».

В самом Временном правительстве царила полная чехарда.

Справка

Первый состав нового аппарата власти, поднявшийся на волне Февраля, уже в апреле попал в кризисную ситуацию. «Столпы революции» - Гучков и Милюков потеряли свои должности. Начала подниматься звезда Керенского (адвокат), который получил посты военного и морского министра. В июне обострилось соперничество Временного правительства и Петросовета. В июле власть теряет ещё один лидер Февраля - князь Львов. Создаётся вторая правительственная коалиция, и тут же начинается корниловский мятеж.

В сентябре Керенский, по сути, совершает государственный переворот, создав новый орган власти - так называемую Директорию. Она провозглашает Россию республикой. До этого момента монархия ещё существовала юридически.

Сохранила ли Российская армия боеспособность

Представляется, что изложенного вполне достаточно для доказательства тезиса о невозможности далее продолжать войну. Но не стоит торопиться, мы ведь рассмотрели только одну сторону медали.

Казалось бы, если наша армия действительно перестала представлять собой опасного противника, то следовало бы ожидать сокращения численности неприятельской армии на Восточном фронте. Логично, если Германия начнёт массово снимать военные части с Востока и перебрасывать их на Запад. А произошло ли это?

Статистика неумолимо свидетельствует о прямо противоположном.

Справка

Если накануне Февраля одна только Германия держала против России 1,88 млн человек, то в августе 1917-го её группировка увеличилась до 1,97 млн**.

Согласитесь, это не вяжется с «развалом» русской армии. Далее важным аргументом в пользу тезиса об отчаянном положении нашего фронта является факт провала Июньского наступления 1917-го года.

Армия после июня 1917-го

Действительно, поначалу наши ударные части прорвали оборону противника, но снизившаяся дисциплина не позволила развить успех. Затем неприятель сам перешёл в наступление. Но далеко ли он продвинулся? Вскоре его контрудар выдохся, и фронт вернулся к положению весны 1916-го года. Причём конфигурация фронта представляла собой довольно ровную линию, что говорит об организованном отступлении.

Значит, управление нашей армией оставалось на приемлемом уровне. Да и дисциплина, хотя и упала по сравнению с дореволюционными временами, но далеко не «обвалилась».

На другом направлении в конце августа (по старому стилю) немцы берут Ригу, но вновь оказываются вынуждены остановиться. Наши части избежали окружения и приготовились к обороне на новых рубежах недалеко от города.

Уже после Июньского наступления в приказе 46 армейскому корпусу №196 от 21 июля 1917 года генерал-лейтенант Володченко отмечал, что «в последнее время к нам подходит много маршевых рот. Солдаты этих рот отлично одеты и снаряжены и в громадном большинстве грамотны. "Лётчиков" из них почти нет, все роты приходят почти в полном составе. Офицеров с ними много, и многие - из высших учебных заведений. Из разговоров с ротами я усматриваю, что люди, по видимости, сознательно относятся к событиям и готовы работать на защиту Родины».

Справка

В сентябре общая численность германских армий на Востоке продолжает оставаться очень значительной - 1,89 млн человек, и это не меньше, чем накануне Февральской революции.

Буквально в преддверии Октябрьской революции немцы добиваются пирровой победы в Моонзундском сражении. Понеся тяжелейшие потери, Германия взяла Моонзундский архипелаг (острова ныне принадлежат Эстонии). Мы знаем, что матросы были революционизированы в значительной степени, и, казалось бы, тут немцев должна была ждать лёгкая прогулка. Но этого не случилось - наш флот оказал упорное сопротивление.

К этому времени Германия в значительной степени исчерпала свой мобилизационный потенциал, в стране царил голод, острая нехватка сырья пагубно отражалась на военной промышленности и экономике в целом. Австро-Венгрия оказалась в ещё более тяжёлом положении. Потери, которые она понесла в предыдущие годы, были огромны. Руководство империи уже искало пути к сепаратному миру, продовольственный вопрос стоял не менее остро, чем в Германии, а единство страны держалось еле-еле. Всё познается в сравнении, и этот момент нельзя забывать.

Могла ли Российская армия сражаться дальше?

Буквально за четыре дня до прихода к власти большевиков начальник штаба Верховного Главнокомандующего Духонин направляет генералу Головину шифрованную телеграмму, где содержится очень ценная информация относительно перспектив нашей армии в войне:

«На предстоящей в Париже союзнической конференции, в связи с известным Вам современным состоянием армии и страны, может быть поддерживаемо обещание, что к весне наша армия окажется способной к выполнению только задач активной обороны, имея целью привлечь на себя возможно большие силы противника. В зависимости от сего надо настаивать на выработке общего весеннего плана операций, приняв во внимание, что русские армии могут начать действия в вышеуказанных пределах не ранее первого мая».

Итак, верховное командование планирует боевые действия на следующую весну, то есть на 1918-й год. Да, отмечается, что армия будет готова только к активной обороне, но мы и не спорим с тем, что наши наступательные возможности снизились. Тем не менее о поражении, о необходимости срочного мира нет и речи.

Говорится лишь о том, что во время переговоров с союзниками мы должны «настаивать на выработке общего весеннего плана операций». Обратите внимание на слово «настаивать». Очевидно, что страна с развалившейся армией настаивать не может, её удел - в лучшем случае просить. Духонин прекрасно знал о положении на фронтах, его профессионализм не вызывает сомнений, к тому же секретная телеграмма предназначена своим. Иными словами, речь идёт не о блефе для внешнего потребления, а о реальном положении дел.

А вот после Октября ситуация быстро меняется к худшему. И это не замедлило отразиться на том, как Германия распределяла свои силы между Восточным и Западным фронтами. Уже в декабре 1917-го её группировка на Востоке сокращается на 250 тысяч человек, а на Западе возрастает примерно на столько же. К моменту подписания Брестского мира германцев на нашем фронте остаётся 1,14 млн. В Октябре 1917-го было 1,82 млн человек, и такое существенное сокращение действительно показывает, что опасения немцев относительно Восточного фронта заметно снизились.

Большевики своей политикой сами и разрушали нашу армию, а потом заявили, что нет возможности остановить немцев, и поэтому подписали Брестский мир. Но и тезис о невозможности защищаться даже весной 1918 года не очевиден.

Румыния вышла из войны на более почётных условиях, чем Россия

Тут надо вспомнить, что параллельно с переговорами в Бресте шли переговоры в Бухаресте. В 1916 году Румыния потеряла и столицу, и большую часть своей территории. После выхода из войны России сохранить хоть часть румынской территории было невозможно, а значит, налицо полный крах государства и полное поражение армии.

Тем не менее дипломаты Румынии добились почётных условий, согласившись на сравнительно небольшие уступки.

Так неужели кто-то скажет, что наша армия в 1918 году была слабее разбитой и окружённой с трёх сторон румынской армии? Вряд ли.

И если Румынии удалось добиться сносных условий, значит, тем более мы могли добиться того же. Однако большевики согласились на катастрофический договор, продиктованный Германией и её союзниками. То есть новая власть думала, прежде всего, о своих политических целях, поставив их выше интересов России.

Справка

27 августа 1918 года, то есть буквально за 2,5 месяца до поражения Германии, большевики заключили ещё один договор в дополнение к Брестскому миру. По нему пришлось выплатить Германии 93,5 тонны золота и понести очередные территориальные потери.

Иными словами, Брестский мир никаким миром не стал.

-----

* Сергей Есенин. Поэма «Анна Снегина».

**Данные из The Journal of Military History, Volume 70, Number 3, July 2006, pp. 667-701 (Article). «Thу Blood Test Revisited: A New Look at German Casualty Counts in World War I» James H. McRandle, James Quirk.