Александр Твардовский: «Я знаю, никакой моей вины...»

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда...

Кому память, кому слава,

Кому тёмная вода, -

Ни приметы, ни следа…

Ненавидевший советскую власть и презиравший славословящих её советских поэтов, нобелевский лауреат Иван Бунин о поэме Александра Твардовского «Василий Тёркин» написал с восторгом: «Это поистине редкая книга. Какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный народный язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!»

Написавший «поэтическую энциклопедию солдатской жизни» Александр Твардовский знал окопную правду не понаслышке. Шесть лет поэт носил на плечах шинель, был участником двух войн.

Первый опыт войны

Сталин отправлял на войну лучших. На армию, для армии, в интересах вооружённых сил работала вся страна. И государственная пропаганда в России никогда прежде и никогда после не «окормляла» военных так широко, много и заботливо. Культ воина в Советском Союзе - «Спарте XX века» - создавался самыми лучшими творческими силами в кино, музыке, живописи, литературе.

В феврале 1939 года за поэму «Страна Муравия», посвящённую коллективизации деревни, 29-летнему Твардовскому был вручён орден Ленина, а в сентябре молодого поэта призвали на военную службу. Красная Армия готовилась к Освободительному походу на Запад, и писать о героях и подвигах направляли из столицы целые «творческие бригады» литераторов.

Как сказал первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк, «русские всегда приходят за своим». Когда пришло время присоединить отсоединённые от России после революционной замятни и Гражданской войны Западную Белоруссию и Западную Украину, Твардовский служил в редакции военной газеты «Часовой Родины» и писал заметки о «долгожданной и радостной встрече с Родиной».

Настоящую войну он увидел осенью-зимой 1939-го. После первого увиденного на советско-финской войне боя, в котором полегло немало штурмующих в лоб ДОТы советских солдат, Александр Твардовский записал в дневнике: «Возвратился я в тяжёлом состоянии недоумения и подавленности... Очень тяжело было внутренне справиться с этим самому...»

Военный корреспондент газеты Ленинградского военного округа «На страже Родины», он делал всё, что положено делать журналисту. Писал свои и правил заметки внештатных авторов, ездил в командировки, дежурил по номерам. Газетные передовицы, очерки, фельетоны, статьи Александра Твардовского той поры вклада в отечественную литературу не внесли, как и цикл стихов «В снегах Финляндии».

Но первые фронтовые впечатления через несколько лет вылились в короткое, страшное, великое стихотворение «Две строчки». Написал его майор Твардовский уже на другой войне - Великой Отечественной, в 1943 году.

Из записной потёртой книжки

Две строчки о бойце-парнишке,

Что был в сороковом году

Убит в Финляндии. На льду

Лежало как-то неумело

По-детски маленькое тело.

Шинель ко льду мороз прижал,

Далёко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал,

А всё ещё бегом бежал

Да лёд за полу придержал…

Среди большой войны жестокой,

С чего - ума не приложу,

Мне жалко той судьбы далёкой,

Как будто мёртвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примёрзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький, лежу.

 «Тёркин»

Удивительный факт: «Василий Тёркин» Твардовского - единственная за сталинский период правления поэма на современном материале, где ни разу не упомянуты ни «великий вождь», ни «партия - наш рулевой». Только хроника фронтовой жизни настоящих героев из народной гущи, состоящая не из красочных подвигов, а из военного быта, разбавленного солдатскими байками.

Утром 23 июня 1941 года в Главном Политуправлении Красной Армии Александр Твардовский получил предписание: вместе с группой писателей и поэтов он направлялся в Киев. В штабе Киевского особого военного округа поэту назначили место службы - редакция фронтовой газеты «Красная Армия». В трагические первые месяцы войны фронт и тыл вскоре перепутались местами. В конце сентября, по собственным словам поэта, он «едва выбрался из окружения». Потом были поспешные отъезды редакции из Харькова, Воронежа…

Если редакции газет, чьё место вдали от линии фронта, едва успевали оторваться от наступающих танковых клиньев немцев, то на передовой жизнь для простого солдата представлялась вовсе мрачной, практически безысходной. Звать его на подвиг голыми агитками было бесполезно. А ещё и тошно. Вспоминая после войны о том периоде, Александр Трифонович писал: «Чувство неудовлетворённости всеми видами нашей работы в газете постепенно становилось для меня личной бедой. Приходили мысли и о том, что, может быть, не здесь твоё настоящее место, а в строю - в полку, в батальоне, в роте, где делается самое главное, что нужно делать для Родины».

Майор Твардовский вспомнил опыт работы в редакции газеты ЛенВО «На страже Родины». Тогда с друзьями-поэтами Николаем Тихоновым и Самуилом Маршаком они вместе начали то «вскладчину», то по очереди писать небольшие фельетоны о солдате Васе Тёркине. Скорее, это были даже не стишки, а подписи в рифму под весёлые картинки, на которых наш боец - невероятный герой - крушил белофиннов почище, чем нынешний Человек-паук всяческую нечисть в голливудских фильмах. Эти комиксы по-советски закончились с окончанием финской войны.

Осенью 1941-го Твардовский решил вернуться к образу солдата, созданному коллективным разумом друзей по поэтическому цеху. Кстати, Александр Трифонович никогда не приписывал себе лично «отцовство» образа героя, всегда упоминал соавторов, участвовавших в его появлении. Но лубочный Вася-супергерой остался «на той войне незнаменитой», на Великой Отечественной войне под пером поэта родился Василий Тёркин:

Просто парень сам собой

Он обыкновенный.

Стихи шли сами собой, «без начала, без конца», о простых человеческих чувствах и поступках.

Вот не спится человеку,

Словно дома - на войне.

Зашагал на дровосеку,

Рубит хворост при луне.

Рифмованное повествование неожиданно для самого автора превращалось в эпос. Из набора эпизодов начала складываться панорама войны, увиденная глазами рядового бойца.

В июне 1942-го Александр Твардовский получил новое назначение - в газету Западного фронта. Осенью на страницах «Красноармейской правды», с продолжением, начали публиковаться первые главы поэмы. Успех был невероятен, стихи сразу же перепечатывали центральные газеты, потом вышла книга. Простые и понятные каждому стихи Твардовского читали в тылу и в окопах. Василий Тёркин стал на войне с фашистами главным русским народным героем. Он действительно был близок народу в серых шинелях, который воевал и умирал за Родину в тверских болотах, херсонских степях и на руинах Сталинграда.

…А ещё это была пропаганда и агитация высшей пробы, без пафоса зовущая в бой:

Срок придёт, назад вернёмся.

Что отдали - всё вернём.

Такая служба

Занимаясь продолжением поэмы «Василий Тёркин», Твардовский продолжал тянуть лямку рутинной газетной работы. Это была его военная служба, и он служил.

Сам он написал об этом после войны так: «Внутреннее удовлетворение мне больше доставляла работа в прозе - очерки о героях боёв, написанные на основе личных бесед с людьми фронта. Пусть эти короткие, в двести-триста газетных строк, очерки далеко не вмещали всего того, что давало общение с человеком, о котором шла речь, но, во-первых, это было фиксацией живой человеческой деятельности, закреплением реального материала фронтовой жизни, во-вторых, здесь не нужно было шутить во что бы то ни стало, а просто и достоверно излагать на бумаге суть дела, и, наконец, мы все знали, как ценили сами герои эти очерки, делавшие их подвиги известными всему фронту, заносившие их как бы в некую летопись войны». 

«Если шёл в подразделение, то надолго…»

«…Мне хочется напомнить об одной особенности характера Александра Твардовского. Если на войне некоторые писатели и журналисты из фронтовых или центральных газет любили наведываться к высшему комсоставу, а потом в своих повествованиях до мельчайших подробностей рассказывать об этих встречах, то Трифонович не только не искал этих встреч, но даже уклонялся от них, если не сказать более - не любил. Он не так уж часто посещал передний край на войне, но уж если шёл в подразделение, то надолго, жил с солдатами, вместе с ними ел кашу, пил водку, пел солдатские песни».

Леонид Кудреватых, «Встречи с Твардовским». Журнал «Москва» № 12, 1974 год. 

«Кёнигсберг»

«Дощечки с надписями: "Проезда нет" и "Дорога обстреливается" - ещё не убраны, а только отвалены в сторону.

Но очевидным опровержением этих надписей, ещё вчера имевших полную силу, уже стала сама дорога. Тесно забитая машинами, подводами, встречными колоннами пленных немцев и возвращающихся из немецкой неволи людей, она дышит густой, сухой пылью от необычного для неё движения.

Липовые аллеи, прореженные и иссечённые артиллерией, всевозможное полузаваленное и вовсе заваленное траншейное рытье, воронки, нагромождения развалин - привычная картина ближних подступов к рубежам, за которые противник держался с особым упорством.

И на повороте свежая, не тронутая ещё ни одним дождем, не обветренная дощечка указателя: "В город".

В город-крепость, в главный город Восточной Пруссии, в её столицу - Кёнигсберг…

…Но город, там и сям горящий, там и сям роняющий с шумом, треском и грохотом сдвинутую огнём стену, там и сям содрогающийся от взрывов, - чужой и враждебный город. Он таит ещё в теснинах своих развалин и уцелевших стен, в подвалах и на чердаках злобные души, способные на всё в отчаянии поражения.

Группа бойцов-автоматчиков полубегом в тесноте уличного движения пробирается к переулку, где из окошек-амбразур полуподвала в безумном упорстве, возможно, не знающие о полном поражении, немцы ещё ведут пулемётный и винтовочный огонь.

Угомонить их снаружи оказывается довольно трудно с помощью одного только пехотного оружия. Тогда с истинно русской щедростью на них отпускается три-четыре снаряда танковой пушки - по числу окошек».

А. Твардовский. «Кёнигсберг», газета «Красноармейская правда», 1945 год.

«Стихи эти продиктованы мыслью и чувством…»

Александр Трифонович Твардовский закончил войну с погонами подполковника на плечах. Был награждён орденами Отечественной войны I и II степени, орденом Красной Звезды. Победу встретил в Восточной Пруссии, куда редакция газеты вошла в составе войск 3-го Белорусского фронта. 9 мая в городке Тапиау (теперь Гвардейск Калининградской области) он за один день написал последнюю главу «Василия Тёркина».

У Твардовского о войне много строк, берущих за душу.

Всех, кого взяла война,

Каждого солдата

Проводила хоть одна

Женщина когда-то...

В 1946-м Твардовский написал пронзительное стихотворение «Я убит подо Ржевом»:

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налёте.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,-

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна ни покрышки.

И во всём этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастёрки моей…

«Стихи эти продиктованы мыслью и чувством, которые на протяжении всей войны более всего заполняли душу, - объяснял поэт. - Обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвения, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе…»

…За пять лет до смерти, в 1966 году, лауреат четырёх Государственных премий, ещё не обиженный властью за правдоискательство главный редактор журнала «Новый мир» (считал, что в нашей страшной и великой истории не должно быть вырванных страниц, и опубликовал «Один день Ивана Денисовича» Солженицына), Александр Трифонович написал стихи о том, чем жила его душа. При всём внешнем благополучии жизни «литературного генерала», душа поэта болела:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они - кто старше, кто моложе -

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, -

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...