Тайная жизнь полковника Гаврилова

Уроки французского

О том периоде своей жизни Гаврилов рассуждает так: «Добывал необходимую стране информацию. При этом, отметьте, никого никогда не убивал. А разведкой занимаются абсолютно все страны, включая и те, которые особенно громко критикуют Россию за такую деятельность».

Это взгляд на свою не слишком распространённую и абсолютно непубличную специальность с высоты опыта и прожитых лет - недавно Лев Алексеевич отметил 90-летие. Но несмотря на весьма почтенный возраст, он по-прежнему преподаёт французский язык в Военном университете Минобороны, занимается спортом и активно путешествует по миру. Правда, уже без особого задания, а в своё удовольствие.

В разведку Гаврилов пришёл в далёком 1953 году, когда в результате двух мировых войн мир разделился на два военно-политических блока, обладающих ядерным оружием. Это была эпоха холодной войны, и роль спецслужб в ней была огромной, а профессия разведчика, благодаря шпионским романам и кинематографу, популярной и где-то даже романтической. Поэтому когда Льва Алексеевича, уже выпускника МГИМО, пригласили стать «бойцом невидимого фронта», он сразу же согласился. Но узнав, что его прочат не просто в разведчики, а в нелегалы, немало удивился. Поскольку даже близко не был похож ни на одного персонажа из шпионских блокбастеров, да и особых спортивных успехов не имел. Правда, пел в институтском хоре.

Но кураторов неджейбондовская внешность Гаврилова нисколько не смутила. Учёба на разведчика-нелегала проходила на конспиративной квартире в добротном сталинском доме, недалеко от центра Москвы. Учили всему, что может пригодиться за кордоном: от иностранного языка до радиодела и тайнописи. Кстати, первым иностранным языком в институте у Гаврилова был французский, но теперь преподаватель учил Льва Алексеевича говорить так, как общаются настоящие французы, учитывая не только лексику, произношение и интонацию, но даже мимику и жесты.

Особенно трудно было избавиться от акцента, который носители языка сразу услышат (кстати, у легендарного Николая Кузнецова, с юных лет усвоившего чужой язык, было образцовое немецкое произношение - преподаватели попались достойные). Как говорил конферансье из «Необыкновенного концерта», «француза мы узнаём по прононсу». В первую очередь потому, что французский изобилует звуками, совершенно несвойственными «великому и могучему», и мало кому удаётся овладеть настоящим французским произношением, если с детства не общался с носителями языка.

Кроме того, надо было получить представление о загранице вообще и о крупном западноевропейском городе в частности. Но советская столица начала 1950-х мало отвечала западным стандартам того времени, поэтому двадцатитрёхлетнего Льва Гаврилова на неделю командировали в Прагу - чтобы посмотрел, как ведут себя зарубежные горожане, как одеваются, общаются, отдыхают и веселятся. Но этого, по всей видимости, оказалось недостаточно.

Поезд идёт на запад

Итак, первая служебная командировка за «железный занавес» в качестве нелегала - чужая биография, французский паспорт на чужую фамилию и секретное задание, которое предстояло выполнить. Уже в поезде, идущем в Австрию, контролер, проверявший билеты, в решительной форме предложил Льву Алексеевичу проследовать за ним. Гаврилов спросил на французском, в чём дело. Контролёр строго ответил что-то на немецком, но этого языка Лев Алексеевич не знал. Понятно было одно: работник железнодорожного транспорта собирается отвести его куда-то и при этом настроен весьма агрессивно.

Допуская худшее, Лев Алексеевич размышлял как быть: «Неужто засыпался? Даже до места назначения не доехал…» А контролёр настойчиво требовал, следовать за ним, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы сидевший неподалёку пассажир на ломаном французском не объяснил Гаврилову, что в его билете указан 2-й класс, а он сел в 1-й, и его просто хотят препроводить в соответствующий вагон. Всего-то…

Но это был далеко не единственный курьёз из жизни начинающего разведчика-нелегала. Уже в Париже Гаврилов снял комнату в историческом центре города. И всё бы хорошо, но уже вечером прямо под его жильём раздались душераздирающие крики. Оказалось, внизу располагался комиссариат полиции, в котором допросы задержанных проводили с особенным энтузиазмом, особенно по ночам. Поначалу Лев Алексеевич расстроился, но потом решил, что жить под прикрытием полиции не так уж плохо. Однако в Москве от такого соседства пришли в ужас и приказали Гаврилову от греха подальше сменить адрес.

Первое время Лев Алексеевич ежедневно гулял пешком по Парижу, стараясь получше изучить его и запомнить. Прежде всего его интересовало, как побыстрее добраться до нужных мест. Выяснял, где легче уйти от слежки и, что ещё важнее, обнаружить её. «Если заметил за собой "хвост", - рассказывает Лев Алексеевич, - не обязательно сразу и любой ценой от него отрываться. Главное, видеть его. Пусть походят за тобой, посмотрят и убедятся, что ты добропорядочный гражданин, не замышляющий ничего противозаконного».

А вот как вести себя при задержании и разоблачении, он не знал. Ещё на этапе обучения ему хотелось задать этот вопрос начальству, но всё не решался и ждал, когда скажут сами. Однако никто ничего не сказал, и тогда Лев Алексеевич понял, что универсального ответа на этот счёт не существует...

Железные нервы

Поначалу Лев Алексеевич жил в Европе с французским загранпаспортом, выданным консульством Франции в одной из стран советского блока. Но срок действия документа подходил к концу, и новый паспорт следовало получить уже на Западе: такой вызывал больше доверия за «железным занавесом». С этой целью Гаврилов на время перебрался в Италию.

Процедура выдачи паспорта во французском консульстве в Риме занимала три месяца, и, чтобы был повод для столь длительного пребывания в стране, Лев Алексеевич поступил в так называемый университет для иностранцев, в котором выходцы из разных стран изучали итальянский язык.

Располагался университет в Перудже, где Гаврилов снял комнату в частном доме, принадлежавшем итальянской семье. Там же снимал комнату и американец Фрэд, студент того же университета.

Обедали за одним столом с хозяевами, при этом ничего не подозревавший глава семейства время от времени делился с постояльцами воспоминаниями о «загадочных русских», с которыми близко познакомился под Сталинградом, воюя на стороне Германии. «Удивительный народ! - восклицал он. - В каждой избе лежат шахматы! Представляете?Интеллектуальная нация! А вот мальчишки там вредные. Почти все они были партизанами, и с ними приходилось держать ухо востро!»

Но, несмотря на разговоры запросто, Льву Алексеевичу приходилось работать что называется по специальности - регулярно отправлять в Москву разведдонесения. Шифровки составлял в своей комнате, при этом запирать дверь было не с руки - чтобы не заподозрили в чём-то предосудительном. И вот однажды, когда Гаврилов готовил очередное донесение, к нему зашёл Фрэд. Прятать писанину было поздно и подозрительно, поэтому Лев Алексеевич не сделал ни одного лишнего движения. А Фрэд, увидев столбики цифр, усмехнулся:

- Подсчитываешь расходы?

- Да, выкраиваю на путешествия, - ответил Лев Алексеевич, продолжая шифровать текст.

И такое объяснение не вызвало у американца ни малейшего подозрения. А Гаврилов ещё раз убедился, что нелегалу нужны железные нервы.

«Мерси», «спасибо» и случай в аэропорту

Через три месяца Гаврилов выправил новый французский загранпаспорт и успешно сдал выпускной экзамен в университете, получив по итальянскому языку 27 баллов из 30 возможных. Теперь, для надежной легенды, надо было отучиться ещё и во французском вузе, но перед этим требовалось получить степень бакалавра, которую присваивали после экзамена в Парижском университете, а готовиться следовало в лицее или в частной школе. Поскольку для лицея Лев Алексеевич был уже староват, он решил поступить в так называемый Институт Ампера, готовивший инженеров-электриков. Там ему не понравилось: заведение выглядело более чем скромно, практические занятия проходили в неприглядном подвале, да и преподавание было не на высоте. Но возникали и другие проблемы.

Ещё в Москве Льва Алексеевича предупредили, что его произношение может показаться французам странным. Так и получилось: однокурсники-парижане стали интересоваться, откуда у него такой акцент. Лев Алексеевич обычно ссылался на многолетнюю жизнь за пределами Франции, в другой языковой среде. И только потом он узнал, что это не объяснение, поскольку продолжительное общение на чужом языке не приводит к появлению акцента в родной речи…

Но тогда, во время нелегальной работы во Франции, ему верили. А акцент со временем исчез. Однако произошёл другой казус. В молодые годы Гаврилов настолько крепко спал, что порой не слышал звон будильника. Приходилось просить кого-то разбудить. И вот однажды квартирная хозяйка, как её и просили, постучала утром в дверь, а Гаврилов спросонья вместо «мерси» крикнул ей по-русски «спасибо». К счастью, женщина не знала русского языка или просто не обратила внимание на незнакомое слово.

Впрочем, это ещё не самый драматический эпизод из закордонной жизни разведчика-нелегала Гаврилова. Как-то в венском аэропорту, проходя паспортный контроль, Лев Алексеевич заметил своего однокашника по МГИМО, который радостно замахал руками и заорал на весь зал: «Лёва, салют!» Однако в паспорте «Лёвы», лежавшем в тот момент перед пограничником, значилось совсем другое имя, да и паспорт был не советский, а французский.

Не обращая внимания на орущего сокурсника, Лев Алексеевич забрал свой паспорт и с каменным лицом попытался покинуть аэропорт. Не тут-то было: с криком «Лёва, какими судьбами?» приятель кинулся к Гаврилову и заключил его в объятия. И тогда окончательно вышедший из себя Лев Алексеевич так послал его шёпотом, что однокурсник остолбенел: «Лёва, в чём дело?» Ответа, естественно, не последовало. Выскочив из здания аэропорта, Лев Алексеевич прыгнул в ближайший автобус и очень обрадовался, когда двери за ним закрылись и машина тронулась с места.

В «Институте Ампера» Лев Алексеевич приобрёл полезные знакомства, пригодившиеся ему позднее, но учиться он предпочёл в частной школе, где преподавали высококвалифицированные специалисты, совмещавшие педагогическую деятельность с работой в так называемом центре Саклэ - сердце французских ядерных исследований. Тут надо понимать, что развединформация собирается порой по крупицам. Например, в один из студенческих отпусков Лев Алексеевич устроился работать на почте. Обязанности были самые простые - сортировка писем. Но это позволяло изучать адреса отправителей, и однажды Гаврилов установил, что через его руки проходит корреспонденция компании АМХ, разработчика танков АМХ-30 и «Леклерк»…

Так, не «отрываясь от производства», нелегал Гаврилов закончил Парижский университет, а став бакалавром математики, поступил в Гренобльский университет на факультет математики, физики и химии. Пришлось поучиться ещё и в Бельгии - в учебном заведении вроде нашего техникума, где в практических целях Лев Алексеевич осваивал радиодело. Именно там он услышал от преподавателя: «Сенсация, господа! Русские запустили в космос спутник!»

Это было 4 октября 1957 года. Но публично демонстрировать гордость за свою страну нелегалу было не положено. Даже опасно.

Его предали

…Всё шло прекрасно, однако вскоре Лев Алексеевич стал ощущать беспокойство, вызванное следующими одно за другим необычными происшествиями. Однажды на улице к нему подошёл незнакомец и поинтересовался, не учились ли они вместе в Нанси. По легенде Лев Алексеевич именно там и учился, но ведь то по легенде… В другой раз, когда он прибыл по делам в Бельгию, на границе у него сняли отпечатки пальцев, чего до этого никогда не случалось. Чуть позже Гаврилов узнал, что его разыскивают какие-то непонятные родственники, приехавшие из страны, где опять-таки по легенде Лев Алексеевич жил до переезда во Францию. А потом приятель, с которым он ехал домой, неожиданно остановился в небольшом городке и куда-то удалился. Это выглядело подозрительно: так обычно делают, если хотят кому-то показать человека, попавшего под подозрение.

С приятелем Гаврилов больше не встречался, а вскоре и вовсе покинул Францию, предварительно оповестив знакомых о своём отъезде к невесте в Италию. После чего самолётом добрался до Люксембурга, получил там нужные инструкции и вылетел в Голландию, а оттуда - в Швецию, где сел на теплоход до Финляндии. Теперь до СССР было рукой подать.

Впрочем, и на заслуженном отдыхе не обошлось без приключений. Друг Льва Алексеевича, директор музея-усадьбы Льва Толстого, пригласил его с женой и тёщей погостить в Ясной Поляне. Разместили гостей на территории усадьбы - в Доме Волконского, на втором этаже. И буквально на следующий день на первом этаже послышалась прекрасная французская речь. Выяснилось, что в музей прибыл военный атташе посольства Франции в СССР в сопровождении дочери и переводчицы. И тут тёща, по-видимому, войдя в образ княгини Волконской, потребовала, чтобы Гаврилов, куртуазно изъясняющийся по-французски, познакомил её с дипломатом из Парижа.

Безусловно, тёща была не в курсе, что её зять разведчик-нелегал, работающий именно во Франции, а военный атташе любой страны - обычно профессиональный разведчик, светиться перед которым Льву Алексеевичу было никак нельзя. Поэтому она на весь отпуск смертельно обиделась на зятя, отказавшегося говорить на языке Вольтера.

А вскоре Льву Алексеевичу вновь пришлось отправиться за границу. Но эта командировка вышла недолгой - имя Гаврилова оказалось в числе тех советских разведчиков, которых выдал предатель Пеньковский.

Пришлось вернуться на родину и заняться научно-педагогической деятельностью. Впрочем, эта часть жизни полковника в отставке Льва Гаврилова вся на виду, никаких секретов. А вот некоторые подробности прежней до сих разглашению не подлежат.