«Моя разведывательная работа в Китае и в Японии носила совершенно новый, оригинальный и к тому же творческий характер»
Величайший разведчик современности Рихард Зорге родился 125 лет назад в посёлке Сабунчи Бакинской губернии Российской империи в семье немецкого инженера. Ни один разведчик в мире не удостаивался такой посмертной славы. О нём написаны книги, защищены диссертации, сняты документальные и художественные фильмы, поставлены спектакли, сложены поэмы. В его честь названы улицы, школы, корабли, установлены памятники. Почему же и сегодня дела его и подвиги вызывают столько споров, неоднозначных мнений и заключений?
«Рихард Зорге… обладал всеми качествами великого человека»
Восемь лет резидентура «Рамзай» работала в Японии. И вот как её деятельность оценила разведка США. Я неспроста ссылаюсь на мнение экспертов из-за океана. Ведь именно они первыми завладели следственными делами о деятельности резидентуры «Рамзай», в их руках находились японские полицейские, работавшие с арестованными, они продолжали поиск выживших сотрудников Зорге.
Чарльз Уиллоугби, начальник разведки командующего американскими войсками на Дальнем Востоке генерала Дугласа Макартура, ознакомившись с этими документами, был поражён талантом и высочайшим профессионализмом разведчиков. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным. Следственные дела «Рамзая» оказались ценнейшим материалом для разведслужб США. Роясь в делах Зорге, генерал Уиллоугби прочёл удивительно точные слова, написанные самим Зорге в тюрьме Сугамо: «…Моя разведывательная работа в Китае и в Японии носила совершенно новый, оригинальный и к тому же творческий характер».
Генерал срочно самолётом отправил все материалы по резидентуре «Рамзай» в Америку. Он так же написал доклад, в котором проанализировал опыт работы советских разведчиков. Доклад был направлен в Вашингтон с рекомендациями использовать его для изучения в военных училищах США.
В 1948 году группа экспертов Пентагона на протяжении полугода работала с документами резидентуры «Рамзай». В феврале 1949 года она опубликовала меморандум, в котором говорилось: «Мощная организация советских разведчиков была раскрыта в Японии как раз перед нападением на Пёрл-Харбор. Вероятно, никогда в истории не существовало столь смелой и столь успешной организации… В течение восьми напряжённых лет дерзкая и искусная группа разведчиков работала в Японии на свою духовную родину - Советскую Россию».
Генерал Дуглас Макартур отмечал: «Рихард Зорге… обладал всеми качествами великого человека - силой духа, даром остроумно оценивать события, смелостью, соединённой с осторожностью и непоколебимой решимостью».
Вот такие восторженные оценки. Впрочем, в последующие годы, когда стало известно о группе «Рамзай», столь же высоко деятельность Рихарда Зорге и его соратников оценили в Германии, Японии, Англии и в других странах.
«Что там несёт ваш Рамзай?»
Как правило, главной заслугой резидентуры «Рамзай» считают сообщение Зорге, отправленное в Центр 15 сентября 1941 года. Это действительно была историческая шифрограмма. «Война Японии против Советского Союза до весны 1942 года, повторяю, до весны тысяча девятьсот сорок второго года - исключена», - твёрдо и уверенно писал резидент.
Когда война СССР с Германией стала реальностью, Центр всё больше беспокоила позиция Японии. Воинственная риторика японских руководителей заставляла склоняться к мысли о том, что Страна восходящего солнца развяжет агрессию. Как заявил Председатель Тайного Совета генерал Кадо Хара: «Война между Японией и Советским Союзом, действительно, является историческим шансом Японии… Советский Союз должен быть уничтожен…»
Правда в руководстве Японии в этом вопросе не было единства.
«Рамзай» был опытным разведчиком и прекрасно понимал: Москва вскоре поставит перед ним главный вопрос: нападёт ли Япония на Советский Союз? Если нападёт, то когда? Это было поистине сверхзадача для Зорге.
Сложность состояла в том, что и в июне, и в июле этого никто не знал. Сама Япония не определилась в направлении нанесения удара и времени начала агрессии.
И что бы там ни говорили, доверял ли Сталин Зорге, не доверял, но он с надеждой и тревогой спрашивал начальника Разведуправления: «Ну что сообщает ваш немец?» А «немец» сообщал важную информацию, но ему вновь не верили.
Зорге, как блестящий аналитик, раньше других по отдельным, едва уловимым признакам, точно определил, что провал немецкого блиц-крига в России становится для японцев сдерживающим фактором. Он уловил тенденцию, пусть пока и незначительную, к перенесению сроков нападения на СССР на весну 1942 года.
Уже в середине августа он осторожно поделился с Центром своими догадками. Однако из Москвы тут же последовал грубый окрик. Попало заодно и военному атташе в Японии полковнику Ивану Гущенко: «Что там несёт ваш Рамзай? Откуда он взял, что японцы откажутся от нападения?»
У Центра в очередной раз словно отшибло память. Там напрочь забыли сколько сообщений Зорге оказались точны и правдивы, даже если они в корне не совпадали с мнением руководства. Информация «Рамзая» практически всегда подтверждалась жизнью.
Так было в 1935 году, когда он задолго до свершившегося факта сообщил в Москву о подготовке к заключению «антикоминтерновского пакта», инициаторами которого стали Германия и Япония.
После поездки по городам Китая, глубокого анализа агрессивной политики Японии, «Рамзай» сделал вывод о неизбежности большой войны между этими двумя странами. В Центре такой вывод был воспринят неоднозначно. Ведь между Китаем и Японией с 1931 года происходили периодические боевые столкновения. Однако Зорге считал, что скоро разразится полномасштабная война. Так и случилось. Произошло это в июне 1937 года.
В июне 1940 года Рихард Зорге точно определил момент когда гитлеровское командование перенесет своё внимание на Восток, на Советский Союз. Дальнейшая работа «Рамзая» была направлена на укрепление веры Центра в неизбежность начала немецкой агрессии против СССР. Заключительным аккордом явилось сообщение от 20 июня 1941 года: «Германский посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и СССР неизбежна».
Я коротко перечислил сейчас лишь некоторые сообщения особой, государственной важности стратегического порядка, а ведь были ещё материалы политического, военного, военно-экономического характера.
Могли ли мы спасти Зорге?
А как же мы? О «Рамзае» советские руководители, в отличии от американцев, узнали не в сорок пятом. Тогда возникает вполне закономерный, но очень болезненный вопрос: Зорге могли спасти?
Чтобы ответить на него, сошлюсь на авторитет генерал-майора Михаила Иванова. Исследователей деятельности Зорге как у нас в стране, так и за рубежом огромное количество. Но Михаил Иванович, как бы это выразиться поточнее, был исследователем особым. Заочно он познакомился с работой резидентуры «Рамзай» ещё в 1940 году, когда после окончания академии им. М.В. Фрунзе был назначен в Разведуправление на должность помощника начальника отделения восточного отдела. В ведении капитана Иванова были семьи разведчиков, работавших за рубежом, в том числе и Екатерина Максимова, жена Рихарда Зорге. Он занимался так же переводом телеграмм, писем резидента.
В январе 1941 года его направили для работы в Японию. В последующем ему предстояло принять на связь группу «Рамзай». Но судьба распорядилась по-иному. Иванов возвратится домой в 1946 году. В начале 1950-х его вновь направят в Японию. В 1960 году Михаил Иванович уедет в свою третью командировку в Страну восходящего солнца. Все эти годы он будет заниматься изучением деятельности «Рамзая».
Итак, могли ли мы спасти Зорге? На этот вопрос Михаил Иванович всегда отвечал однозначно: могли. Кстати, за свою твёрдую позицию у генерала было немало неприятностей.
«6 ноября 1944 года - торжественный приём в советском посольстве в Токио по случаю 27-й годовщины Великого Октября, - вспоминал Иванов. - Впервые за все годы войны посольство посетил министр иностранных дел Японии Мамору Сигэмицу. Он говорил о положении на фронтах, подчёркивал дружественные отношения между СССР и Японией, сохранивших нейтралитет на протяжении всех тяжёлых лет войны. Он даже распространялся о каких-то особых симпатиях к людям России, их стойкости и способности сопротивляться невзгодам.
Мы чувствовали, что он ждал инициативы с нашей стороны. Возможно, скажи посол Малик или автор этих грустных строк о Зорге и появилась бы надежда. Но на любую инициативу каждый из нас мог пойти с письменного разрешения Центра. Ни я, ни посол таких указаний не имели.
Сегэмицу озадаченно потоптался и раскланялся. А на следующее утро - 7 ноября 1944 года - Зорге был казнён в тюрьме Сугамо».
Стало быть, могли спасти или хотя бы попытаться уберечь от смерти своего самого ценного резидента. Да, могли. Но не сделали этого.
Почему? Скажу сразу, на этот вопрос однозначного и бесспорного ответа нет. На него, видимо, мог бы ответить товарищ Сталин, или, например, Молотов, но при жизни об этом их как-то не успели спросить. А жаль. Потому попытаемся найти ответ сами. Насколько это возможно через семь с половиной десятилетий.
Холодная реакция Молотова
Для этого нам надо вернуться в 1930-1940 годы, чтобы разобраться, почему руководители советского государства, как, впрочем, и самой военной разведки не горели желанием бороться за Зорге.
Первое, что приходит на ум, - порядком заезженная идея о том, что Сталин не доверял «Рамзаю» и считал его двойным агентом. Действительно, «вождю народов» не нравилось поведение Зорге за границей. Как-то не вписывалось оно в моральный облик коммуниста.
Рихард любил выпить. Всегда был душой компании. Его обожали женщины и, надо прямо сказать, он не чурался их внимания. Всё это, конечно, доходило до ушей руководства. И вот уже рождается в недрах Разведуправления служебная записка генерала Константина Колганова, где «Рамзая» обвиняют в «пренебрежении конспирацией и в излишне разгульном поведении». А выбив из разведчика Михаила Сироткина признание, что он якобы в 1938 году сдал резидентуру Зорге японцам, делается вывод: «Рамзай» - перевербованный шпион.
Подливает в огонь недоверия свою порцию и зорко следящий за врагами государства НКВД. В декабре 1940 года начальник Первого управления НКВД старший майор госбезопасности Павел Фитин сообщает в Разведуправление: «По нашим данным немецкий журналист Рихард Зорге является одновременно немецким и японским шпионом. По этой причине он будет арестован при пересечении границы СССР…»
В Разведуправлении существовали разные мнения относительно работы «Рамзая». Сотрудники Сергей Будкевич, Александр Рогов лично знавшие Зорге говорили о нём, как о человеке преданном, глубоко порядочном, в высшей степени профессиональном. Однако были и другие мнения. Не доверяли «Рамзаю» начальник политотдела Разведуправления бригадный комиссар Иван Ильичёв и прибывший вскоре на смену Проскурову генерал-лейтенант Филипп Голиков.
С одной стороны, Зорге, многие годы работая в Китае, потом в Японии, давал ценную информацию, с другой - находились клеветники наподобие Якова Бронина (Лихтенштейна), которые строчили в Центр докладные о якобы, недостойном поведении Зорге, его высказываниях в адрес Коминтерна, Сталина и ВКП(б). Правда, через 30 лет тот же Бронин, под псевдонимом Я. Горев, напишет книгу о Рихарде Зорге, захлебываясь в похвалах и давая совсем иные оценки деятельности разведчика.
Весьма показательным является доклад И. Сталину исполняющего обязанности начальника Разведывательного управления майора государственной безопасности Семёна Гендина в 1937 году. Он точно отражает настроения руководства и некоторых сотрудников военной разведки по отношению к Зорге. «Представляю донесение нашего источника, - пишет Гендин, - близкого к немецким кругам в Токио». И тут же следует примечание: «источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания».
Вот такая интересная формулировка. Но она говорит о многом. Зачем, собственно, спасать этого гуляку, бабника, да ещё и «двойного агента». Тем более что он сделал своё дело.
Справедливости ради надо сказать, резидентура военной разведки в Токио не забыла о Зорге. Разведчики уговорили посла СССР в Японии Якова Малика, который в конце 1943 года был приглашён в Москву для получения награды, обратиться к наркому иностранных дел СССР Вячеславу Молотову с просьбой о содействии в освобождении «Рамзая». Малик работал в Японии уже несколько лет, хорошо знал Зорге и охотно согласился переговорить с Молотовым. «Но, - как рассказывал генерал Иванов, - просьба посла вызвала холодную реакцию Молотова. Он перевёл разговор на другую тему».
«Работал на свою духовную родину - Советскую Россию»
Конечно же никаким «двойным агентом» Зорге не был. Он был убеждённым коммунистом и долгие годы, сначала в Шанхае, а потом и в Токио, честно и преданно (как верно подметили американцы) «работал на свою духовную родину - Советскую Россию».
Да он вёл «разгульный» и во многом аморальный, с точки зрения советских руководителей, образ жизни. Зато ни у кого, подчёркиваю, ни у кого, ни у врагов, ни у друзей не возникло ни грана сомнения, что Зорге - талантливый журналист, глубокий аналитик, преданный член НСДАП. «Крыша», как говорят разведчики, у Зорге была «железная». А не об этом ли мечтает каждый разведчик?
Да он был советником немецкого посла Отта. Помогал готовить ему аналитические материалы для Берлина. Но таким образом, Рихард получил доступ к документам государственной важности. Кстати, на «дружбу» с послом он имел добро Центра.
Итак, Зорге не спасли. Но самое прискорбное, что и после казни продолжалось то самое «холодное» отношение к «Рамзаю».
«Трагическая история Зорге и его соратников, - вспоминал Михаил Иванов, - естественно возникла в связи с работой Токийского трибунала над главными японскими военными преступниками. Мы не раз обращались к членам советской делегации, прибывшим из Москвы, с вопросом: будут ли наказаны убийцы Зорге?»
Прокурор Есикава и следователь Накамура поспешили обратиться к американцам с просьбой защитить их от посягательств японских коммунистов и советских заинтересованных лиц. Но они зря беспокоились. Никакой реакции со стороны СССР не последовало. По свидетельству посланника С. Голунского, Молотов не рекомендовал в ходе следствия и заседаний Трибунала поднимать вопрос о деятельности организации Зорге.
«Что делать русскому человеку, если Родина стреляет в спину?» - тяжко висит над советской историей риторический вопрос писателя Леонида Леонова».
Остаётся только с горечью добавить, что линия на «непризнание» Зорге продолжалась почти двадцать лет после окончания войны. Тот же генерал Иванов, который ещё дважды работал в Японии, признавался, что они «опасались не только посещать могилу Зорге, но даже произносить слова благодарности в память о нём».
«Первому разведчику Рихарду Зорге от первого космонавта Юрия Гагарина»
Перелом наступил только в 1964 году. Зорге, наконец, признали советским разведчиком и сняли гриф секретности с его имени. Как случилось это поистине историческое событие? На сей счёт существует несколько версий.
Первая из них, «гагаринская». Когда первый космонавт посетил Японию в 1962 году местные журналисты задали вопрос о Рихарде Зорге. Успешно отвечавший на все вопросы Юрий Алексеевич впервые оказался в сложном положении: он ничего не знал о Зорге.
Военные разведчики, работавшие под крышей посольства в Токио, рассказали Гагарину о подвиге «Рамзая» и его группы. Космонавт предложил заказать венок и возложить его на могилу Зорге. На ленте попросил написать: «Первому разведчику Рихарду Зорге от первого космонавта Юрия Гагарина».
Но сотрудники посольства и резидентуры стали отговаривать его от поспешных действий. Гагарин обозвал их трусами и пообещал по возвращению в Москву доложить обо всем Хрущёву. Известно, что Юрий Алексеевич слов на ветер не бросал.
Вторая версия - «киношная». Суть её состоит в том, что Никите Хрущёву показали уже достаточно известный за рубежом кинофильм Ива Чампи: «Кто вы, доктор Зорге». Никита Сергеевич впечатлился. Якобы он даже задался вопросом: «А разумно ли мы поступаем, что открещиваемся от такого выдающегося разведчика?» Так ли было, не так, но в СССР наконец приняли решение рассказать советскому народу, кто такой Зорге, признать его заслуги и присвоить разведчику высокое звание Героя Советского Союза. Так началось настоящее «возрождение» Рихарда Зорге.