Одну информационную войну мы уже выиграли. Но это была война с Наполеоном. В позапрошлом веке

«Четыре газеты смогут принести врагу больше зла, чем стотысячная армия», - утверждал Наполеон. Двести лет назад штык впервые приравняли к перу. В этом противостоянии российские императорские пропагандисты выступили поначалу в роли прилежных учеников. Ведь именно Бонапарт, изрекший, что «для управления печатью нужны хлыст и шпоры», разработал классические принципы психологической войны, использующиеся и поныне. Тем не менее император французов уступил русским в войне информационных бюллетеней.

Сапоги в океане

«Россия не избегнет судьбы своей. Вперёд! Перейдём через Неман, внесём оружие в пределы России» - с такими словами обратился Наполеон к Великой армии 10 июля 1812 года, почти сразу после вторжения. Этот призыв мог бы звучать как демагогия, если бы не многолетняя пропагандистская кампания, предшествовавшая агрессии.

Среди французов загодя формировалось представление о Российской империи как о «прирождённом, историческом агрессоре», а о россиянах - как о варварах, «которые заполнят Италию, Испанию и Францию, часть жителей они истребят, другую уведут в неволю для заселения сибирских пустынь…» По логике Наполеона, Великая армия, нападая на Россию, вершила правое дело: наносила упреждающий удар, спасала Европу от «русского колосса и его орд».

Для продвижения этой концепции при французском МИД было создано спецподразделение, состоявшее из... историков. Его руководитель Шарль-Луи Лезюр по распоряжению Наполеона выпустил весной 1812 года объёмистый фолиант «О возрастании русского могущества с самого его начала и до XIX столетия». По сути этот претенциозный труд представлял собой пересказ так называемого завещания Петра Великого. Заметки эти якобы являлись копией документа, выкраденного в 1757 году у «дщери Петровой» - императрицы Елизаветы. Шкатулку с бумагами якобы лично доставил в Париж шевалье д'Эон де Бомон - французский авантюрист, трансвестит и по совместительству шпион короля Людовика XV.

В преамбуле к книге утверждалось, что документ пролежал полвека под сукном, чтобы наконец-то пролить свет на «загадочный русский характер». Лезюр широкими мазками набросал программу завоевания мира. Фраза Владимира Жириновского: «Русский солдат ещё будет мыть свои сапоги в Индийском океане!» - не что иное, как выжимка из этой политизированной абракадабры. Утверждалось, будто Пётр Великий завещал преемникам вести непрерывные войны, воспитывая народ в агрессивном духе. Геополитической целью «русской экспансии» должно было стать завоевание Европы и Азии. В первую очередь - Индии. Отсюда и сапоги в океане… Для того же, чтобы Россия сделалась властелином мира, её дипломатия должна заключать выгодные только ей союзы. С Англией против Германии, с Австрией против Турции…

Мнение историков однозначно: «Завещание Петра Великого» было сработано по заказу Наполеона французскими спецпропагандистами. Сам Бонапарт принимал участие в его редактировании. Любопытно, что через полтора столетия без малого фальшивое «Завещание» пригодилось нацистскому самозванному доктору Геббельсу, представлявшему Советский Союз агрессором по отношению к немцам.

«Свободный французский народ, уважаемый всем светом, принесёт Европе достойный мир», - заявлял Бонапарт в одном из своих первых манифестов. Будущий император был не только успешным полководцем, но и бойким журналистом и энергичным издателем. Именно Наполеон, позакрывавший большинство изданий и оставивший в Париже лишь те самые пресловутые четыре газеты - Le Moniteur (Монитор), Le journal de L'Empire (Газета империи), La gazette de France (Французская газета) и Le journal de Paris (Парижская газета), - создал практикуемую порой и по сей день на Западе систему управления прессой.

Принципы её просты, как штык: дозировать информацию, плохие новости не сообщать, а про врага - исключительно негатив, врага надо только ненавидеть… Не случайно Клеменс фон Меттерних, австрийский канцлер, напишет: «Для Наполеона пресса стоит трёхсоттысячной армии».

Начиная войну, Бонапарт, как это ни парадоксально, громче всего кричал о мире. Главной официальной идеей Великой армии, наподобие сегодняшнего НАТО составленной из контингентов самых разных совсем ещё недавно независимых государств, было «установление долгожданного мира в Европе». Тезис этот не лишён логики. Ведь европейские страны так давно и беспрерывно воевали между собой, что идея создания единой армии, гаранта мира на континенте, не могла не привлекать народы. В общем, как шутили в советское время, комментируя рост военного бюджета в СССР: «Ради установления всеобщего мира на Земле камня на камне не оставим».

С первого дня после перехода российской границы для солдат и офицеров начали выпускать печатаемые в походных типографиях официальные бюллетени. Автором был сам Наполеон, который порой с поля боя диктовал «агитки» своим помощникам и секретарям. Помимо отправки в Великую армию, бюллетени отсылались эстафетами в Париж, где отфильтрованные самим же императором новости перепечатывались в газетах. Цензура была настолько жёсткой, что доходило до печальных казусов.

Например, когда союзники заняли Париж, они с удивлением узнали, что французы и понятия не имели об исторической битве при Трафальгаре в 1805 году, в которой британский адмирал Нельсон разгромил франко-испанский флот. Или ещё, забегая вперёд: не дождавшись окончания битвы при Ватерлоо 18 июня 1815 года, Наполеон отправил в Париж триумфальную реляцию. Правда, попасть в газеты она не успела. Через считаные часы после сообщения о «разгроме английских войск» его армия перестала существовать...

Но вернёмся в 1812-й. Всего за этот трагический для французов год было издано двадцать девять армейских бюллетеней. Несмотря на то, что тираж их в силу полевых условий был весьма ограничен, эти издания оперативно доставлялись в войсковые соединения. Там бюллетени зачитывались перед строем унтер-офицерами, капралами. Любое упоминание какой-либо воинской части воспринималось солдатами и офицерами Великой армии с неподдельным энтузиазмом.

И тем не менее поговорка «Врёт, как бюллетень» вошла в армейский лексикон и жива во французском языке по сей день. Не без причины: чем дальше от европейских рубежей уходили воины Великой армии, тем явственнее они осознавали несостоятельность информации, сработанной под диктовку Бонапарта. И важную роль в её дезавуировании сыграли усилия российского агитпропа.

На удар мы ответим ударом

«Французские солдаты!.. Не верьте больше обманчивым заверениям, будто вы сражаетесь за мир, нет, вы сражаетесь ради ненасытного честолюбия вашего повелителя… Возвращайтесь к себе или примите пока убежище в России…» - призывали листовки, которые французские гренадеры и кирасиры находили на всём пути, пока шли до Москвы. «Германцы! Вы, коих завоеватель пригнал к границам России, покиньте знамёна рабства, соберитесь под знамёнами отечества, свободы, народной чести…» - обращались русские прокламации к немцам и австрийцам, воевавшим под знамёнами объединённого Наполеоном Запада.

Подобные воззвания уже на вторую неделю войны находили у солдат итальянского корпуса Великой армии. Чуть позже - польского, испанского… Как потом признает в мемуарах Филипп де Сегюр, один из наполеоновских адъютантов, русские листовки, регулярно забрасываемые в части Великой армии казаками и партизанами, производили на солдат и офицеров Бонапарта «развращающее» действие.

По большому счёту, если бы не извилистая петербургская дипломатия, Россия была бы подготовлена к ведению контрпропаганды куда лучше французов. А так братание двух императоров - Александра и Наполеона - на плоту в Тильзите летом 1807 года спутало все карты. Адам Чарторыйский, возглавлявший министерство иностранных дел России, двумя годами ранее представил царю секретный план. Согласно ему, в Санкт-Петербурге создавалась антифранцузская газета Le Journal dе Nord (Северная газета), преобразованная впоследствии в Le Journal de St.-Petersbourg (Санкт-Петербургская газета).

Для этого из Брауншвейга выписали типографию Александра Плюшара вместе с самим этим книгоиздателем. Он и стал директором типографии Иностранной коллегии с огромным по тем временам жалованьем: 3000 рублей в год… Не молчал и Священный синод, возмущённый откровениями Наполеона типа: «Моё имя должно жить столько же, сколько имя Бога». С амвонов российских церквей зазвучали проповеди, что Наполеон и есть предтеча антихриста. Почти за полгода до вторжения Великой армии Михаил Барклай-де-Толли, военный министр, направил Александру I доклад, в котором поднимал вопрос о начале антинаполеоновской пропаганды в Европе.

«Самое благоприятное воздействие будут иметь прокламации», - убеждал императора Барклай-де-Толли, предлагавший царю воздействовать по двум направлениям: на население оккупированной французами Европы и «на дух самого русского народа». С этим весьма дискретным докладом, вероятнее всего, связан и проект постановки пропагандистской работы в армии от 16 апреля 1812 года.

Предлагалось издавать военные ведомости, чтобы «смешивать всё расчеты неприятеля» и «утверждать вообще во всех подданных Его Величества усердие к благу империи». Однако дальше благих намерений не пошло. Видимо, император на тот момент или считал военную пропаганду делом вторичным, или боялся, что чрезмерное возбуждение «духа самого русского народа» рискует оказаться неподконтрольным властям: от освободительной войны два шага до войны крестьянской, то бишь - до пугачёвщины.

Впрочем, основания для таких опасений у Александра были. С начала 1812 года в российских губерниях прогремели мощнейшие крестьянские восстания. И шпионы Наполеона доносили ему об этом. Французский историк Эдуар Дрио писал о Наполеоне: «Он думал поднять казанских татар; он приказал изучить восстание пугачёвских казаков; у него было сознание существования Украины… Поднять революцию в России - слишком серьёзное дело!»

Нечто подобное выскажет позднее и сам Наполеон, который признается, что его приближённые предлагали ему подготовить манифест к русским крестьянам, но он не пожелал «разнуздать стихию народного бунта». Не таков был император французов, чтобы провозглашать в стране скифов принципы Свободы, Равенства, Братства. Ведь если довести ситуацию до полного хаоса, то не с кем будет подписывать мирный договор.

Не разрушение России было сокровенной целью Наполеона, а примерное наказание Александра I. Correction - так звучит «наказание» по-французски. Наполеон лишь хотел произвести коррекцию политического курса России, придать ему большую антибританскую направленность, а вовсе не рушить здание русской государственности. Ограниченность этой программы и привела к бедности аргументов французского агитпропа по отношению к населению России. Весь акцент сместился у Бонапарта к воздействию на своих - на французов и Великую армию. А на этом фронте очень скоро появились опасные оппоненты.

Пиарщики из Дерпта

«Часто один печатный листок со стороны неприятеля наносит больше вреда, нежели блистательная победа может принести нам пользы», - писали Александру I в конце мая 1812 года два профессора Дерптского университета (ныне - эстонский Тарту, а в прошлом - русский Юрьев).

Писатель и журналист Андрей Кайсаров, потомок ордынского мурзы, перешедшего в XV веке на русскую службу, и декан философского факультета русский немец Фридрих Рамбах предложили царю организовать при русской армии походную типографию и издавать в ней «ведомости на двух языках, то есть на русском и немецком. Если почтётся за нужное, то можно прибавить к тому и польский язык».

И на этот раз Александра I пробило: с его одобрения Барклай-де-Толли выделил Кайсарову и Рамбаху двенадцать типографских рабочих, два печатных станка и шрифты. Плюс ещё «денег из экстраординарной суммы». А вскоре у профессоров из Дерпта нашёлся влиятельный единомышленник - Михаил Кутузов. Адъютантом полководца и начальником его канцелярии был генерал от инфантерии Паисий Кайсаров, младший брат Андрея Кайсарова. Опираясь на этот админресурс, первые русские пиарщики и развернули свою работу.

Хорошо знавшие Европу и прожившие там немало лет, Кайсаров и Рамбах отдавали себе отчёт в сильных и слабых сторонах наполеоновской пропаганды, проводя масштабную контрпропагандистскую кампанию. Листовки - их называли летучие листки - печатались на русском, немецком, французском и испанском. Газета «Россиянин» - на русском и немецком. Самая слабая часть проекта была польской, тут требовался в качестве издателя настоящий, природный поляк. И тогда император лично привлёк к работе дипломата и журналиста Михала Огиньского. Да-да, того самого, с именем которого связывают появление национального гимна «Ещё Польша не погибла», и автора знаменитого полонеза «Прощание с Родиной», первые аккорды которого пропускные автоматы играли в московском метро, когда безбилетник пытался обмануть турникет!

Команда новоиспечённых «спецпропагандистов» была поистине звёздной. Воззвания и обращения, часто в стихах, писали поэты Василий Жуковский и Александр Воейков, историки и писатели Дмитрий Ахшарумов и Александр Михайловский-Данилевский, генерал и беллетрист Иван Скобелев (дед будущего великого полководца) и поэт Фёдор Глинка… Они тесно сотрудничали с патриотическими комитетами, которые создавали в России беженцы из оккупированной Наполеоном Европы.

В сентябре под непосредственным контролем Кутузова начали выходить «Известия из армии». Это издание предназначалось для российского населения и стало важнейшим источником информации об истинном положении вещей на театре военных действий. Новости из «Известий» перепечатывались в столичных газетах, но уже после царской цензуры. С приходом Кутузова стали издавать и Nouvelles officielles de l'armee (Официальные новости из армии), там давалась информация о делах не только в России, но и на Пиренеях, где французы терпели одно поражение за другим.

Особенно активно стала действовать типография Кайсарова и Рамбаха после ухода Наполеона из Москвы. С летучими листками в руках французы и испанцы, португальцы и итальянцы, не говоря уже о германцах, сдавались тысячами. Из пятнадцати тысяч испанцев и португальцев из состава Великой армии четверть перешла осенью на русскую сторону. Уже в середине октября начали формировать из пленных немцев Российско-германский легион. Число германцев, желавших повернуть оружие против французов, было столь велико, что у русского командования даже возникли проблемы с экипировкой перебежчиков.

Вот лишь несколько строк из хроники той поры: сдались 20 батальонов пехоты Йорка и 16 эскадронов конницы Массенбаха, которые вместе насчитывали до 18 тысяч солдат и офицеров при 60 орудиях, плюс два баварских кавалерийских полка из дивизии Партонно да к тому же части, входившие в баварский корпус Вреде… Полтора миллиона рублей комитет министров России выделил на формирование Иностранного легиона из 10 тысяч сдавшихся в плен французов и итальянцев…

Активность походной типографии, издававшей под эгидой Кутузова практически бесцензурные публикации, вызывает едва скрываемое раздражение у Александра I. Не по душе царю и то, что летучие листки разносятся отрядами лёгкой кавалерии - партизанами Александра Сеславина, Адама Ожаровского, Дениса Давыдова… Не имея под рукой в столице никого, кто мог бы поставить дело правительственной военной информации, царь ревниво воспринимал успех кутузовских изданий и особенно газеты «Россиянин», где вместо слова «подданный» слишком часто употребляли понятие «гражданин». И не случайно сразу после переезда в главную квартиру императора и смерти Кутузова 16 апреля 1813 года работа походной типографии хиреет. Не прекращается, но тихо засыпает.

Андрей Кайсаров вместо пера берёт в руки карабин и становится майором конного отряда. Благо руководит партизанами, «охотящимися» в Германии, всё тот же младший брат Кайсарова Паисий. 28 мая 1813 года под немецким городом Ханау бойцы попадают в окружение. Чтобы не оказаться в руках французов, профессор Кайсаров поджигает артиллерийский обоз.

Первый российский пропагандист подрывается на пороховом ящике, рядом с которым хранились последние номера информационного бюллетеня, с которым журналист не решался расстаться. Как напишет о смерти Андрея Кайсарова его соратник Александр Михайловский-Данилевский: «Он имел в Главной квартире много неприятностей и, желая показать подлецам, какая разница между ним и ими, пошёл и, храбро сражаясь, пал...»

Имя Кайсарова выбито навечно на стене храма Христа Спасителя в Москве. Рукописи, к сожалению, горят, но жива память об их героических творцах. А ещё есть опыт первых информационных сражений. Надо только усвоить, что это не «музейный экспонат» и наконец-то начать действовать на пропагандистском ТВД.