Военная разведка в «ежовых рукавицах»
«Вышли мы все из народа…»
Становление военной разведки проходило тяжело и мучительно. Только за первые два с половиной года сменилось шесть руководителей - каждый задерживался на своём посту месяц-другой, в лучшем случае до полугода. При этом никто не был не только разведчиком, но и профессиональным военным. Исключение - начальник Разведупра Семён Аралов, который тоже не имел военного образования, но был участником двух войн и дослужился до звания штабс-капитана.
Другие были весьма далеки как от армии, так и от разведки. Дмитрий Курский до революции работал помощником присяжного поверенного, Владимир Ауссем окончил политехнический институт, а Ян Ленцман по профессии был слесарем-электромонтёром. Стояли у руля Региструпра и профессиональные революционеры - Сергей Гусев и Георгий Пятаков. Доверить пост руководителя военной разведки профессионалу - бывшему царскому генералу или офицеру большевики не решались, вот и тасовали колоду из старых партийцев вперемешку со слесарями и студентами.
Что, впрочем, остаётся загадкой, поскольку после Октябрьской революции на ключевые и существенные должности в военной иерархии государства назначались как вчерашние генералы и полковники, которых называли «военспецами», так и другие представители военной элиты. Например, генерал Михаил Бонч-Бруевич был военным руководителем Высшего Военного Совета (ВВС), позже - начальником Полевого штаба РВСР. Генерал Александр Свечин был начальником Всероссийского главного штаба. Генерал Павел Лебедев исполнял должность командующего войсками Восточного фронта. Полковнику Александру Ковалевскому доверили пост начальника оперативного управления ВВС, а сменил его полковник Борис Шапошников, будущий начальник Штаба РККА, Маршал Советского Союза . Многие из них в период службы в Императорской армии занимались разведывательной деятельностью.
Но чехарда в Разведупре не могла не могла продолжаться бесконечно, и вскоре по рекомендации Феликса Дзержинского главой разведки был назначен человек, который ранее занимал должность начальника Особого отдела ВЧК 15-й армии. И это был весьма удачный выбор. Берзин руководил Разведуправлением в течение пятнадцати лет, и все, кто работал с ним, отмечали его аналитический склад ума и изобретательность в разработке самых сложных операций. Кроме того, Берзин был очень хорошим управленцем и умел разбираться в людях.
Пролетарская ненависть
Однако на первых порах назначение чекиста на руководящий пост не обрадовало сотрудников Разведупра, которые прекрасно помнили, скольким чисткам и перетряскам за несколько послереволюционных лет подверглась военная разведка, сколько прекрасных разведчиков «пустили в расход» только на том основании, что они из «золотопогонников», а на допросе оставили «впечатление заядлого контрреволюционера». Формулировка насчёт «впечатления» взята из заключения по делу арестованного в 1918 году бывшего полковника Генерального штаба Николая Раша.
Николай Карлович Раш - участник русско-японской войны, кавалер пяти орденов, один из руководителей военной разведки Российской империи. С началом Первой мировой войны он добровольно покинул должность главы Особого делопроизводства Главного управления Генштаба и выехал в Данию, где сумел развернуть одну из ведущих агентурных сетей, работавших по Германии. Агентура полковника Раша состояла из восемнадцати агентов и эффективно действовала более двух лет.
Раша задержали только за то, что он зашёл к своему знакомому по прежней службе генералу Башинскому, не зная, что тот арестован ЧК, а на квартире устроена засада. Этого оказалось достаточно, чтобы предъявить обвинение в «связи с контрреволюционными элементами». Однако Раш вины не признал, а доказать его «контрреволюционную» деятельность следователь так и не смог. Впрочем, и не стремился доказывать. «В расстрельном деле Раша всего несколько листов, содержание которых вызывает лишь недоумение. Вопиющий непрофессионализм следствия и бессмысленность действий чекистов бросаются в глаза, - отмечает историк Андрей Ганин, который работал со следственным делом Раша. - Никаких вопросов, которые могли бы пролить свет на "контрреволюционную" деятельность арестованного, задано не было».
Николая Раша, профессионального разведчика, который мог и был готов послужить новому отечеству, расстреляли через месяц с небольшим после ареста. Важно отметить, что чекист, который вёл дело, старательно подчёркивал, что Раш - полковник Генерального штаба. И такое «обвинение» стало приговором для большинства военных разведчиков из числа царских генералов и офицеров, добровольно перешедших на сторону советской власти.
Никто и не спорит, что «пролетарская ненависть» появилась не на пустом месте. Но когда этот принцип был возведён в абсолют, когда «классовое чутьё» стало чуть ли не единственным аргументом суда и следствия, так называемый репрессивный аппарат вышел из-под контроля, в том числе партийного. И на основании только лишь «чутья» началась чуть ли не массовая фабрикация дел о якобы подпольных организациях даже в высших штабах РККА.
Не обошли стороной и главнокомандующего вооружёнными силами Республики Иоакима Вацетиса. В июле 1919 года он был арестован особым отделом ВЧК по обвинению в подготовке переворота и участии в контрреволюционной организации. Взяли под стражу и ближайшее окружение Вацетиса, включая разведчиков. На Лубянке оказались начальник разведотделения Борис Кузнецов, а также преподаватель военной академии и консультант разведотделения Юлий Григорьев.
Позже выяснилось, что «дело Полевого штаба» оказалось дутым, как мыльный пузырь. Президиум ВЦИК постановил прекратить дело Вацетиса. Арестованных амнистировали. Несмотря на это, разведка всё равно пострадала: институт консультантства при Региструпре был упразднён, а личный состав отправлен на фронт.
Подверглись чистке периферийные органы и агентурная сеть - многих действующих сотрудников убрали из разведки, объявив неблагонадёжными. Возможно, на то были основания, но когда кадровая чистка уподобляется погрому, о профессиональном подходе говорить не приходится. Сомнений нет, проверку следовало провести, однако к этому мероприятию по логике вещей надо было подойти внимательно и профессионально, а не как «комиссары в пыльных шлемах» из ВЧК. Впрочем, как потом выяснилось, не все из «революцией призванных» были профпригодны и не у всех помыслы были чисты.
Михаил Бонч-Бруевич вспоминал, как к нему, когда он был начальником Полевого штаба ВРСН, в кабинет для доклада явился начальник разведывательного отделения. Это был молодой человек «чекистского типа»: соответствующая внешность, соответствующие манеры, огромный маузер, взгляд исподлобья, подчёркнутое недоверие к собеседнику и безмерная самонадеянность. Но на вопросы о противнике «разведчик чекистского типа» ответить не смог. Оказалось, что в царской армии он был писарем в одном из тыловых подразделений, военного дела не знает, а о разведке имеет весьма поверхностное представление.
В своём ведомстве подобные «чекисты-писаря», возможно, были винтиками, а вот в отношении разведки РККА - уполномоченными представителями вышестоящей инстанции. Иначе говоря, имели возможность проявить власть, что в конце концов и привело к бессмысленной и беспощадной репрессивной политике.
Например, помощника начальника оперативного управления Высшего военного совета по разведке экс-полковника Генштаба Александра Ковалевского сначала назначили руководителем оперативно-разведывательного отдела Южного фронта, а вскоре арестовали и расстреляли.
Одному из видных теоретиков военной разведки, генералу Владиславу Клембовскому, так и не было предъявлено обвинения - разработчик «Брусиловского прорыва» умер через год заключения в Бутырках. Не помогло ни ходатайство заместителя председателя Реввоенсовета РСФСР Эфраима Склянского, ни начальника штаба РККА Павла Лебедева, ни самого Алексея Брусилова . Даже основатель Красной Армии, нарком по военным и морским делам Лев Троцкий оказался бессилен.
После провалов
К концу Гражданской войны накал репрессий стал спадать, но у Разведупра уже возникли проблемы: не хватало военных агентов, чтобы развернуть стратегическую разведку. Дело в том, что после октябрьских событий практически никто из них не вернулся в Советскую Россию, а идейно убеждённого, но полуграмотного комиссара, к тому же без знания иностранных языков, за границу не пошлёшь. Поэтому приходилось использовать всё тех же царских офицеров. Какие были.
При этом выбор был в основном из бывших штабс-капитанов, ротмистров, поручиков, чаще - прапорщиков. Тем не менее большевики сумели даже при дефиците кадров найти достойных офицеров на должности «красных атташе». Штабс-капитаны Борис Бобров, Иван Ринк, ротмистр Анатолий Геккер, подпоручик Карл Янель не обучались в академии Генштаба, но все окончили военные училища, были участниками Первой мировой войны. И действительно старались наладить разведработу, но не всегда получалось: не хватало опыта оперативной работы, а у разведок стран пребывания такой опыт был.
К началу 1922 года в Латвии была создана агентурная группа из 20 человек, которую возглавляли помощник военного атташе Андрейс Виксне и Мартин Зелтынь, работавший под прикрытием дипломатического представительства. Агентурная сеть группы Виксне-Зелтыня была важной: сотрудники латвийского генерального штаба, штаба пограничной службы и таможенного управления. Информация, поступавшая от них, была ценной, и, например, в руках нашей разведки оказался мобилизационный план и штаты соединений латвийской армии военного времени.
Но проработала резидентура недолго. Уже в начале 1923 года латвийская контрразведка арестовала Зелтыня, затем последовал полный разгром разведсети.
Провалы в военной разведке воспринимались руководством страны крайне болезненно. Однако, как говорится, это было только начало, настоящее мастерство пришло не сразу, и провалы продолжились. В 1933 году в Гамбурге арестован наш агент, немецкий коммунист Юлиус Тросин. В октябре того же года - крупный провал в Финляндии. Были схвачены нелегальный резидент, опытнейшая разведчица Мария Тылтынь (Шуль) и несколько десятков агентов. Закончился год громкими арестами в Париже, где были задержаны резидент Разведупра Вениамин Беркович с женой, его помощник и радистка.
Такого количества провалов за такой короткий срок прежде не бывало. В этой ситуации особый отдел ОГПУ подготовил на имя Сталина докладную записку за подписью Генриха Ягоды. Что и стало поводом для серьёзной перетряски военной разведки. Действительно, надо было разобраться с ситуацией и укрепить Разведупр, но Сталин решил провести реорганизацию военной разведки опять руками чекистов.
На очередном заседании Политбюро были обсуждены «вопросы 4-го управления штаба РККА», и многое из того, что было предложено, сыграло положительную роль в работе разведки. Например, открытие специальной школы для подготовки разведчиков. А дальше произошло следующее: было принято решение об укреплении руководства военной разведки. Вводилась должность первого заместителя Берзина, на которую был назначен начальник Иностранного отдела ОГПУ Артур Артузов .
Артур Христианович, несомненно, был одним из самых опытных специалистов в области спецслужб. Однако его назначение на должность главы политической разведки и заместителя начальника Разведупра не вызвало радости ни у него самого, ни у Берзина, ни у коллектива управления. Тем более что вместе с Артузовым пришла большая группа чекистов. Фёдор Карин был назначен начальником 2-го (Восточного) отдела, а Отто Штейнбрюк - начальником 1-го (Западного) отдела. Таким образом, не только должность первого заместителя, но и должности руководителей ведущих отделов заняли специалисты из ОГПУ. А такие опытные сотрудники, как Василий Давыдов, Александр Никонов и Оскар Стигга, которые отдали военной разведке многие годы работы, были отодвинуты на второстепенные роли.
В июне 1934 года Артузов изложил свои предложения по реорганизации центрального аппарата разведки и направил их Сталину и Ворошилову, минуя своего непосредственного руководителя Яна Берзина. Шаг как весьма самонадеянный, так и беспрецедентный, впрочем, Артузов считал, что занял некое «особое положение» - неоднократно подчёркивал, что он «глаза и уши Сталина в Разведупре». Стоит ли удивляться, что отношения начальника военной разведки и его зама не сложились...
Но дело было не только в «сталинских ушах». Артузов выдвинул предложения, которые сломали сложившуюся многолетнюю структуру Разведупра. Деление на добывающий и обрабатывающий аппараты было ликвидировано, а информационно-статистический отдел, который систематизировал, обобщал и анализировал всю поступающую информацию, расформирован. Но перетряска или, как говорили военные разведчики, «свистопляска», не принесла желаемого результата. Не прошло и года, как случился новый громкий провал агентуры в Дании. Полиция арестовала сразу девять человек: четырёх работников Центра и пятерых иностранцев.
За этот провал был ответственен уже Артузов, который по должности руководил стратегической разведкой. На докладе Артура Христиановича о копенгагенском провале нарком Ворошилов оставил весьма примечательную резолюцию: «Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная разведка всё ещё хромает на все четыре ноги. Мало что дал нам и т. Артузов в смысле улучшения этого серьёзного дела».
А времени, чтобы исправить эту «хромоту» практически не оставалось. Навстречу со скоростью курьерского поезда катил расстрельный 1937 год.
«Шпионское отребье»
О репрессиях 1937-1938 годов сказано немало. Отмечу только один малоизвестный факт: самое большое количество «шпионов» сотрудники НКВД раскрыли именно в рядах военных разведчиков. В числе первых оказался один из ярчайших представителей корпуса военных атташе комкор Витовт Путна. Его отозвали из Лондона и арестовали ещё в августе 1936 года.
Однако это было только начало. В мае 1937 года органами НКВД были брошены в тюрьмы военные разведчики комкоры Роман Лонгва, Гаспар Восканов (Восканян), Анатолий Геккер - первый советский военный атташе в Китае (1922 - 1925 гг.), в Турции (1931 - 1933 гг.). В этом же скорбном списке комкор Сергей Петренко-Лунёв, комдив Борис Бобров, комбриг Василий Боговой, бригадный комиссар Карл Янель...
Когда разбираешься в делах репрессированных только в одном 1937 году, порой теряешь чувство реальности. Разум и сердце отказываются верить, что подобное могло быть. Но ведь случилось...
Надо сказать, НКВД в те годы жёстко контролировал не только действующих сотрудников разведки, но и тех, кто давно распрощался с военной службой. Так, Константин Мехоношин, член партии с 1913 года, в 1917 году - член Петроградского совета и Военно-революционного комитета, с 1926 года по 1927-й был военным атташе в Польше. В ноябре 1937 года о Константине Александровиче «вспомнили», арестовали и расстреляли.
1938 год также начался с арестов в «корпусе» военных атташе. Был отозван из Великобритании и взят под стражу инженер-флагман 3-го ранга Лев Анципо-Чикунский. Такая же участь постигла военного атташе в США военинженера 1-го ранга Владимира Бегунова и военного атташе в Турции полковника Александра Емельянова-Сурика, в Финляндии - полковника Петра Иванова. Был схвачен и брошен в тюрьму военный атташе в Испании комдив Владимир Горев.
Военных атташе комбрига Александра Лангового и военинженера 1-го ранга Пауля Ораса арестовали уже в 1940 году. Не успокоились органы и в 1941 году, когда враг буквально стоял у ворот. Когда до начала войны оставались считанные дни, были арестованы комдив Николай Васильченко и комбриг Иван Черний (Черный). Первый служил военно-воздушным атташе во Франции, второй в Англии. Из тюрьмы они уже не вернулись.
На самом деле подсчитать потери, которые понесли военные разведчики в ходе репрессий, невозможно. Кроме военных атташе были ещё их помощники, секретари, сотрудники аппаратов. По имеющимся данным, из них выжили несколько человек, остальные были расстреляны или сгинули в тюрьмах и лагерях.
Наверное, неплохо было бы сравнить потери, которые понесла наша военная разведка, например, в противоборстве с абвером, с потерями от «дружественного огня».