Рядовой советской атомной бомбы

Георгий, Георг, Жорж, Джо Коваль сторонился прижизненной славы. Был не из тех, кого её лучи ласкают и греют. Создаётся впечатление, что был счастлив и без этого. Родился в 1913 году в США, умер в Москве 31 января 2006-го, прожив, как и многие его коллеги-разведчики, долгую жизнь. И не предполагал, что станет Героем России - посмертно.

Не случайные случайности

Хорошо, что в этом мире есть музеи и ещё остаётся место для случайностей. Попав в 2006-м на открытии нового здания Главного разведывательного управления (ГРУ) в закрытый музей молчаливого ведомства, Владимир Путин задержался у стенда, где ему рассказали о почти никому не ведомом разведчике под оперативным псевдонимом «Дельмар». Заинтересовался, попросил рассказать подробнее и познакомить с военным атомным разведчиком - и даже совсем не чуждый разведки Путин поразился.

«Дельмар», под таким оперативным псевдонимом трудился в Штатах безымянный на тот период суперразведчик, уже умер. Но оказалось, был у нас во время Великой Отечественной в самый разгар погони за секретами атомной бомбы единственный из Москвы посланный нелегал, проникший в важнейшие американские атомные центры.

Переселение ГРУ в новое помещение, музей, президент, понимающий цену такого подвига, опытные экскурсоводы - цепь случайностей сошлась, превратилась в закономерность, и теперь многим даже странно, почему звание Героя России Жоржу Ковалю не присвоили хотя бы в середине 1990-х, как, например, группе атомных разведчиков из Службы внешней разведки.

Коваль уже лежал на Даниловском кладбище, когда в 2007-м вышел Указ о присвоении ему звания Героя России. Награды Коваля были торжественно переданы в ГРУ осенью того же года. Восемь, а, по некоторым сведениям, девять лет Коваль проработал в США. Блестяще владел английским. Прекрасно играл в типично американский бейсбол. Сначала работал в США под чужим именем, а затем служил в армии под своим собственным. Выехав из Штатов, поселился в Москве, стал известным в узких кругах учёным-химиком. До конца дней был страстным футбольным болельщиком «Спартака».

Его биография несколько напоминает жизненную историю коллеги по опасному ремеслу Абеля - Фишера. Оба родились заграницей, семьи вернулись с ними, ещё юными, в Россию, а затем вновь рисковое возвращение в зарубежье, но уже в качестве нелегалов. Разве только Абеля по наводке предателя арестовали, а командировка Коваля прошла без всяких эксцессов.

Он начинал, как и отец, лесорубом-плотником, потом был электриком, слесарил. В 1934-м в Москве поступил в знаменитую Менделеевку. Учился настолько здорово, что был зачислен в аспирантуру химико-технологического института и, что немыслимо для подавляющего большинства выпускников той поры, без экзаменов. Впереди маячила кандидатская диссертация, не вдаваясь в подробности - по газам. Жорж умело ладил с профессорами и аспирантами МХТИ, занимался, в меру возможностей, без фанатизма, профсоюзной работой. Женился на девушке из хорошей, пусть и несколько буржуазной - в прошлом - семьи. Шёл 1939-й. Ну, мог ли такой хороший положительный парень не заинтересовать разведку? Нет, не только отличной институтской характеристикой и своей преданностью идеям социализма, а и необычной биографией. Родился, вырос, учился в США. Знал чужие обычаи. Сам мог бы подучить энкавэдэшных преподавателей английскому.

Американская Родина зовёт

Военная разведка торопилась. Его вызвали и предложили. Согласие Жоржа Коваля было получено быстро. Обучение разведывательным, чтобы не сказать шпионским премудростям, шло в таком же резвом темпе. Жоржу предстояло заменить впавшего в недоверие сотрудника Главупра, отозванного из-за океана. Но потом, и это настоящее чудо, нелегал сумел с помощью сослуживцев оправдаться, снять с себя вину и был снова откомандирован в Америку. А Ковалю поменяли легенду.

Вернее, легенд было две. По одной он прибывал в США под другим именем и сделанным в СССР документам. Надо было легализоваться, найти работу по хорошо знакомой химической тематике. Перед войной о возможности создания атомной бомбы в СССР задумывались лишь чудаки-одиночки. Помня о газах, которыми немцы травили французов в империалистическую, боялись применения химического оружия.

Вторая легенда была для Жоржа весьма подходящей. Он всплывает из небытия и возобновляет свою жизнь в Штатах по собственным документам и со своей фамилией. Уехал-то недавно - в 1932-м. И то ли что-то предвидел, то ли по счастливой случайности сохранил все выданные в Айове документы. Конечно, в каком-нибудь крупном городе с химическими предприятиями и обязательно подальше от Су-Сити, что в Айове.

Фарт, удача играют в разведке не решающую, однако важную роль. К примеру, нелегалам Вартанянам везло. Сразу повезло и Ковалю, как часто случается с людьми не только предприимчивыми, но и рисковыми. Он имел основания не очень доверять своим документам на чужую фамилию. Вдруг не выдержат проверки уже на границе? Но получилось так, что на берег он сошёл в компании капитана танкера, прибывшего в Сан-Франциско. Тот небрежно кивнул знакомым из иммиграционной службы: «Этот со мной». И его вообще не проверили. Из Сан-Франциско быстренько укатил в Нью-Йорк, где встретился с резидентом-нелегалом Разведупра.

В 1940-м разведчик приступил к работе. Сначала пытался устроиться в той, в принципе знакомой ему американской жизни, под вымышленным именем. И довольно быстро от разведчика-химика пошла информация о производстве токсинов. Надо было внедряться на настоящее военное предприятие. В его открытом поведении и светлом взгляде было нечто притягивающее. Помогли знания, накопленные в Менделеевке. В Москве учили неплохо. И технически подготовленный, легко сходящийся с людьми, на лету всё схватывающий парень оказался востребованным.

Однако получилось так, что подготовленные в Москве документы «не прошли». Он справедливо боялся проверки, которая могла бы стать первой и последней. И Коваль решил рискнуть - устроиться на завод, производящий военную продукцию, под собственным именем.

У Жоржа создавалось твёрдое впечатление, будто в США не считают немецкое химическое оружие будущей главной угрозой. Предугадывать, анализировать собранный материал по химическим вооружениям не входило в задачу нелегала «Дельмара». Но своей регулярной, выверенной информацией он наводил московских начальников на мысли о том, что немцы, да и уж точно американцы, заняты разработкой иного оружия.

В 1941-м он уже официально подлежал призыву. Резидент подсказал: постарайся уклониться. Но если будут нажимать, иди в армию. А то возникнут подозрения, начнутся проверки. Химическое предприятие, на котором работал Жорж, выполняло военные заказы, и знающего техника под всякими предлогами спасали от призыва. Но в 1942-м развели руками: американская Родина зовёт. И ни разу он не дал никакого повода усомниться, что в армию призван настоящий патриотично настроенный американец.

Выпускника Менделеевки, ныне старательного, исполнительного солдата направили на учёбу. Поначалу готовили в инженерные войска. Именно армия дала возможность совершенствовать знания в колледже на Манхэттене. Там он грыз новую науку, специализируясь в электротехнике. Аполитичный, сдержанный Коваль тратил время лишь на учёбу, явно сторонясь политических разговоров. Привычно вошёл, как и в Москве, в когорту лучших слушателей.

Затем специальные курсы. Здесь помогли и предусмотрительно сохранённые Ковалем документы, они свидетельствовали: за плечами Жоржа два семестра американского технического колледжа. Он с удивлением обнаружил, что его готовят к работе с радиоактивными материалами. В одну из редких встреч с куратором из нелегальной разведки доложил об этом, ещё не понимая, к чему идёт.

О секретной лаборатории Оук-Риджа в Москве узнали от «Дельмара»

И тут он привлёк внимание американских военных «кадровиков». Шёл 1944-й. Работы над атомной бомбой в разгаре. До цели близко. Но возникали преграды, которые можно было решить, лишь используя больше и больше не только учёных, но и отличных техников. Их явно не хватало. И, возможно, случайно, однако с определённой долей закономерности, Жорж Коваль, чей уровень интеллекта был повыше, чем у его соучеников, попал в элиту. В августе 1944-го он получил назначение в город Оук-Ридж, штат Теннеси. Ему намекнули, что придётся работать с радиоактивными веществами. Но предположений, что это как-то связано с изготовлением атомной бомбы не возникло. Резидент, которому «Дельмар» сообщил о назначении, обговорил условия связи, даже не предполагая, что его подопечный попадает на абсолютно засекреченный объект.

Коваль получил допуск на атомное предприятие. В отличие от «освоенного» советской разведкой Лос-Аламоса, об Оук-Ридже в Москве почти ничего не знали. И «Дельмар» сообщил: здесь производят обогащённый уран и плутоний. Сам Жорж как раз и работал в секторе по производству плутония.

Поле деятельности Коваля не было строго ограничено запретами в передвижении, как у других сотрудников. Радиометрист пёкся о здоровье соотечественников, работающих с ядерными веществами. В его задачу как раз и входило перемещение по трём различным секторам: он следил за тем, чтобы уровень радиации ни в коем случае не нарушал допустимый. Так что всё, что происходило в трёх разных секторах, специалисту, пусть и химику, было не только известно, но и понятно.

Для составления отчётов выяснил, сколько человек трудится в трёх изолированных друг от друга помещениях. Выходило около полутора тысяч, что уже говорило об уровне предприятия и серьёзности намерений американских учёных и инженеров. И военных. Для Москвы неожиданным стало и сообщение Коваля о доставке обогащённого урана и плутония из Оук-Риджа в Лос-Аламос. Военные самолёты с грузом сопровождала усиленная охрана.

Коваль также информировал, что каждый сотрудник лаборатории в Оук-Ридже прикован к собственному рабочему месту. За всеми наблюдали, прослушивали на всякий случай телефонные разговоры, не слишком поощряли общение друг с другом. Жили в закрытых лагерях, как в казармах, только удобных, приспособленных, ни в чём не нуждаясь. Между сотрудниками лабораторий, занятых исследованиями, воздвигли непроницаемые барьеры, которые Жорж Коваль относительно легко преодолевал.

Химику и способному инженеру не приходилось начинать здесь с нуля, как многим другим агентам и резидентам. Он вникал в технологию обогащения урана. Своими глазами видел новейшее секретнейшее оборудование. Общался с замученными скучным бытиём техниками, которым так хотелось душевно поговорить хоть с кем-то и рассказать, поведать. И «Дельмар» слушал, запоминал. И сумел всё это пусть на своём уровне, но обобщить, попытаться осмыслить весь технологический цикл. Понял, что американцы заняты производством полония, который учёные США собираются использовать в атомном заряде. Об этом в СССР не знали.

Вырвался в свой первый отпуск и домчался на служебном джипе до заранее условленного места. Там его уже поджидал прямой начальник. Вот о ком известно лишь одно оперативное имя - «Фарадей». Ему и передавал «Дельмар» данные о производстве ядерных материалов - плутонии, уране. И ещё о том инициаторе, благодаря которому и происходит атомный взрыв.

А от «Фарадея» сведения добирались до Москвы, где их особенно ждал бородатый физик - в некотором смысле отец советской атомной бомбы Игорь Курчатов.

Как «Дельмара» проморгали американские спецслужбы

Всё же, почему Жорж Коваль не вызвал никаких подозрений у американской контрразведки, как проморгали его? Найти ответ мне помог многолетний собственный корреспондент ТАСС в США Андрей Шитов, приславший целый ряд материалов о Ковале, в том числе из американской прессы. Он по моей просьбе интересовался причинами «невнимания» спецслужб к Ковалю.

Издания Smithsonian и Journal of Cold War Studies объясняют неуловимость Джо прямо как в анекдоте. Его никто не искал. Проморгали, ибо биография простого американского парня из бедной еврейской семьи была обыденна, безлика. А если Коваль чем-то и выделялся, то, как сочли, проанализировав его тесты IQ, быстротой мышления и сообразительностью. Маловато для подозрений в шпионаже. Прошлое техника, а не инженера Коваля представлялось типично американским, проверки не требующим. Первый же запрос в его родной Су-Сити опроверг бы это мгновенно. Но поверили, проверяли других, более важных по должности и положению в «Манхэттенском проекте», чем какой-то техник.

К тому же шла война, было не до копания в абсолютно прозрачных биографиях. Требовалось как можно скорее дать результат: во чтобы то ни стало сделать эту малышку - атомную бомбу. И Коваль несколько лет умело пользовался всегдашним, типично американским и в принципе неплохим умением выжимать результат, не обращая внимания на частности и мелкие детали.

Как написал мне Андрей Шитов, представители ИТАР-ТАСС после 2006 года получили от ФБР ряд документов из рассекреченного дела Жоржа Коваля. Из этих документов следует, что после его исчезновения директор ФБР Гувер ставил перед своими сотрудниками конкретные вопросы по проникновению нелегала в секретные лаборатории.

Вот они:

Как и с чьей помощью Коваль смог попасть на атомные объекты?

К какой секретной информации он имел доступ?

Было ли это результатом заранее спланированной операции? Кто помог ему попасть в США и легализоваться? 

Не возвращался ли Коваль в США после его отъезда в 1949 году?

Ни на один вопрос Гувер ответа не получил.

Директор ФБР попытался лишить Коваля американского гражданства. Не удалось. Тот никогда не подвергался уголовном преследованию. Да, проник в США, но в секретных атомных лабораториях работал под собственным именем и предъявляя собственные подлинные документы.
Тут, возможно, сыграла свою роль не только биография Коваля. Военная контрразведка, которая работала на генерала Гровса, сразу же Коваля проморгала. Раз пройдя проверку, рядовой оставался вне подозрений. А ФБР спохватилось слишком поздно, когда след Джо простыл. Несогласованность двух служб привела к образованию бреши, которую и использовал советский нелегал.

И хотя ФБР узнало о советском нелегале, как следует потрудившемся в секретных атомных лабораториях, ещё в начале 1950-х, раскручивать его дело не стало. А к чему? Только позориться. И поэтому в Штатах эта история полного триумфа и обескураживающего поражения всплыла лишь после награждения Коваля. 

А в СССР грянуло, ошеломив американцев, не в 1955-м, как они предполагали, а 29 августа 1949 года на полигоне под Семипалатинском. Американцы уверены: первая советская атомная бомба была точной копией американской. Что с них взять. Пусть, как хотят, так и думают. Но и роли рядового Советской армии Коваля отрицать не будем.

Однако счастье - в данном случае для нашей разведки - не могло длиться вечно. Оно и так продолжалось долго, почти десять лет.

После войны Ковалю предлагали остаться работать на атомном объекте уже в качестве гражданского специалиста. Он, к удивлению работодателей, отказался: рвался в любимый Нью-Йорк, собирался создать семью, мечтал продолжить образование. Такие понятные желания. Им дали осуществиться. Сержант штабных войск США Жорж Коваль демобилизовался в 1946-м. Уже тогда он начал бить тревогу. Да, почувствовал опасность там, где другой бы от неё отмахнулся. Действительно был везунчиком. Но спасло не только это. Он анализировал события, взвешивал ситуацию. В Америке неслучайный всплеск шпиономании: из Канады сбежал ценнейший в разведке специалист - шифровальщик Гузенко. Вот где включились на полную мощь американские спецслужбы. Пошли поголовные проверки. Тут уж Ковалю не поздоровилось бы. Выяснили бы всю подноготную.

По мнению некоторых историков разведки, исчезновение Коваля оставалось незамеченным до 1950-го. И только тогда американцы начали бить тревогу. Жаль, конечно, что пришлось покинуть Штаты. С такими способностями Коваль мог бы достигнуть в США и более высоких чинов и званий. Теперь это предстояло сделать в Москве.

ГРУ своих не бросает

В июне 1949-го «…солдат Жорж Коваль, 1913 года рождения, демобилизован из рядов Вооружённых сил СССР», так ни разу за всю десятилетнюю службу в армии, то бишь, в разведке, не примерив мундира.

Предположительно в 1950-м или чуть раньше Георгий Коваль появился в Менделеевском.

Его дождалась терпеливая жена, которая долгие годы получала лишь короткие письма от мужа, их передавали ей молчаливые люди, не вступавшие в длинные разговоры. Вновь пошла тихая и счастливая своей незаметностью жизнь. Восстановился в аспирантуре. Успешно, как всегда получалось у Коваля, защитил диссертацию, став кандидатом наук. С радостным достоинством принял предложение остаться в стенах вуза.

И вдруг из отдела кадров Менделеевки грянуло: а нам учёные вашего редкого профиля совсем не нужны. Он пытался развеять недоразумение. Убедить в ошибочности решения. Думал, найти работу где-то ещё, а потом вернуться в альма-матер. Под разными предлогами не брали нигде. 

Что случилось, почему? Спустя десятилетия причины разглядеть легко, не то что тогда. Кадровики недоумевали. Где этот Жорж Коваль пребывал почти десять лет? Пишет в анкете, будто служил в армии с 1939-го, это точно зафиксировано, до 1949-го. Но почему выпускник МХТИ с блестящим дипломом за все эти годы так и оставался солдатом? Неужели не мог дослужиться до младшего офицера, хотя бы до сержанта? И награда всего одна - медаль «За Победу над Германией». Разве не странно? На вопросы о службе отвечает и в письменной форме, и при собеседованиях сдержанно, подробностей не приводит. Для бдительных кадровиков, и не только для них, этого было достаточно. Вернее, не достаточно.

Но надо было жить, кормить семью. Положение трагическое. Пришлось, оббив все только возможные пороги, обратиться в ГРУ. Там откликнулись, разобрались, помогли. Не сделали этого сами? Хранили тайну.

Но написал же в ответ на мольбу о помощи рядового Коваля сам начальник ГРУ генерал-полковник Михаил Алексеевич Шалин, направил письмо министру высшего образования В.Н. Столетову: «Прошу Вас учесть его немалые заслуги при обеспечении работой».

Подтвердил, что Жорж Коваль с 1939 по 1949 год находился в армейских рядах. А объяснить, чем конкретно занимался, не может, ибо строго соблюдает закон о неразглашении государственной тайны о службе, которая проходила в особых условиях. На просьбу Шалина «учесть немалые заслуги при обеспечении работой» министр начертал соответствующую резолюцию. Обращение переслали в МХТИ имени Менделеева. И в институте быстро, без дешифровальщиков, всё уразумели. Коваля приняли и назначили. Студенты его любили, он отвечал им тем же. Коваль проработал в этом институте лет сорок. Преподавал, писал научные работы.

Военная разведка, исключительно закрытая, вспомнила о своём рядовом солдате в начале ХХI века. Его приглашали на встречи ветеранов. Регулярно помогали, в том числе и деньгами. Даже наградили почётным знаком «За заслуги в военной разведке». В сугубо закрытом музее поместили фото «Дельмара». Свои - узенький-преузенький круг людей - что-то о нём слышали.

Но не широкая публика, потому что о подвигах атомного разведчика-нелегала молчали. А Жорж Абрамович не признавал суеты. Его не знают? Значит, так надо.

Когда начальников ГРУ упрекнули в «забывчивости», в том, что дань публичного уважения отдана герою из их ведомства очень поздно, они честно ответили: сам Коваль просил «пока» хранить его подвиги в тайне. Генералы не лукавили.

«Ему бы за «Динамо», а он, видите, за «Спартак». Хоть и разведчик»

Коваль прожил в безвестности в принципе счастливую жизнь. А после неё президент РФ побывал в новом здании ГРУ, заглянул в музей, увидел, присвоил Героя (посмертно).

Но думать, будто заслуги Коваля в деле ускорения создания советской атомной бомбы были никому, кроме как в ГРУ, неизвестны, ошибочно. Знаю это точно. Ибо в 1993-м или 1994 году на стадионе «Динамо» патриарх - основатель московского «Спартака» и мой добрый знакомый Николай Петрович Старостин вдруг показал мне на пожилого человека, сидящего на трибуне. «Наш многолетний верный болельщик. Учёный, то ли физик, или, кажется химик».

Я поначалу не понял: «И что здесь удивительного?». Мой старинный компаньон по прогулкам по Садовому кольцу улыбнулся: «Ему бы за «Динамо», а он, видите, за нас. Хоть и разведчик».