Виртуоз психологических этюдов
Все годы нелегальной работы за границей Дмитрий Александрович Быстролётов (кодовое имя «Андрей») доказывал генералам Лубянки, что хотя он и дисциплинированный солдат, но отнюдь не бездумный исполнитель их приказов, и имеет свой, сугубо творческий, подход к планированию и реализации оперативных мероприятий.
Особо наглядно это проявилось, когда он возглавил группу агентов, состоявшую из граждан разных стран Западной Европы, которые были лично им привлечены к работе на советскую разведку. Именно во время подготовки и осуществления ими совместных операций раскрылись черты многогранной личности разведчика Быстролётова - он представал и генератором идей, и виртуозным исполнителем изысканных психологических этюдов.
Международный день лысых
Кабачок «Гурман», что в Берлине на Александерплац, имел свою неповторимую специфику: интерьер, обслугу и кухню, которая была много богаче, чем у конкурентов - шашлык из осетрины, паштет из мозгов страуса, белужья икра с запечённым в духовке авокадо со сливками и тостами, павэ’ де фуа-гра, мидии по-провансальски, жареные королевские креветки в ананасном или чесночном соусе, устрицы без раковин с лаймом, ризотто с трюфелями и королевскими лангустами. Из напитков - шампанское «Дом Периньон», тонкие французские коньяки, отборные рейнские и итальянские вина, шотландский и ирландский виски. Русская водка не в чести - её не подавали.
Цены солидные, публика - им под стать: банкиры, крупные коммерсанты. Завсегдатаи меж собой фамильярно называли кабачок «харчевней», где всегда можно было найти свободное местечко, чтобы часок-другой расслабиться в атмосфере уюта, покоя, доброжелательной предупредительности элегантного кельнера и безотказного тапёра… Были бы деньги.
Харчевня вмещала семь столиков. У входа стоял древний рояль «August Forster», за ним сидел его ровесник и тёзка тапёр Август Штюбе, чья память хранила всю сокровищницу мировой фонотеки. «Андрею» не доводилось слышать, чтобы тот в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию развёл руками и сказал: «Я это не умею».
Публика с восторгом и глубоким почтением принимала и старика, и его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой - со всеми был одинаково приветлив, весел и остроумен. Нередко посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, но пьяным его никогда не видели.
Сотрудники резидентуры ИНО, действовавшей по чекистской традиции «под крышей» торгпредства, использовали харчевню не только для встреч с агентами из числа западноевропейской финансовой и бизнес-элиты, но и для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.
Вот и в этот раз «Андрей» собирался организовать подставу (Подстава - один из оперативных приёмов секретного агентурного внедрения в разработку объекта - САВРО. - Авт.) своего агента экстра-класса «Франц» объекту оперативной разработки, некоему Клюге, имевшему тесные связи с лидерами НСДАП. Вербовка любого из них сулила моментальный взлёт по карьерной лестнице в ОГПУ.
Клюге был бабником, гурманом и меломаном. «Андрей» затруднился бы ответить, какому из трёх пристрастий этот сексоголик и обжора отдаёт большее предпочтение - каждую субботу он совершал набег в харчевню с очередной юной подружкой, чтобы вместе с нею опустошить гастрономический и винный склады «Гурмана», а заодно с головой окунуться в волны классики XIX века в исполнении Штюбе.
В соответствии с оперативным планом, «Франц» в ближайшую субботу должен посетить харчевню и, заказав любимую музыкальную тему объекта, затеять дискуссию с ним. В споре агент, согласно отработанной «Андреем» линии поведения, намеренно допустит мелкие ляпы, на которые Клюге неизбежно отреагирует. Тщеславный и хвастливый всезнайка, он не упустит шанс блеснуть познаниями в истории музыки, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на свою спутницу и возвыситься в её глазах, а, значит, вынужденно пойдёт на контакт с агентом.
Кстати, в этом и заключается соль операции подставы: агент, вызвав огонь на себя, вынуждает объекта войти с ним в контакт. Ни в коем случае агент не должен навязывать знакомство объекту, нет! Ибо это - брак, недопустимый в оперативной практике. Подстава - не самоцель, а промежуточное звено в цепи планируемых мероприятий. В случае, если она имеет положительную перспективу развития, спецслужба переходит к осуществлению следующего этапа разработки: к добыванию информации, к вербовке, к вводу в разработку другого агента и (или) оперативного сотрудника, или к компрометации.
После установления контакта «Франц» должен совместной выпивкой закрепить знакомство с объектом.
За два часа до начала мероприятия «Андрей» заглянул в харчевню, чтобы ознакомиться с обстановкой. В тот же миг у его стола возник Бруно, кельнер и по совместительству осведомитель криминальной полиции Берлина. Немец, знавший «Андрея» как швейцарского дипломата, то ли в надежде услышать от него нечто такое, чем он сможет порадовать своё полицейское начальство, то ли просто из уважения к иностранному гостю, иногда оказывал Быстролётову мелкие услуги. Как бы там ни было, оба испытывали друг к другу симпатию и приятельские чувства.
Сделав заказ, Дмитрий спросил, много ли посетителей ожидается вечером.
- Очень много!
- Откуда такая информация? - Дмитрий нахмурился и придержал служку за локоть. - При нынешней погоде все должны после трудового дня двинуть к Вандлитзее (озеро, место отдыха берлинцев). Ведь прогноз не предвещает дождя…
- Прогноз лжёт. Правду говорит мой радикулит. Надвигается гроза! - назидательно произнёс кельнер и исчез на кухне.
В том, что радикулит Бруно был точнее барометра, Дмитрий убеждался не раз. Плохо другое: если харчевня будет набита битком, подстава сорвётся. Ведь для манёвра нужен оперативный простор, и каждое слово «Франца» должно быть услышано объектом. Н-да, не было печали… Срочно надо что-то придумать. А что, если…
- Слышал новость? - спросил Дмитрий, когда кельнер вернулся с заказом.
- О какой новости идёт речь?
Бруно при всём его внешнем лоске был парнем недалёким. Дмитрий готов был поспорить, что его домашняя библиотека состоит из двух книг: Библии и телефонного справочника. Всю информацию о событиях в стране и мире он черпал из общения с клиентами. Он верил тому, что ему рассказывали, а дальше выступал в роли ретранслятора. На дремучести Бруно и зиждился расчёт Дмитрия.
- Вчера в Женеве, в комиссии Лиги Наций по улучшению качества жизни на Земле, - понизив голос до доверительного тембра, начал плести паутину Дмитрий, - завершил работу Всемирный конгресс лысых. По решению упомянутой мною комиссии, всех лысых планеты заносят в Красную книгу, и они подпадают под особую юрисдикцию Лиги Наций...
- Правильно! - Бруно энергично потёр голову-бильярдный шар, и она засияла от удовольствия. - Нас не так много на этом свете, нас надо холить и лелеять…
- Это еще не всё, - Дмитрий сделал знак Бруно нагнуться и перешёл на шёпот. - Сегодняшний день объявлен Международным днём лысых... Не исключено, что лысые берлинцы захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе и в харчевне, то есть здесь. Учти, среди лысых много влиятельных людей, поэтому кому-то очень не поздоровится, если для них не найдётся свободных мест… Впрочем, о чём это я? Ты это знаешь лучше меня!
Импровизированный пассаж медовой патокой лёг на душу Бруно и достиг глубин его сознания. Это стало ясно после того, как он спешно разбросал на столах таблички с надписью «Заказано».
Дмитрий расплатился и до вечера покинул харчевню. Когда он вернулся, на тротуарах стояли лужи, а в небе продолжало громыхать. Бруно встретил его у входа в зал.
- Впускаю только лысых! - с пафосом произнёс он и указал на пару лысых макушек, отсвечивающих в глубине зала.
- Я всегда знал, что ты умный парень, Бруно... С твоей интуицией только и угадывать, в какой ладони спрятан арбуз! - Дмитрий похлопал кельнера по плечу: - Принеси-ка мне форель и бокал «мозельского».
Едва он занял место в дальнем углу, как в зал вошёл Клюге под руку с куклой-пупсиком, которая годилась ему во внучки. Мозгов нет - только дензнаки в глазах тикают, боевая раскраска лица, когти по пять сантиметров и обрезанный спереди до самой промежности подол не оставляли сомнений в её принадлежности к первой древнейшей профессии. Впрочем, самой рельефной деталью экстерьера пупсика был бюст.
«Да, - пришло в голову «Андрею», - её лифчик можно использовать как пращу для метания валунов в стан неприятеля. Что ж, у каждого свой таран, чтобы пробить колею в этой жизни…»
Бруно усадил стареющего волочилу и его юную блудницу через стол от «Андрея», так что он мог слышать каждое сказанное ими слово.
В проёме двери появилась монументальная фигура «Франца». Актёр и интеллигент в пятом поколении, как следствие - перманентный быдлофоб и эрудит по части музыкальной истории мира, он был завербован «Андреем» с учётом его навязчивой идеи вывести немцев, подобно Моисею, в Землю обетованную, через распространение отечественной музыкальной культуры.
«Франц» снял шляпу и батистовым носовым платком вытер пот с лысины. Оценивая обстановку, кинжальным взглядом полоснул публику в зале. Следуя в сопровождении Бруно к свободному столику, со светской полуулыбкой громко бросил на ходу тапёру:
- Пожалуйста, «Воздух Берлина», маэстро!
При этом «Франц» так ласково потрепал Штюбе по щеке, которого видел впервые, и так выразительно подмигнул ему, что тот непроизвольно поднялся из-за рояля и сделал вслед за ним пару шагов. Спохватившись, вернулся на своё рабочее место, поднял руки над клавиатурой, и зал от плинтусов до люстры заполнила бравурная, ликующая мелодия.
Клюге обернулся и проводил «Франца» протяжным взглядом.
«Андрей» понял, что мяч упал на часть поля, контролируемую объектом, и сейчас последует ответный удар. Не ошибся - через минуту игра началась.
Обычно агенты не любят, чтобы оператор наблюдал, как они выполняют задание, потому что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Но «Францу» всё по боку! Профессиональный служитель Мельпомены, он жаждал публики, как рыба глубоководья, и этой публикой был его оператор «Андрей», а зал харчевни - подмостками.
Агент уверенно исполнял свою партию. Да что там уверенно! Он работал на уровне звёзд мировой величины. Он всем своим видом показывал, что задание для него, что леденцы для людоеда - плёвое дело! Он упивался своей ролью триумфатора, демонстрируя своему оператору мастер-класс.
«Андрей» покинул харчевню, когда «Франц» и Клюге, скрестив руки, пили на брудершафт и целовались, а накрашенный пупсик повизгивала и истерично хохотала от острот агента, требуя продолжения банкета.
Спустя пару дней разведчик заскочил в харчевню. Бруно был хмур и обслужил его подчёркнуто официально.
- Ты чем-то недоволен, шеф? - не выдержал Дмитрий.
- Скажи по-честному, для чего тебе понадобилась вся эта канитель с лысыми? Я ведь поверил тебе только потому, что ты швейцарский дипломат…
- Ах, вот ты о чём! Дорогой Бруно, мой тебе совет: что бы там ни было, никогда не принимай жизнь слишком всерьёз - тебе из неё живьём всё равно не выбраться. А что касается позавчерашнего, то это был просто розыгрыш... Прости покорно, если обидел. Кстати, я кое-что принёс тебе… Вот взгляни-ка. Механическая бритва. Вещь незаменимая в твоём бунгало, где, если я не ошибаюсь, нет электричества. Будешь перед зеркалом холить и лелеять себя…
Дипломатические отношения с Бруно были восстановлены. А годом позже проведённая в харчевне подстава завершилась вербовкой одного из адъютантов Мартина Бормана, начальника личной канцелярии Гитлера…
Операция «Тибетский эликсир»
Египтянин по происхождению, на которого даже коричневорубашечники Эрнста Рёма не обращали внимания, принимая за местного бюргера, он окончил медицинский факультет университета в Гейдельберге. В конце 1920-х женился на немке, которая одного за другим родила ему троих сыновей.
Когда он получил степень доктора медицины, его жена, силой характера походившая на героинь романов викторианской эпохи, наотрез отказалась ехать на родину его предков. И тогда он открыл медицинскую практику в Берлине.
«Андрей», выступивший сотрудником «Штойфы» - налоговой полиции Третьего рейха, - завербовал его под псевдонимом «Авиценна», сыграв на его желании отомстить наследникам гяуров-крестоносцев из Тевтонского ордена за все те беды, что они принесли мусульманскому миру.
Встречался с ним «Андрей» под видом его пациента, а в приёмном покое заводил знакомства со страждущими медицинской помощи представителями титульной нации и, наблюдая за ними, оценивал и прикидывал, какую пользу можно извлечь из своего нового приобретения.
Иногда по вечерам, когда особняк «Авиценны» покидали медсестра и прислуга, Быстролётов (теперь на правах друга по имени Дитрих) захаживал к агенту в гости. За кофе с коньяком, нардами и кальяном они вели неторопливые беседы, обсуждая варианты уловок, к которым прибегают местные бюргеры, чтобы уйти от налогов.
В один из вечеров «Андрей», почувствовав, что дружелюбие египтянина достигло нужного накала, попросил показать медицинские карты пациентов.
- А как же врачебная тайна, Дитрих? - выразил сомнение «Авиценна».
- Если ты присягнул на верность налоговой полиции Третьего рейха, то и тайн у тебя не должно быть от меня, не так ли?
Через минуту «Андрей» просматривал истории болезни, делая пометки в своём блокноте. Разумеется, не болезни пациентов, но только их личности и места работы интересовали его.
- Не понимаю, как в этой медицинской галиматье ты можешь выловить что-то стоящее для своей службы…
Быстролётов обернулся к стоящему за его спиной агенту.
- Друг мой, я не раз в приёмной встречал крепкого мужчину высокого роста лет 50. Он неизменно хмур и чем-то озабочен. Мы познакомились, но успели обменяться лишь короткими фразами. Он представился фотографом…
- Это Генрих Гофман. Да, он - фотограф, но не простой - личный портретист канцлера Адольфа Гитлера… Раз в неделю, по пятницам, он бывает у меня, чтобы пройти психоневрологические процедуры.
- Неужели среди нацистов такой напряг с психоневрологами-немцами, что приходится лечиться у тебя, египтянина?
- Во-первых, с Генрихом мы знакомы и дружны ещё с Гейдельберга, где я учился, а он начинал как фотограф. Нашим отношениям уже более 20 лет - это срок, не так ли? Во-вторых, он не хочет, чтобы в окружении канцлера, да и сам Гитлер, знали о его хворях. Визиты ко мне он тщательно скрывает, а выбор специалиста - его личное дело! - с гордостью произнёс «Авиценна».
- Дружище, сейчас твоими устами глаголет доктор, но никак не мой секретный помощник, а ведь мы с тобой должны рассматривать ситуацию через призму требований моей службы, не так ли? Кстати, чем он болен? - «Андрей» поспешил направить ход мысли собеседника в нужное русло.
- Он здоров как бык! Просто Гофман из той категории людей, что жутко любят лечиться, хотя у них ничего не болит. Вот они и ходят по врачам. У него были неприятности в личной жизни, жена наставила ему рога. После этого у бедняги расстроился сон, пропал аппетит. Он даже в весе сбавил...
- Сбавил в весе? Да это же повод для проведения обследования!
- Кто из нас врач, ты или я?! - вспылил «Авиценна». - Конечно, я получил все его анализы. Всё у него в порядке. Тут чистой воды депрессия. От неё я его и лечу…
- Надо послать его на рентген…
- Не надо.
- Ты это сделаешь! А когда будут получены результаты, объявишь ему, что у него онкологическое заболевание, понял?
- Но это же бесчеловечно!
- Бесчеловечно? А разве тебе не известно, что ежедневно на Земле тысячи детей, в том числе мусульманских, умирают от голода и эпидемий, а Гофману-нацисту ровным счётом на это наплевать! Вот она - бесчеловечность! Мы с тобой никого не собираемся убивать, и ты это знаешь… Ты просто дашь ему понять, что его положение небезнадёжно…
В медицинском журнале ты прочёл, что в Тибете живёт целитель, который лечит рак эликсиром, приготовленным из конского репейника и горных трав, растущих только в той местности. А кони никогда не болеют раком, потому что в больших количествах поедают тот самый репейник и те самые травы. Успех выздоровления при употреблении тибетского эликсира гарантирован на 100%. Тебе понятен ход моих мыслей?
- Понятен. Потом я должен буду познакомить его с тобой?
- Нет! Зачем же тебе светиться? Он сам попросит меня о помощи. Мы уже знакомы, я для него шведский дипломат, рассказывал ему о своей службе в сопредельных с Тибетом странах…
Через неделю план сработал. Гофман подкараулил «Андрея» у выхода из особняка «Авиценны» и, сбивчиво рассказав о постигшей его беде, попросил о помощи. Разумеется, его горе было воспринято с глубоким сочувствием и ему было обещано содействие в доставке снадобья:
- Уважаемый господин Гофман, у меня, откровенно говоря, нет никакой связи с Тибетом, но один мой приятель, дипломат-республиканец из испанского посольства увлекается горным туризмом и собирается провести отпуск в тех местах, где обитает целитель…. Думаю, он сумеет его разыскать и доставить вам снадобье… Как вы его назвали?
- Тибетский эликсир…
- Надеюсь, вы понимаете, что не в ваших интересах афишировать связь с испанцами-республиканцами, которых официоз Третьего рейха считает хуже коммунистов, - вы ведь государственный служащий, не так ли?
- Да-да, я всё понял, я всё понял. Спасите меня, и я сумею быть вам полезен и отблагодарить вас!
На следующее утро «Андрей» в берлинских аптеках накупил пузырьков с настойкой боярышника, пустырника, элеутерококка, календулы и золотого корня, слил их в бутылку из-под бренди и показал «Авиценне». Тот понюхал замес и заявил, что «эликсиру» не хватает восточной специфики.
- Если ты, друг мой, имеешь в виду ослиную мочу, то её нелегко добыть в здешних широтах, - заметил «Андрей».
- Вот вы, европейцы, полагаете, что у мусульман нет ничего, кроме ишаков и пустынь, - возмутился египтянин, - а между тем, наша культура древнее и тоньше вашей! В твоё, Дитрих, пойло я добавлю лишь три капли из моего флакончика, и ты не узнаешь своих помоев!
- На то ты и врач, - смиренно отозвался «Андрей».
Гофмана он направил к своему начальнику резиденту Фельдбину, предварительно передав ему бутыль с «Тибетским эликсиром».
Через три месяца наступило чудесное исцеление Генриха Гофмана, и он напомнил «Андрею» о своём намерении отблагодарить всех, кто причастен к его спасению.
Однако Лубянка, исходя из высших политических интересов Кремля, запретила делать к Гофману вербовочный подход.