А-4: первый пуск
БОН - бригада особого назначения
Шёл 1946 год. Старший лейтенант Юрий Мажоров прибыл к новому месту службы в город Потсдам. В штабе Группы советских оккупационных войск в Германии ему вручили предписание. Старшему лейтенанту предстояло убыть для дальнейшего прохождения службы в Тюрингию, в город Блайхероде.
Полковник-кадровик, беседовавший с Мажоровым, был суров и неразговорчив. Он вручил старшему лейтенанту необходимые документы и объяснил: там формируется БОН - бригада особого назначения резерва Верховного Главного командования. Дополнительных вопросов просил не задавать. «Все подробности узнаете на месте», - подвёл он итог беседы.
Неспроста полковник скупился на объяснения. Секретностью и высокими названиями Мажорова трудно было испугать. С 1940 года всю войну он прошёл в части «особого назначения», но БОН представляла из себя нечто совершенно особое, уникальное. За пять лет службы в армии ни о чём подобном он не слышал, да и слышать не мог. Это соединение создавалось впервые в истории и страны, и вооружённых сил, и к тому же в единственном, если так можно выразиться, экземпляре. Да и дело, которым предстояло заниматься офицерам бригады, было совершенно новым: освоение войсковой эксплуатации ракетного оружия и техники.
Именно БОН осуществила первые пуски ракет дальнего действия. Но это будет потом. А начиналось всё задолго до победы. Геббельсовская пропаганда постоянно твердила об «оружии возмездия». И оно существовало в реальности. О нём, конечно, ничего не знали обычные офицеры и солдаты, но нашим учёным и разведчикам было кое-что известно.
«В НИИ-1 Наркомата авиационной промышленности в Лихоборах, где я работал в то время, - пишет в своих мемуарах "Ракеты и люди" академик Борис Черток, - царило крайнее возбуждение… Исследование материалов, найденных на ракетном полигоне в Польше, в районе Дебице, данные разведки, скудные сообщения союзников-англичан, показания и рассказы немногочисленных, имевших информацию пленных - всё это дало возможность в общих чертах составить представление о размахе работ в Германии по новому виду вооружения - управляемым ракетам дальнего действия. Последующие события показали, что мы были очень близки к тому, чтобы составить принципиально правильное описание "оружия возмездия" Фау-1 и Фау-2.
Было очевидно, что ни у нас, ни у наших союзников подобных разработок нет ни по достигнутым параметрам, ни по масштабам производства. Нас крайне интересовали проблемы техники управления, конструкции приборов, реальные параметры и схемы управления мощными ракетными двигателями, роль радиоуправления».
Разумеется, проблемы, перечисленные академиком Борисом Чертоком, волновали не только советских учёных, но и их американских и английских коллег.
А военная обстановка в этом плане сложилась для нас не лучшим образом. Тюрингию заняли союзные войска и, в первую очередь, американцы. Трудно сказать, знали они о том, что именно здесь шли работы по созданию нового оружия, или так сложилась «военное счастье», но союзники оказались здесь первыми. Тот же Черток говорит по этому поводу следующее: «В ослепительно солнечный день 2 мая 1945 года, когда я с товарищами восторженно расписывался на стенах ещё дымящегося Рейхстага, американцы захватили ценнейшие трофеи: более 400 основных научно-технических сотрудников Пенемюнде, документацию и отчёты по разработкам, более 100 готовых к отправке на фронт ракет, хранившихся на "Миттельверке" и на подъездных путях, боевые стартовые позиции вместе с военным персоналом, хорошо подготовленным к эксплуатации ракет!
Начался следующий этап истории ракетной техники, который по праву можно назвать советско-американским».
И этот этап был отмечен, как созданием ракетного института «Нордхаузен», так и развёртыванием специального войскового соединения - бригады особого назначения.
Институт «Нордхаузен»
Институт «Нордхаузен» возглавил член военного совета гвардейских миномётных частей генерал Лев Гайдуков. Его первым заместителем стал тогда ещё известный только узкому кругу специалистов подполковник Сергей Королёв. В институте трудились будущие известные учёные, академики, конструкторы Николай Пилюгин, Борис Черток, Леонид Воскресенский, Борис Коноплёв, Валентин Глушко, Василий Мишин, Михаил Рязанский, Евгений Богуславский, Юрий Мозжорин, Юрий Победоносцев.
Бригадой особого назначения командовал генерал Александр Тверецкий. Сюда практически каждый день прибывали офицеры с фронтовым опытом из разных родов войск. Кого тут только не было - артиллеристы, сапёры, химики, радисты, танкисты, топографы, авиаторы.
По штатному расписанию бригада состояла из дивизионов. Их названия звучали очень непривычно. Например, дивизион наземной подготовки ракет, обслуживания и пуска, или дивизион крылатых ракет. Был также в соединении и специальный поезд-лаборатория.
Получил свою первую должность и старший лейтенант Юрий Мажоров. Она называлась техник наземных испытаний.
Первое, что приказали делать группе офицеров бригады, в которую вошёл Мажоров, найти, раскопать документацию, которая осталась от немцев. Группа обосновалась в Блайхероде и стала разыскивать, изучать, систематизировать документы. Естественно, все бумаги, чертежи были на немецком языке.
Вскоре к работе привлекли и немецких сотрудников, работавших в институте Вернера фон Брауна. Американцы вывезли верхний эшелон специалистов, остальные остались здесь, в Блайхероде и Зондерсхаузене.
Группа, в которой работал Мажоров, изучала документацию по системе управления полётом ракеты Фау-2, а точнее по приборному отсеку. Другие офицеры занимались двигателем, системой подачи топлива, третьи - знакомились с конструкцией бортовой сети и работой автоматики.
После изучения документации достаточно быстро выстроилась вся система баллистической ракеты Фау-2. Тогда, в 1945-м, ракета бесспорно была крупнейшим научным достижением. И обладание её секретами дало возможность отечественной ракетной технике сделать серьёзный прорыв. Ведь ничто так не вселяет в разработчика уверенность, как опора на уже полученные кем-то результаты. Немецкие конструкторские разработки дали ответ на множество трудных вопросов. Но не на все.
Тонкостей было немало. Например, почему в качестве горючего использовался спирт, а не более эффективный керосин? Или вот компактные рулевые машины, которые развивали усилие в несколько тонн. За счёт чего? Оказалось, решающую роль здесь играли гидроусилители. А этого мы пока не умели делать. А камера сгорания? Она была выполнена из тонкого чугуна с двойными стенками? Зачем? И таких вопросов великое множество.
Спустя три месяца найденные документы успели достаточным образом изучить, перевести на русский язык. К тому времени в бригаду поступили некоторые узлы и устройства приборов управления ракетой. Их отыскали в цехах завода в Нордхаузене. Потом появились несколько ракет уже в собранном виде. Это дало возможность начать проверку работы узлов и агрегатов.
В этот период в бригаде стала складываться команда офицеров, которым вскоре предстояло продолжить активную работу по подготовке к запуску первых ракет, собранных на базе Фау-2. В команду вошли специалист по бронетанковой технике капитан Анатолий Фёдоров, химик-топливщик майор Владимир Беляков, схемотехник капитан Николай Смирницкий, сапёр Яков Трегуб, электрик и знаток автоматики капитан Павел Киселёв, и он, радист капитан Юрий Мажоров.
Дружили они и с офицерами спецпоезда. Особенно запомнился Юрию его тёзка старший лейтенант Юрий Мозжорин. Невысокого роста, в гимнастерке и бриджах из английского сукна, в широких сапогах. Много лет спустя их пути вновь пересекутся, но Юрий Мозжорин будет уже генералом, директором научно-исследовательского института.
Отказалась ехать в СССР без любимых коров
Новый 1947 год. В бригаде наконец приступили к тренировкам на материальной части. Ракету погрузили на платформу, которую немцы называли Mailer Wagen. Это была специальная платформа на пневматических колёсах, длиной около двадцати метров. Семнадцатиметровая ракета умещалась на ней полностью. Подъёмником она ставилась в вертикальное положение и опускалась на стартовый стол.
…В этот период в Москве было принято решение: немецких специалистов перевести для продолжения работ в Советский Союз. В Подлипках развернули большой научный центр, который возглавил будущий генеральный конструктор Сергей Павлович Королёв.
«В начале октября, - пишет в той же работе "Ракеты и люди" академик Борис Черток, - все основные руководители института "Нордхаузен" были собраны на закрытое совещание в кабинете Гайдукова. Здесь мы впервые увидели генерал-полковника Серова. О нём мы знали только то, что он заместитель Берии по контрразведке…
Серов, обращаясь ко всем нам, попросил подумать и составить списки с краткими характеристиками тех немецких специалистов, которые, по нашему мнению, могут принести пользу, работая в Союзе.
Немецких специалистов, которых мы отберём, вывезут в Союз, независимо от их желания… Операцию будут осуществлять специально подготовленные оперуполномоченные, каждому из которых придаются военная переводчица и солдаты в помощь для погрузки вещей. Немецким специалистам будет объявлено, что их вывозят для продолжения той же работы в Советский Союз по решению военного командования, ибо здесь работать небезопасно.
"Мы разрешаем немцам брать с собой свои вещи, - сказал Серов, - даже мебель. С этим у нас небогато. Что касается членов семьи, то это их желание… От вас не требуется никаких действий, кроме прощального банкета. Напоите их, как следует - легче перенесут такую травму".
Как сказано, так и было сделано. Вечером 22 октября в ресторане "Япан" устроили банкет. Немцам можно пить, сколько влезет, нашим, наоборот, стараться употреблять слегка. Собралось около двухсот человек. Разошлись в час ночи. А в четыре часа утра по улицам городка уже проехали первые "Студебеккеры". Немцев будили, объясняли, что надо ехать в СССР. Особых эксцессов не было. Видимо сыграла свою роль дисциплина и беспрекословное подчинение властям, воспитанное в немцах издревле.
Заминка произошла лишь с бывшим заместителем Вернера фон Брауна - Гельмутом Греттрупом, который теперь работал на нас. Его супруга отказывалась ехать в Союз без своих любимых коров. Гельмут не желал отправляться в путь без жены и детей. Пришлось прицепить к составу товарный вагон, загрузить туда коров, сено, и фрау Греттруп была обеспечена парным молоком даже в дороге».
После того, как уехали немецкие специалисты, институт «Нордхаузен» перешёл в режим ликвидации. В январе 1947 года сотрудники института прибыли в Москву. Офицерам бригады особого назначения тоже было объявлено, что они возвращаются на Родину.
Под Сталинградом начал создаваться Государственный центральный полигон (ГЦП-1), теперь более известный как Капустин Яр. Туда, собственно, и предстояло убыть соединению.
Что дало пребывание на немецкой земле специалистам нашего ракетостроения? Если ответить одним словом, то многое.
Учёные и будущие офицеры-ракетчики хорошо изучили немецкую ракетную технику, её сильные и слабые стороны. И, наконец, важно, что это изучение провели именно в Германии с помощью немецких специалистов, ибо условий для столь масштабных работ в ту пору в нашей стране создать было невозможно.
В начале июля 1947 года ушёл эшелон с техникой, а в середине месяца - теплушки с офицерами и их семьями и солдатами.
Все прелести Капустина Яра
Десять дней шёл эшелон бригады особого назначения из Германии в Советский Союз. Наконец через Саратов, Верхний Баскунчак прибыли на станцию Капустин Яр. Родина принимала своих офицеров и солдат неласково: голая выгоревшая степь, пыль, духота неимоверная. Штабеля досок, выгруженные у насыпи железнодорожного полотна, разобранные немецкие бараки, техника - трактора, машины. Жить, конечно, негде. Вдоль дороги деревянные домики, обмазанные глиной, летние кухни. Однако все они уже заняты теми, кто прибыл раньше ракетчиков. Это и есть первый Государственный Центральный полигон.
В десятке километров к северу от железной дороги возводился испытательный стенд для реактивных двигателей. На краю большого обрыва монтировались металлические конструкции, из железобетона сооружался колодец для отвода газов, подземные бункеры для установки аппаратуры. Ещё дальше в степи строилась стартовая позиция - бетонная площадка, к которой была проложена дорога. Там же находилось и рабочее место Юрия - электромашина в капонире и бронеколпак.
Осенью грязь на улицах Капустина Яра была просто фантастической. Толстые пласты пыли под воздействием влаги размокали и превращались в непроходимые топи. Даже обычный переход с одной стороны улицы на другую становился целым приключением.
Однако это были ещё не все прелести Яра. Весной выходила из берегов речка Ахтуба, и в конце улицы разливалось обширное озеро, растянувшееся на километры. В начале июня появлялись тучи мошек - гнуса.
Несмотря на все трудности и бытовые неудобства, работа по подготовке к первому запуску ракеты шла энергично. Уже в сентябре 1947 года на стартовой позиции появилась Фау-2. Ракету ставили вертикально на пусковой стол, присоединяли штекеры и начинали проверку цепей и установку приборов.
Приборный отсек Мажорова находился в верхней части ракеты, примерно на высоте шестого этажа многоквартирного дома. Чтобы добраться до него, приходилось карабкаться по выдвижной шаткой пожарной лестнице до верхней точки ракеты. По этой лестнице поднимали монтажный мостик. Он крепился к большому роликовому подшипнику, который одевался на головную часть ракеты. К этому подшипнику на железных прутьях подвешивалась поворотная часть мостика. Собрав все приспособления, Юрий забирался туда, пристегивал карабин для страховки и оставался работать на верхотуре.
В степи всё время ветрено, ракету качает, и вместе с ней качался Мажоров. Полбеды, если бы это был детский аттракцион, но там всякий раз предстояло выполнить большой объём работ - снять крышку отсека, поднять наверх источники питания (аккумуляторы и батареи), установить их, проверить функционирование. Иногда приходилось открывать и другие отсеки, где стояли гироскопы и сервоусилители.
Надо было думать и о собственной безопасности. В ходе работ на стартовой позиции случилась трагедия. Капитан Киселёв на этой же самой высоте проверял надёжность навесной люльки, изготовленной конструкторами. Он подпрыгнул на ней. Крепление не выдержало и боевой офицер, прошедший всю войну, упал с высоты двенадцати метров вниз на бетон стартовой площадки. Он скончался в госпитале в тот же день.
Выполнив свои обязанности, Мажоров уступал очередь другим. К работе приступали заправщики. Они заправляли ракету спиртом и жидким кислородом. После заправки - следующий этап - отработка автоматики с пультов управления. Тут главным был друг Мажорова, Николай Смирницкий. Он проверял цепь за цепью.
Поехали - впервые запущена баллистическая ракета
Что греха таить, случались и серьёзные сбои, возникали различные технические сложности. Когда впервые стали проводить такие тренировки, то никак не получалось отработать полный цикл. Бортовая схема ракеты была построена так, что при последовательной проверке всех узлов и агрегатов эти самые узлы должны соответствовать норме. При их неисправности происходит размыкание цепи, и всё надо начинать сначала.
Такая неприятная ситуация повторялась многократно. Казалось бы, в который раз проверяли отдельно каждый узел. Они были исправны. Но как только объединяли их в единую цепь, тут же происходила остановка.
Большинство офицеров группы имели инженерное образование, достаточный опыт работы, но вот причину найти не могли. Мажоров со своим незавершённым техникумом, конечно, тягаться с ними не мог. Да это и не входило в его обязанности. Но душа болела за общее дело, потому и он решил подключиться к поиску неисправностей.
Внимательно разобрался в общей электросхеме комплекса ракеты и заметил: при установке переключателя пульта в положение «предварительная ступень», включаются одновременно два реле. Но одно из них почему-то замыкает цепь контроля, а другое, наоборот, разрывает её. Выходит, схемотехники что-то не доглядели.
Мажоров отправился к машине, где размещалась аппаратура. Вскрыл шкаф, в котором стояли реле. Они и вправду были одинаковые, но на одном из них надета медная трубочка. Стало ясно, что «медяшка» должна была сыграть роль тормоза, чтобы включение и выключение не происходило одновременно. Но она почему-то не «тормозила». О своих догадках Юрий рассказал Смирницкому. Хлопнув себя по лбу, Николай с уважением посмотрел на Мажорова: «Ты совершенно прав, Юра! Ай, да молодец!»
Тренировки продолжались, и вскоре подошло время первого реального пуска ракеты. Подготовкой к этому ответственному мероприятию руководили Королёв, Вознесенский, Пилюгин, Черток. Была создана Государственная комиссия, которую возглавил главный маршал артиллерии Николай Воронов. Человек высокий, крупного телосложения, маршал едва втискивался в бронемашину управления.
Вокруг старта на удалении триста метров вырыли окопы полного профиля и землянки для руководства. Установили стереотрубы. Первый пуск назначили на середину октября 1947 года. Начальник метеослужбы подполковник Пикус выдал благоприятную сводку погоды.
На рассвете 14 октября все выехали на старт. К 8 часам утра - полная готовность. Не было только одного - погоды. Над полигоном - низкая облачность, сильный ветер с дождём. День прошёл в ожидании. Вечером последовала команда «Отбой».
На 15 октября прогноз плохой. Однако с утра небо заголубело, выглянуло солнце, установилась прекрасная погода. К концу дня объявили готовность на 16 октября. Но горизонт снова обложило тучами. Начальник полигона генерал-лейтенант Василий Иванович Вознюк был вне себя от ярости, он рвал и метал. Генеральские молнии, в основном, поражали бедного метеоролога Пикуса.
Наконец 18 октября на небе появились просветы, и офицеры заняли свои места. Мажоров, как и положено, внутри бронированного колпака. Пошли последние секунды перед стартом…
И вот Юрий почувствовал, как всё завибрировало, затряслось вокруг. Степь огласилась мощным рёвом двигателя. В прорезь бронеколпака он видел, как ракета медленно и плавно поднимается со стартового стола, окутанная пламенем. Чуть качнувшись, она убыстряет вертикальный подъём. Струя газов поднимает огромное облако пыли.
Юрий не выдерживает, выскакивает из-под своего колпака. Как заворожённый, провожает взглядом ракету. Она уменьшается в размерах, но слышен ещё рев двигателя.
Из всех укрытий выскакивают офицеры, учёные, кричат, радуются, поздравляют друг друга. Впервые в истории нашей страны запущена баллистическая ракета. Минут через двадцать поступает сообщение: ракета достигла намеченного района и попала в заданный квадрат.
Председатель Госкомиссии главный маршал артиллерии Воронов приглашает стартовую группу в бронетранспортёр. Поздравляет всех с успехом, отстегивает фляжку, висевшую на поясе. Собственноручно отворачивает крышку и протягивает её Смирницкому. Николай делает несколько глотков и предаёт ее Трегубу, тот Фёдорову. Доходит маршальская фляжка и до Юрия Мажорова. Спирт обжигает. Сердце стучит от волнения. А душа поёт. Они победили!