Гагарин. Только один полёт

Перед стартом

Раннее утро 12 апреля 1961 года. На открытой всем степным ветрам стартовой площадке возвышается ракета-носитель «Восток». Почти трёхсоттонная махина оснащена двигателями общей мощностью в 20 миллионов лошадиных сил, под её железным панцирем пульсируют 250 электронных ламп, 6 тысяч транзисторов, свыше полусотни электродвигателей, более 1500 электрических реле, переключателей и штепсельных разъёмов, и всё это соединено электрическими проводами общей длиной в 15 километров.

В 5:30 сыграли подъём старшему лейтенанту Юрию Гагарину, которому предстояло стать первым космонавтом планеты. После обычной физзарядки - завтрак из «космических» 160-граммовых туб, предполётный медицинский осмотр и облачение в космическое снаряжение. Гагарину помогли надеть шлемофон, а сверху - гермошлем, на котором тут же нитрокраской написали: «СССР». Предложение поступило от начальника Центра подготовки космонавтов Евгения Карпова - чтобы после приземления никто не принял Гагарина за очередного американского лётчика-шпиона. Такое было время.

К старту первого космонавта Земли подвезли на автобусе ЛАЗ-695Б, у которого было ещё одно название - «Львів», но тогда это ничего не значило, поскольку автобус делали всем советским миром, а сводным братом у него был «Мерседес-Бенц 321». Особым комфортом ЛАЗ не отличался, но всё-таки был просторнее космического корабля, на котором Юрию Гагарину предстояло выйти на околоземную орбиту.

«Восток» состоял из двух основных частей - спускаемого аппарата и приборного отсека, соединённых между собой с помощью металлических лент и пиротехнических замков. На стыке отсеков по внешнему обводу корабля располагались металлические шары с запасом кислорода для космонавта. Слева в кабине пульт пилота: рукоятки и переключатели, управляющие работой радиотелефонной системы, регулирующие температуру, а также включающие ручное управление и тормозной двигатель. Справа - радиоприёмник, контейнеры для пищи и ручка для ориентирования корабля. Гагарина усаживают в кресло, пристегивают ремнями. В кресло вмонтированы привязная и парашютная системы, катапультные и пиротехнические устройства, а также всё необходимое для вынужденного приземления - аварийный запас пищи, воды и снаряжения, радиосредства для связи и пеленгации.

В течение двух часов, пока проводились последние проверки систем корабля, Гагарин находился в кресле - по сути дела в капсуле, куда не проникал свет, поскольку космический корабль был закрыт обтекателем. И, конечно же, несмотря на поразительную выдержку, не мог не думать, что его ждёт в мире невесомости. К тому времени на орбите уже побывали животные, но никто не знал, как отреагирует на невесомость человеческий организм - что станет с кровообращением, как отреагирует мозг?

На орбите

И вот, 9 часов 6 минут 56 секунд московского времени, сработал контакт подъёма. Включаются двигатели, четыре металлические опоры, на которых висела, не касаясь грунта, ракета, отделились в стороны, и «Восток» оторвался от Земли. Гагарин услышал пронзительный свист, вскоре перешедший в могучий рёв:

«Дали зажигание, заработали двигатели, шум. Затем промежуточная ступень, шум был такой приблизительно, как в самолёте. Во всяком случае, я готов был к большему шуму. Ну и так плавно, мягко она снялась с места, что я не заметил, когда она пошла. Потом чувствую, как мелкая вибрация идёт по ней. Примерно в районе 70 секунд плавно меняется характер вибрации. Частота вибрации падает, а амплитуда растёт... Перегрузка плавно растёт, но нормально переносится, как на обычных самолётах. В этой перегрузке я вёл связь со стартом. Даже при таких пробах немного трудно разговаривать: стягивает все мышцы лица… На 150-й секунде слетел головной обтекатель».

Вскоре «Восток» уже летит над Сибирью, Гагарин видит широкую реку, островки и берега, поросшие тайгой. Ракета стремительно набирает скорость, перегрузки становятся так велики, что Гагарин не может пошевелиться. Специалисты, которые тогда отслеживали физическое состояние космонавта, зафиксировали, что его пульс участился с обычных 64 ударов в минуту до 150.

По мере того как «Восток» преодолевает силу притяжения, перегрузки уменьшаются. Наконец, разделение с носителем, и корабль выходит на околоземную орбиту. Скорость - 8 км/с (28 260 км/ч), до Юрия Гагарина так быстро никто ещё не летал. Прежде мировой рекорд скорости принадлежал американскому лётчику-испытателю Роберту Уайту, одолевшему на ракетоплане Х-15А скорость 4675 км/ч. Но после 11 апреля 1961 года о нём можно было забыть.

Как только корабль вышел на орбиту, московское радио прерывает передачи, и диктор торжественно объявляет, что в Советском Союзе запущен космический корабль с человеком на борту. Так было задумано. Комиссия посчитала целесообразным выдать в эфир первое сообщение ТАСС сразу после выхода корабля-спутника на орбиту по следующим причинам: чтобы в случае необходимости можно было оперативно организовать спасение и чтобы не заподозрили, будто полёт Юрия Гагарина разведывательный, всё-таки шла холодная война...

В это время Гагарин, насколько позволяли привязные ремни, парил над креслом, испытывая необычайную лёгкость во всём теле. Рядом парили планшет, карандаш, блокнот. Всё это очень напоминало полёты во сне, позже вспоминал космонавт. Тем временем корабль шёл в автоматическом режиме, и это дало возможность Гагарину сосредоточиться на том, что видит и чувствует. Юрий Алексеевич записывает свои наблюдения обычным графитным карандашом, фразы одна за другой ложатся на страницы бортового журнала.

Притяженье Земли

Без малого за 90 минут «Восток» облетел вокруг Земли. Надо возвращаться, и эта часть полёта оказалась наиболее опасной. Корабль начинает вращаться вокруг своей оси, а перед входом в атмосферу спускаемый аппарат не смог полностью отделиться от приборного отсека. И вот оба модуля, всё ещё соединённые электропроводкой, несутся вниз...

«Затем в точно заданное время прошла третья команда, - пишет в отчёте Юрий Гагарин. - Я почувствовал, как заработала ТДУ (тормозная двигательная установка. - Авт.). Через конструкцию ощущался небольшой шум. Я засёк время включения ТДУ. Включение произошло резко. Время работы ТДУ составило точно 40 секунд. Как только выключилась ТДУ, произошёл резкий толчок, и корабль начал вращаться вокруг своих осей с очень большой скоростью. Скорость вращения была градусов около 30 в секунду, не меньше. Всё кружилось. То вижу Африку (над Африкой всё и происходило), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки.

Мне было интересно самому, что происходит. Разделения нет. Я знал, что по расчёту это должно было произойти через 10-12 секунд после выключения ТДУ. По моим ощущениям, больше прошло времени, но разделения нет...

Я решил, что тут не всё в порядке. Засёк по часам время. Прошло минуты две, а разделения нет. Доложил по КВ-каналу, что ТДУ сработала нормально. Прикинул, что всё-таки сяду, тут ещё всё-таки тысяч шесть километров есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч восемь километров, до Дальнего Востока где-нибудь сяду. Шум не стоит поднимать. По телефону, правда, я доложил, что ТДУ сработала нормально, и доложил, что разделения не произошло.

Как мне показалось, обстановка не аварийная, ключом я доложил «ВН» - всё нормально. Лечу, смотрю - северный берег Африки, Средиземное море, всё чётко видно. Всё колесом крутится - голова, ноги. В 10 часов 25 минут 57 секунд должно быть разделение, а произошло в 10 часов 35 минут».

За десять минут беспорядочного вращения Юрий Гагарин не потерял ни рассудка, ни выдержки. Тут не о чем говорить, разве что напомнить: космонавт номер один, двадцатисемилетний лётчик-истребитель, сын плотника и доярки, был отобран из более чем 3000 претендентов. И, как оказалось, это был исключительно правильный выбор.

«…Разделение я резко почувствовал. Такой хлопок, затем толчок, вращение продолжалось. Все индексы на ПКРС погасли. Включилась только одна надпись: "Приготовиться к катапультированию". Затем, чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый зуд по конструкции идёт, это заметил, поставил ноги на кресло... Здесь я уже занял позу для катапультирования, сижу, жду. Начинается замедление вращения корабля, причём по всем трём осям…»

Когда корабль вошёл в плотные слои атмосферы, его обшивка накалилась, и Гагарин, через шторки, закрывающие иллюминаторы, увидел жуткий отсвет бушующего вокруг пламени. Невесомость исчезла, а перегрузка стала сильнее, чем при взлёте, увеличившись до 10 единиц. 

«Уже когда перегрузки спали, очевидно, после перехода звукового барьера, слышен свист воздуха, свист ветра, - вспоминал Гагарин. - Слышно, как шар уже идёт в плотных слоях атмосферы. Свист слышен, как обычно в самолётах, когда они пикируют. Понял, что сейчас будем катапультироваться. Настроение хорошее. Ясно, что это я не на Дальнем Востоке сажусь, а где-то здесь, вблизи. Разделение, как я заметил (и там глобус остановился у меня), произошло приблизительно на середине Средиземного моря. Значит, всё нормально, думаю, сажусь. Жду катапультирования...»

Пожалуй, на этом месте прервём рассказ Юрия Гагарина и отметим, что приземление происходило на парашюте, а не вместе с кораблём, как сообщило ТАСС. С Гагариным решили подстраховаться. Конструкторы сочли, что приземление внутри спускаемого аппарата будет слишком жёстким (12 м/с), и избрали, как им казалось, более безопасный способ посадки (парашютная скорость - всего 5 м/с). Но как бы там ни было, для Гагарина катапультирование и спуск на парашюте были ещё одним испытанием:

«В это время на высоте примерно около 7000 метров происходит отстрел крышки люка №1: хлопок - и ушла крышка люка. Я сижу и думаю, не я ли катапультировался? Так тихонько голову кверху повернул, и в этот момент выстрел - и я катапультировался - быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом. Смотрю, выстрелила эта пушка, ввёлся в действие стабилизирующий парашют. На кресле сел как на стуле. Сидеть на нём удобно, очень хорошо, и вращает в правую сторону.

Я сразу увидел: река большая - Волга. Думаю, что здесь больше других рек таких нет, - значит, Волга. Потом смотрю, что-то вроде города, на одном берегу большой город и на другом значительный. Думаю, что-то вроде знакомое. Катапультирование произошло над берегом, по-моему, приблизительно около километра. Ну, думаю, очевидно, ветерок сейчас меня потащит туда, буду приводняться. Отцепляется стабилизирующий, вводится в действие основной парашют (он раскрылся на высоте 4 километров. - Авт.) - и тут мягко так, я ничего даже не заметил, стащило. Кресло ушло от меня, вниз пошло.

Я стал спускаться на основном парашюте... Думаю, наверное, Саратов здесь, в Саратове приземляюсь. Затем раскрылся запасной парашют, раскрылся и повис вниз, он не открылся, произошло просто открытие ранца...»

Новая опасность, опасность страшная.

«Тут слой облачков был, в облачке поддуло немножко, раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался...»

Два раскрытых парашюта - это опасно, очень опасно. Но беда, как говорится, не приходит одна. Сразу не открылся клапан, что подавал воздух для дыхания:

«Трудно было с открытием клапана дыхания в воздухе, получилась такая вещь, что этот клапан, когда одевали, попал под демаскирующую оболочку - и он под подвесной системой, под этой демаскирующей оболочкой, так всё притянуло, минут шесть я всё старался его достать. Но потом взял расстегнул демаскирующую оболочку, с помощью зеркала вытащил этот самый тросик и открыл его нормально».

Впрочем, весь этот полёт был риском. А цена риска - жизнь.

Я свой - советский

Юрий Гагарин приземлился менее чем через два часа после старта в поле возле деревни Смеловка на глазах у изумлённых жены лесника Анны Тахтаровой и её внучки Риты. Те направились к нему, намереваясь помочь, однако, подойдя ближе, остановились в нерешительности. Ярко-оранжевый скафандр и большой шлем их явно смутили. И тогда Гагарин закричал: «Свой, свой я, советский, не бойтесь, не пугайтесь, идите сюда!»

Вскоре подбежали механизаторы, которые, как оказалось, были в курсе события. Затем появились проезжавшие мимо зенитчики, от которых Юрий Алексеевич узнал, что он уже майор, а не старший лейтенант. Военные помогают снять скафандр, и Гагарин вместе с ними на ЗИС-151 отправляется в расположение зенитного ракетного дивизиона. Оттуда через три узла связи он выходит на «Завет» - на Центральный командный пункт Военно-воздушных сил - и докладывает о благополучном приземлении.