Неотредактированная история: пленные красноармейцы в рабстве у эстонских землевладельцев

Более полувека эти документы, касающиеся времен Великой Отечественной войны, находились в архиве под грифом секретности и, не произойди распада СССР, так, возможно, и остались бы невостребованными.  Все дело в том, что касались они весьма деликатной темы - преступлений «братских» прибалтийских народов, служивших нацистской Германии, против советских людей -  как военнопленных, так и гражданских.  А в послевоенные годы, как известно, ставить под сомнение   дружбу  «единого советского народа» считалось чуть ли не идеологическим преступлением.

Но когда  были рассекречены документы из Центрального архива Минобороны России, стало известно, что в годы войны рабы-остарбайтеры из СССР гнули спины не только в немецких фольварках, но и на эстонских мызах. И вообще с  1941-го по 1944 год только в крошечной по географическим меркам Эстонии было создано 25 концлагерей, в которых при участии эстонских фашистов уничтожили  около 130.000 советских военнопленных и  мирных граждан.

Война вслепую

Оперативные сводки, политдонесения, показания пленных эстонских легионеров из 20-й дивизии СС и перебежчиков, их фронтовые дневники и переписка с родственниками, другие объективные свидетельства времени, пролежавшие в спецхране три четверти века, позволяют понять, почему не следует так уж сильно удивляться тому, что происходит сейчас в Эстонской Республике, сделавшей на рубеже 1990-х так называемый европейский выбор и провозгласившей национальными героями тех, кто присягал в 1941 году на верность Гитлеру.

Правда, сегодня у Таллина, независимость которого сводится к поиску очередного политического покровителя, в почете не столько Берлин, сколько Вашингтон, но сути это не меняет. Исторический опыт показывает, что эстонские элиты в разное время и в разных формах традиционно тяготели к «исключительным нациям».

Поэтому вполне закономерно, что предыдущим президентом Эстонии был Тоомас Хендрик Ильвес, родители которого при наступлении советских войск сбежали осенью 1944 года сначала в Швецию, а потом переселились в США. Именно при президенте Ильвесе в центре Таллина снесли «Бронзового солдата», и уже после него, в 2018 году - при действующем президенте Керсти Кальюлайд, была предпринята очередная попытка восстановить памятник эстонским эсэсовцам, демонтированный по требованию мировой общественности. И попытка, похоже, удачная. А вот памятные знаки на могилах советских воинов, в рядах которых сражалось немало эстонцев, в Эстонии систематически подвергаются осквернению. Как, впрочем, и в других европейских государствах, буквально еще вчера рассыпавшихся в благодарностях советскому народу за спасение от коричневой чумы.

Парад суверенитетов, последовавший за перестройкой, и марши эсэсовцев в столицах бывших братских республик стали неприятным сюрпризом и для тех, кто водрузил Знамя Победы над Рейхстагом, и для их потомков.

Но предсказать, а тем более - предупредить эти события было сложно, поскольку из-за идеологической целесообразности все «шероховатости», ломающие представление о «новой исторической общности - советском народе», держались под замком.

А это значит, что политическую войну с идеологическим противником СССР вел вслепую, в том числе и на своей территории.

«Весь советский народ...»

Еще в 1938 году Василий Лебедев-Кумач написал стихотворение, которое стало песней, впервые прозвучавшей в постановочно-документальном фильме «Если завтра война…». И есть там такие слова:

«Если завтра война, если враг нападет,

Если темная сила нагрянет,

Как один человек, весь советский народ

За свободную Родину встанет».

…Оказалось, не весь и не везде.

Уже в  день нападения Германии на СССР эстонский политик Хяльмар-Йоханнес Мяэ, который потом будет назначен главой администрации Эстонии, вошедшей в состав Рейхскомиссариата Остланд, направил письмо советнику Гитлера по внешней политике Иоахиму Риббентропу, в котором просил о восстановлении дипломатических отношений Эстонии с рейхом, а также об освобождении военнопленных красноармейцев эстонской национальности.

Понятно, что эта просьба не касалась эстонских коммунистов и комсомольцев, но в целом надо признать: господин Мяэ был лучше информирован о настроениях в эстонском обществе после депортации «антисоветских и уголовных элементов» и попытки стахановским методом провести в хуторской Эстонии коллективизацию, чем уполномоченные из Москвы.

Забегая вперед, отметим, что работа над ошибками так и не была сделана, и десятилетия спустя активное «колхозное строительство» натолкнулось на не менее жесткое сопротивление уже в Афганистане и даже в Никарагуа. Ну а незнание реальной ситуации в предвоенной Советской Эстонии обернулось тем, что значительная часть населения, вместо того чтобы пополнить ряды Красной Армии, ушла в «лесные братья» и сражалась на стороне гитлеровской Германии.

Уже 12 июля 1941 года начальник управления пропаганды Северо-Западного фронта бригадный комиссар Рябчий доносил по команде: «Наиболее распространенной формой диверсии является обстрел из населенных пунктов и лесов мелких подразделений, колонн и одиночных машин наших частей, проходящих по дорогам. Выстрел из-за угла по командирам также излюбленный метод бандитов. Банды занимаются разрушением линий связи и мостов в тылу наших частей. Вместе с тем, контрреволюционные элементы расправляются с местным советским активом».

Примерно в эти же дни на побережье Эстонии высадилась разведывательно-диверсионная группа «Эрна», состоявшая из национальных кадров, прошедших подготовку под руководством офицеров Абвера (сегодня в честь «Эрны», под эгидой НАТО, проводится военно-спортивная игра), действовали в тылу Красной Армии и диверсионные отряды полка «Брандернбург-800», но противостояли им только регулярные части.

«Местные руководители партийных, советских органов (в уездах, волостях) задолго до отхода наших частей покидают свои посты и убегают в глубокий тыл, не отстают от них и уездные, волостные работники НКВД, НКГБ, - отмечает бригадный комиссар Рябчий. - Отдел Политпропаганды 22 мсд доносит, что в тылу наших частей, буквально на десятки километров вглубь, не сыщешь местных партийных и советских руководящих работников. Все уехали глубоко в тыл. В результате получается, что в отдельных местах отходящие части обнаруживают вновь созданные контрреволюционные органы власти».

Например, в местечке Мустла к приходу отступающих частей 8-й армии уже висели «буржуазные национальные флаги» и состоялась расправа с советским активом.

Потом расправы стали нормой. Напомним, что в период деятельности Хяльмара Мяэ в должности генерального директора по внутренним делам «Эстонского самоуправления» и на посту ландесдиректора юстиции (т.е. с 1941-го по 1944 год) в Эстонии было создано 25 концлагерей, а немецкими спецподразделениями и отрядами эстонской военизированной организации Omakaitse («Самооборона») были уничтожены 64.000 советских пленных и    61.000 мирных граждан, в том числе завершено уничтожение оставшихся в стране евреев.

Последних уничтожили уже накануне освобождения Таллина, 19 сентября 1944 года, спецкоманда гестапо и охранники из 287-го эстонского полицейского батальона. «Процедуру» в спецдонесении Генеральному комиссару госбезопасности Л.П. Берии описал нарком внутренних дел ЭССР комиссар госбезопасности Резев: на сложенный из дров квадрат площадью в 4-5 метров лицом вниз плотными рядами «принудительно укладывались евреи и в таком виде расстреливались». Уже на трупы накладывался второй слой дров, и расстреливалась вторая группа, доставленная (эстонским полицаями) из барака.

«Созданные таким образом, две пирамиды из расстрелянных людей и дров были облиты керосином и подожжены. В числе расстрелянных много врачей, артистов, научных деятелей и т.д.» В этот же день в специальном концлагере Клоога были расстреляны и 250 военнопленных красноармейцев.

В спецдонесении также сообщается, что 27 сентября 1944 года был взят под стражу один из активных деятелей военно-фашистской организации Omakaitse уроженец Таллина Август Синипалу, принимавший участие в конвоировании евреев и красноармейцев к месту расправы. Беспартийный, из рабочих, по специальности - маляр. На допросе Синипалу признал вину и назвал ряд сообщников по активной полицейской службе.

Рейскомиссариат Остланд

Судьба Августа Синипалу неизвестна. Но на его примере, к сожалению, не единичном, можно утверждать: пролетарский интернационализм за год советской власти не сильно прижился в Эстонии, и на первых порах, особенно пока гитлеровская армия одерживала победы, симпатии местного населения были на стороне немцев. Возможно, потому, что крестоносцы пришли на эти земли еще в XIII веке, и за столетия совместного сосуществования эсты настолько сроднились с германцами, что стали ощущать себя чуть ли не единым этносом, для которого славяне и прочие инородцы - потенциальные рабы, люди второго сорта.

А что мы, собственно, знали об Эстонии и эстонцах в советские времена? Великий Георг Отс, Тынис Мяги, который требовал в незатейливом шлягере, чтобы спасли его разбитое сердце, Яак Йоала, грозившийся подобрать музыку к судьбе и дождю…

После того, как были рассекречены документы из Центрального архива Минобороны, стало известно, что в годы войны остарбайтеры из СССР гнули спины не только в немецких фольварках, но и на эстонских мызах. Но, видимо, эстонским землевладельцам доставался не самый качественный «живой товар».

В августе 1944 года на острове Пермискюла были обнаружены письма, адресованные эстонским солдатам, служащим в немецкой армии. Некая Надя, недовольная своими рабами с востока, даже сочинила песенку:

«Один - слегка свихнувшийся,

А другой - хромает.

У третьего нет глаза,

А четвертый глух на ухо».

Но это уже 1944 год. А в начале войны в крупных и мелких хозяйствах эстонских землевладельцев работали даже военнопленные. Что и подтвердили шесть бывших военнослужащих РККА, сбежавших 4 июля 1944 года из лагеря смерти в Кивиыли (сводка №71 Политуправления Ленинградского фронта от 14 июля 1944 года). Например, Николая Трофимова раненым взяли в плен омакайтсы (фашисты из «Самообороны»), рядового Ивана Веселова пленили «лесные братья», и прежде чем попасть в концлагерь, они использовались как дармовая рабочая сила в эстонских крестьянских хозяйствах.

Причем все показали, что эстонские крестьяне, многие из которых служили в немецкой полиции или состояли в фашистских организациях, относились к ним, за редким исключением, презрительно.

И все-таки это был «курорт» в сравнении с лагерем Кивиыли, в котором под охраной «черной полиции» из эстонцев и западных украинцев в нечеловеческих условиях содержались военнопленные, угнанные на работы жители Украины и Белоруссии, несколько тысяч венгерских евреев, а в особой тюрьме под названием «Треугольник» - немецкие коммунистки.

Основное место работы - так называемый «эстонский Баку», сланцево-перегонный завод, который ежедневно выдавал 200 тонн нефти и различных масел для нужд вермахта, и сланцевая шахта. Руководил производством германский инженер Древерман, не считавший зазорным отобрать у военнопленного продукты, доставшиеся ему от остарбайтеров, а потом избить до смерти. Но и надсмотрщики из числа эстонцев были не лучше. Особенно усердствовал десятник Марк, убивший не один десяток военнопленных киркой или лопатой. От него не отставали Минер, Югтжар и старший десятник Штриссер.

Как показал бывший военнопленный Николай Трофимов, эстонцы достаточно часто убивали русских, но однажды на территории завода произошел такой случай. «Эстонец убил русского, тогда солдат РОА, стоявший на зенитной вышке (завод охранял зенитный расчет Русской освободительной армии, - ред.), сошел вниз, заколол эстонца и поднялся обратно на вышку», - рассказал Трофимов.

И этот случай весьма показателен, если даже власовцы не могли спокойно относиться к тому, как эстонцы обращаются с военнопленными красноармейцами.

Но пока вермахт браво маршировал на восток, особых угрызений совести эстонцы, пожалуй, не испытывали. Некая Лейда из волости Люганузе пишет легионеру из 20-й дивизии СС Эрнсту Койку: «Будь доблестным воином и заканчивай войну так, чтобы из Ваньки пух вылетел». Но к 1944 году настроение у родных и близких эстонских эсэсовцев меняется. «Будь молодцом, но не слишком!» - предупреждает жена своего мужа Эриха К.

А уже в июле 1943 года из деревни Иоэкюла легионеру Комиссару приходит просто паническое письмо от его зятя Линтропа: «В деревне Кривасоо полно русских, и кто же их оттуда сможет прогнать! Если и большие немецкие силы не смогли сопротивляться, то что же сможем сделать мы, горстка эстонцев? А что у них за мощные танки и оружие!»

Примечательно, что в 1944 году заметно лучше стали относиться к заключенным и в лагере смерти Кивиыли. Военнопленным выдали бумажные матрацы и одеяла и однажды даже сварили похлебку из конской головы. Как рассказали сбежавшие из лагеря заключенные, где-то с января охранники вдруг стали интересоваться условиями жизни в России до войны и расспрашивать заключенных о делах на фронте.

И надо отметить, что это был не праздный интерес: в лагере действовал «объединенный подпольный комитет большевиков по борьбе с немецко-фашистскими оккупантами», которыми руководили майор Пурилин и воентехник из 2-й Ударной армии Иван Родионович Горбенко.

Кстати, подпольному комитету удалось установить контакт с некими эстонскими партизанами, которые в обмен на помощь потребовали письменные гарантии, что «когда придет Красная Армия, их не тронут».

Все-таки очень предусмотрительный народ эстонцы! Да и «партизаны» тоже весьма странные…

Час расплаты

Кстати, к 1944 году в Эстонии сложилась обстановка, напоминающая начало войны, только наоборот. Если в 1941 году эстонцы в массовом порядке бежали в лес от мобилизации в Красную Армии, то теперь целые эстонские батальоны дезертировали с советско-германского фронта, по всей видимости, не собираясь «защищать родину от большевистских полчищ» до последней капли крови, как того требовали гитлеровская пропаганда во главе с доктором Геббельсом и единственный эстонец, дослужившийся до звания генерала войск СС Йоханнес Соодла. Именно он стоял у истоков создания 20-й эстонской дивизии СС.

Но в 1944 году и это «прославленное» соединение колебалось вместе с линией фронта.

Согласно показаниям пленных легионеров Пеетсалу, Гросса и Хэуслера, большинство военнослужащих 20-й дивизии заняли позицию выжидающих. Но из-за чувства вины перед русскими и боязни ответственности они продолжали оказывать сопротивление. Четко держались только добровольцы - в основном выходцы из зажиточных крестьян, буржуазии и интеллигенции, причем некоторые даже в 1944 году все еще надеялись, что немцы разобьют высадившихся во Франции американце и англичан, а потом снова примутся за русских.

Другая часть полагала, будто США и Англия сумеют договориться со Сталиным, и Эстония останется буржуазной республикой. Рассматривались и совершенно экзотические варианты: например, триумфальное наступление финский армии или вступление в войну нейтральной Швеции.

Военнопленные легионеры Пеетсалу, Гросс и Хэуслер в один голос заявили на допросах, что, несмотря на обострившиеся к 1944 году антинемецкие настроения, русским на поддержку эстонского населения, в общем-то, рассчитывать не стоит. Разве что на некоторых рабочих и крестьян, получивших землю от советской власти. Но на рожон они особенно не лезли, если не считать надписей, регулярно появляющихся в солдатском сортире: «Долой Гитлера!» и «Все в зеленый легион!»,  то есть - в дезертиры.

Любопытные показания дал перебежавший на нашу сторону солдат 8 роты 2 эстонского пограничного полка Миней Картофелев (этнический русский): «Мое мнение такое - многие эстонцы запутались и сами не знают теперь, как быть. Они немцев не хотят и русских боятся, ибо совесть у них нечиста. Ведь очень многие из них в начале войны помогали немцам, выдавали им советских активистов, занимались доносами и т.п.».

…А вот нацистский костяк 20-й ваффен-гренадерской дивизии СС (1-я эстонская) сражался до конца: сначала - в Восточной Пруссии, потом - в Чехии, где остатки дивизии были окружены частями Красной Армии. Те, кому все-таки удалось вырваться из кольца, сдались англо-американским войскам,  и теперь эти тени прошлого в одном строю с юными последователями маршируют по улицам Таллина.

Рассекреченному верить

Центральный архив Минобороны РФ рассекретил только часть документов, отражающих события Великой Отечественной войны на территории Эстонии. Не исключено, что на архивных полках осталось еще немало «исторических откровений», которые, если увидят свет, потрясут общественное мнение, и публикацию которых в советские времена сочли бы «грязной клеветой» на братский эстонский народ.

Но в годы войны было не до толерантности, и все эти сводки, спецсообщения, показания пленных и перебежчиков отражали действительность такой, какой она была на самом деле, а не такой, какой ее представлял советский идеологический аппарат, - неотредактированной. Поэтому рассекреченному приходится верить.