Последний перед Богом

Я беседую с одним из таких простых донбасских героев Артёмом Кóзелом. Этот крупный сорокалетний мужчина явно не привык к вниманию прессы: не зная с чего начать, смущенно сбивается… Но мне всё же удаётся его разговорить. Его язык прост и бесхитростен, к концу нашего разговора сам Артём с трудом сдерживает слёзы, а я понимаю, что это, наверное, самое страшное моё интервью.

Артём работает в Донецке в ритуальных услугах, и каждый день соприкасается со смертью. На войне смерти особенно много, и часто эта смерть - чудовищна и несправедлива. Но мой рассказ не о смерти, а о жизни. Он об особом братстве людей перед лицом всеобщей опасности, о единстве, сплочённости, взаимопомощи. Расшифровав нашу беседу, я поняла: вопросы здесь лишние, лучше самого Артёма о том, что он пережил, не скажешь.

Хлеб и лекарства в катафалке

- Я родился в Донецке, жил в Донецке, никогда не покидал его. С 2014 года мы помогали и раненым, и погибшим. Хоронили погибших бесплатно. Война сродняет людей. Я ещё до войны начал работать в Петровском районе, хотя живу в Кировском. Это не столь важно, это рядышком. Не скажу, что всю Петровку знаю. Но большую её часть я знаю, и меня знают. Тут практически все как соседи. Если мне дают хлеб, я что, с родными не поделюсь?

Ситуация

Летом 2014 года Донецкая и Луганская народные республики оказались в кольце блокады со стороны Украины и в них сложилась угрожающая ситуация с продуктами, медикаментами и даже водой. По словам тогдашнего премьер-министра ДНР Александра Бородая, гуманитарные коридоры приходилось буквально «прогрызать» сквозь позиции подконтрольных Киеву войск. Полки магазинов опустели, а цены взлетели до небес.

В военной части нам ополченцы для мирных жителей оставшийся хлеб собирали. В мою «Газель» входило до двух тысяч батонов - военные обычные батоны, что солдатам выдавали. И мы их с 2014 года развозили - Трудовские, дальше под Марьинку в серую зону, - и раздавали людям.

«Газель» у меня одна, ритуальная. Мы её мыли после работы, застилали простынями полы, лавочки и под потолок загружали хлебом. Чтобы развести, 4-5 часов занимало. На всю Петровку, на всю серую зону не хватало. Мы по определённым дням кусками возили: на Трудовские, на Александровку, на Жилплощадку. Где-то около девяти вечера я еду в часть, в полдесятого мы загружаемся. Дорога из города - ещё часа полтора занимает. Ну, и до часу-двух ночи мы развозим.

Возвращались из серой зоны уже в комендантский час, попадали на проверки. И лицом в асфальт укладывали, и задерживали. Приходилось доказывать, что мы не продавали этот хлеб. Республика боролась с мародёрами и спекулянтами. А пока разберутся…

Часто попадали под обстрелы. На улице Вагнера в 2015 году попали под сильный обстрел миномётный. Люди выбегали, брали хлеб и тикали. Потому что было не то что страшно, а сильно опасно. А мы уезжали, открыв двери машины. Наталья Николаевна Конох читала «Отче наш».

Снайперы издевались, колёса пробивали. Тут пол-Петровки собирало б/ушные колёса на «Газель», чтобы мы могли хоть как-то двигаться. В маленькую «Газельку» мою, по примерным подсчётам, больше 180 раз попадали осколки. Она пулями пробита, вареная-перевареная, только её восстановил. В раме под баллонами до сих пор 18 патронов торчат.

Меня самого три раза контузило. Как-то раз с хлебом шёл, разносил по домам, а рядом «ложилось». Это днём было, а к вечеру глаза открывали, и дальше продолжали.

Было много погибших, их хоронили. Возле церкви у шахты Трудовская у отца Александра поставили памятный знак погибшим Петровского района: военнослужащим, мирным людям... Каждый год мы с Натальей Николаевной обновляем списки и сам памятный знак, а батюшка к 9 мая службу правит. И мы постоянно там бываем, вспоминаем.

В разгар боевых действий людям с Петровки надо было 5-6 километров как-то добираться до центра города без автобусов, чтобы хлеба купить или лекарства. В те годы к нам автобусы ходили до 14-й больницы, а дальше, до Трудовских, люди только пешком добирались. Иной раз звонят по телефону: «Ты там-то и там-то будешь кого-то хоронить»? «Да». «Купи такое лекарство, такое». И на похороны едешь, и лекарства везёшь, и людей развозишь…

Скорые тоже особо на Трудовские под обстрел не ездили. Бывало даже звонили к нам в ритуальную службу, и мы едем с Трудовских на площадь Победы, вывозим больных людей, чтобы перегрузить в скорую. Потому что всего две машины скорой помощи было на весь район. И потерять их тоже нельзя.

Нет тяжелей похорон, чем похороны ребёнка

Я работаю в ритуальной службе, много хороню людей в возрасте… Но нет тяжелей похорон чем те, когда ты хоронишь ребёнка. А когда ещё и погибшего, разорванного в клочья снарядами, из которых как-то пытаешься собрать тело, чтобы его хоть положить в гроб... Тут просто сказать нечего.

Было такое, хоронили один гроб, а в нём - две-три семьи. Все в подвалах жили, все знают, кто где жил. Где крепче подвал, там больше людей собиралось. И вот когда пробивает через крышу в этот подвал, от 18 человек, которые там сидели, собираешь в пакетики 12 килограммов останков. В один гроб кладёшь, и всё. Только таблички стоят с переписанными фамилиями. То, что можно было опознать.

В 2015 году я точно так же племянницу потерял, в феврале месяце. Пошла в женскую консультацию на приём к врачу. Позвонила матери, обрадовала, что второй месяц беременности. И связь прервалась. Стали искать. В Кировском районе есть остановка шахта №19, там воинская часть стояла. И мина 152-мм прямо в остановку попала. Четыре с половиной килограмма останков - это всё, что удалось собрать, всё тело. Доказать милиции толком не могли. Тогда солдаты поехали туда. Взрывная волна пошла на дерево, рядом с остановкой, и на часть. В основном все останки через забор на территорию части перелетели. Ребята - 300 человек - с фонариками обходили, обследовали всю эту территорию.

Мать нашла небольшой кусочек кожного покрова с головы с волосами, обгоревшие эти волосы узнала. И в дереве осколком впечатался листочек от паспорта - улица и номер дома. Благодаря этому смогли доказать, что это она и есть. На похороны в храм на остановке «Шахта 19», рядом с кладбищем, где она и погибла, пришли ребята из части, которые собирали её останки. И вот так, по рукам этот гробик отнесли прямо до могилки. Не дай Бог никому такое пережить, особенно матери.

Территориальная община Петровского района

Были такие люди неравнодушные, которые собрались в кулачок. Не за деньги, не за славу. Просто друг друга поддерживали, соседей, всех, кто есть. Все вместе как в одну семью сошлись. Волонтёрское движение, или как сказать? Просто люди, которые думали одинаково, жили одинаково, имели время собраться все вместе.

Собирали для людей и продукты, и одежду. Всё раздавали. Ребятам на передовые флаги ДНР шили. Тогда их нигде не было. Наталья Николаевна Конох девочек, которые шили флаги эти, нашла. Пошили - длинный такой, чтобы его видно было. На террикон, помню, тогда повесили - трёхметровый. Что это - Донецк, Донецкая республика.

А ребята на передовых - это наши же соседи, это не регулярные войска. Обычные шахтёры, слесари, дворники - все профессии. И чтобы как-то их поддержать, под Новый год пытались хоть что-то для них сделать. Девчата находили старые свитера, распускали и вязали. На Новый год подарочки: такие небольшие мешочки шили тканевые и туда клали пару тёпленьких носочков, пачку сигарет и обязательно один духовой пирожочек. Много не сделаешь, а вот хоть один!

Приезжаем туда, помню, снег был, ветер, буря. И ребята возле костров сидят, греются. Увидели машину, подходят. Многие нас знали, многих мы знали. Достаёшь эти подарочки, вроде как Дед Мороз со Снегурочкой приехали. Они, как дети, плакали. Достаёт этот пирожок, не ест, он его нюхает и кладёт обратно. Чтобы как кусочек тепла, сердце согреть. Как дети малые.

«Нет чужих детей, все свои дети». Письма на передовую

А ещё письма дети из детских домов, из школ писали. Мы в детский дом возили и хлеб, и конфеты - и выпрашивали их, и покупали. И детей просили, чтобы солдатам на передовую нарисовали какие-нибудь под Новый год картинки, письма написали. Всё-таки хоть что-то должно душу ребят, что воюют, согревать.

Как фронтовая почта. Приходишь - танцуй, отдаёшь письмо. А боец потом открывает и каждому показывает. Маленькие дети, в основном, рисунки рисовали. Показывает: «Вот мой сын нарисовал». Дети, что постарше - письма писали. Не важно, что это не его ребенок, встаёт, вслух читает: «Это мой сын, это мне дочь написала». И, как гордый отец, читает всем письмо это. Очень много писем было, где просто ребенок пишет, как отцу.

Много было писем таких, что читать без слёз невозможно. Потому что в детдомах много детей, оставшихся без родителей. У многих погибли родители. Необязательно военнослужащие, просто мирные люди. Пришли какие-то сволочи, извращенцы, сказали, что «это будет наша территория», - и давай пулять. Дети причём? Они не могут там решить свои проблемы, а дети во всём виноваты.

Одно письмо я помню… Его девчонка лет 10-11 писала. Мы его переписывали, ксерили, везде раздавали. Девочка эта писала о том, как она потеряла родителей под обстрелом, как она благодарна ребятам и просит защитить. И говорит: «Нет чужих детей, все свои дети. Так же, как нет чужих погибших солдат. Это все сыновья, братья и сёстры». Сейчас я уже полностью его не помню. Только эти слова, что «нет чужих детей».

И вот так пытались чуть-чуть скрасить ребятам жизнь. Хоть какие-то добрые слова ласковые, картинки.

Но самое тяжёлое, это когда погибают ребята под обстрелом. 2 января был сильный обстрел. Мы помогали погибших эвакуировать. И военных, и мирных в одну машину грузили и вывозили. Милиция описывала всех. Но у военнослужащих, перед тем, как сдать в морг, надо проверить было карманы, чтобы ничего из оружия не было. И вот как-то достал из кармана документы, а вместе с ними вот это письмо, которое я привозил. Там, где нарисованы папа и мама, как ангелы, и оно ещё и в крови. Сердце пробило осколком у него. Вот это убивает и душит прямо…

Невесёлый эпилог

Измученный многолетними украинскими обстрелами, которые то чуть затухали, то разгорались с новой силой, Донбасс живёт исходя из известного принципа: «лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Летом Украина получила дополнительное оружие натовского образца, и бомбы на Донецк начали падать с «завидной» периодичностью, а последние две недели вообще ежедневно. Безопасных районов в столице ДНР попросту не осталось. О Петровском районе и говорить не приходится. Все восемь лет он считается прифронтовым, так как непосредственно примыкает к превращённому ВСУ в один сплошной укрепрайон городу Марьинка, за который уже не один месяц идут ожесточённые бои.

Из-за непрерывных обстрелов в населённых пунктах Петровки много разрушений, разбиты практически все до единой школы района. Общественный транспорт ходит крайне редко. В посёлках, расположенных ближе к Марьинке - Трудовские, Жилплощадка, посёлок шахты №7, - магазины по большей части закрыты. Жителей в посёлках остаётся всё меньше, они стараются сплотиться, помогать друг другу.

Артём Кóзел так и работает в ритуальных услугах, правда, со здоровьем стало намного хуже. Чаще приходится ремонтировать свою израненную, битую-перебитую «Газель» и «ковылять» на ней по серой зоне, помогая людям и в большом горе, и в маленькой радости. Работы стало на порядок больше: погибших много, хоронить приходится и мирных жителей, и защитников Донбасса. Когда у человека близких нет, расходы по погребению Артём полностью берёт на себя.

Он последний на земле перед встречей с Богом.