Театральный сезон ещё не начался

До недавнего времени несмотря на то, что большая часть Мариуполя уже находилась под контролем сил Народной милиции ДНР, его окраины по-прежнему периодически обстреливались украинскими боевиками, засевшими в порту и на территории завода «Азовсталь», превращённых в укреплённые крепости с бункером. При этом националисты регулярно обстреливают прилегающие к заводу жилые кварталы. Наш корреспондент передаёт из Мариуполя.

Националисты прикрываются школами, детскими садами и больницами

По мере того, как вооружённые силы республики совместно с бойцами чеченских подразделений, имеющих большой опыт боёв в городской черте, неумолимо сжимают кольцо вокруг основного очага сопротивления украинских нацистов из батальона «Азов» (здесь и далее экстремистская организация, запрещённая в РФ), мы с коллегами-военкорами тоже продвигаемся вглубь Мариуполя. На днях нам удалось побывать в школе №25 по улице Зелинского 108. После её посещения отпадают любые вопросы, почему российская армия наносит удары по якобы «гражданским объектам».

Цитата

«Националисты укрепляются в школах, детских садах, больницах. Это для них сейчас основные точки штабов. Сейчас практически не осталось школ, детских садов, больниц, где не находились бы нацбаты. Более того, сейчас они закрепляются на верхних этажах многоэтажек. Гражданское население находится преимущественно в подвалах. Это усложняет ситуацию».

Глава ДНР Денис Пушилин.

Школа на поверку оказалась опорным пунктом вооружённых формирований Украины (ВФУ). Боевики явно оставили её в сильнейшей панике: во дворе и в классах валяются каски, форма с нашивками в цветах украинского флага, недоеденные консервы вперемежку с гранатами и патронами, сгоревшие автоматы в подвале и прочий военный хлам.

Внимание привлёк череп на столе кабинета, в котором, судя по надписи на двери, располагался штаб 3-й роты. На дверях, ведущих в подвал с оружейным арсеналом, по всей видимости, подожжённым самими укровояками в момент бегства, гордо красуется герб Украины. Он нарисован оранжевой краской на голубом фоне рядом с известной многим оскорбительной аббревиатурой в адрес президента РФ. Видимо, это был такой оберег. Не помогло. Драпать пришлось без оглядки, сверкая пятками.

Нацисты показали своё «Собаче серце»

В начале этой недели нам всё же дали добро на поездку в самый центр Мариуполя. Большинству журналистов не терпелось побывать в печально знаменитом городском драмтеатре даже несколько недель спустя после трагедии. И пусть никто из нас не претендует сейчас на проведение расследования, которое могло бы поставить окончательную точку в этом преступлении - в условиях войны и продолжающихся в городе боёв это представляется более чем проблематичным, - увидеть место происшествия воочию, совсем не то, что читать о нём в сводках.

На подъезде к городу традиционная остановка, мы привычно облачаемся в бронежилеты и каски и только после этого двигаемся дальше. За окном мелькают всё те же почерневшие от взрывов, местами обрушившиеся многоэтажки, сгоревшие бронетехника и гражданский транспорт, мирные жители, бредущие вдоль дороги и выстраивающиеся в очереди за гуманитаркой и за водой… И могилы, могилы, могилы… Вырытые прямо в скверах, во дворах, вдоль проспектов… Мариуполь переживает свой апокалипсис.

Мы паркуем машины неподалеку от мариупольского Свято-Покровского собора в центре города. Проходим двор, и вот уже сквозь развалины домов перед нами открывается вид на площадь, где возвышается Мариупольский драмтеатр. После провозглашения независимости Донецкой народной республикой, Украина решила назвать Донецким академическим областным драматическим театром, хотя сам Донецк был ей неподконтролен.

От театра пара километров до Азовского моря, где в порту ещё отчаянно сопротивляются боевики запрещённого в РФ батальона «Азов», и несколько километров до завода «Азовсталь», превращённого ими же в огромный укрепрайон. Наши войска упорно и методично их оттуда выбивают, поэтому в центре постоянно слышны раскаты орудий и трескотня автоматов. Но сопровождающий оценивает обстановку, как спокойную, и по его команде мы перебегаем площадь по направлению к театру.

Если издали могло показаться, что здание не слишком пострадало, то вблизи мы видим чудовищные разрушения. По сути, от театра остался лишь передний фасад, на котором уцелела даже афиша спектакля «Собачье сердце». Вся остальная часть уничтожена до основания и представляет собой огромную груду обломков.

Мы осматриваем вход в подвал убежища, но вниз спускаться нам не рекомендуют - его могли заминировать отступившие украинские боевики. Как бы там ни было, не похоже на то, что в убежище остались погибшие: на ступенях не видно тел, специфический трупный запах также отсутствует.

Из руин выходят дети и взрослые

То, что практически все, кто находился в момент взрыва в убежище, выжили, подтвердил очевидец событий Эдуард Золотарёв. Вместе с семьёй и другими жителями города примерно две недели ему пришлось укрываться в театре. Эдуард подошёл к нам вместе с 16-летним сыном. Каждый день они вдвоём приходят к театру в надежде что-то узнать о судьбе матери: во время взрыва она пошла в аптеку, располагавшуюся внутри здания, и с тех пор о ней ничего не известно.

«Я стоял снаружи, - рассказывает Эдуард Золотарёв, - мой сын спал на балконе на втором этаже внутри театра. Меня взрывом выкинуло вместе с кирпичами, а сына придавило дубовой дверью. Он потом из-под неё выполз, все осколки рядом прошли. А маму мы так и не нашли.

Нас свезли в театр украинские военные, якобы для нашей безопасности. Здесь находилось около 2000 человек. Детей очень много было - из детского дома. Дети бегали по второму, третьему этажам. Военные сами привозили нам продукты, матрасы, мы готовили еду».

Им и впрямь казалось, будто их собираются защитить от бомбёжек. Но у всушников были другие планы.

«Военные в чёрной форме на американских джипах заезжали за дом и оттуда палили минами, - продолжает Эдуард. - А через несколько минут приходила ответка. Но в сам театр ничего не попадало. Сам взрыв, мне кажется, был подстроен под авиабомбу. Самолёты здесь часто летали бомбить «Азовсталь», но я видел, они точно били, куда надо.

Утром перед самым взрывом появились военные. Они поднялись на 4-й этаж, что-то осматривали, фотографировали. Нас туда не пускали, и двери там заперты были. Когда мы начали переживать, некоторые военные привезли свои семьи, правда на следующий день их вывезли. А нас успокаивали, что якобы уже весь мир знает, что в театре мирные жители, дети. И, говорят, сам Зеленский обратился по телевидению с призывом не стрелять.

Нас не то, чтобы не выпускали отсюда, просто говорили: "Если вы выедете, вас расстреляют". Но потом из города начали выезжать колонны грузовиков.

В подвале театра, рассчитанном на 70 человек, в момент взрыва находились все двести. Сколько пострадало, сколько погибло во время взрыва, я не знаю. Слышал, что пока достали около 20 тел. А сколько их будет, когда всё это разгребут?..»

Из руин выходят дети и взрослые. Эдуард и его сын уходят, раздавленные пережитым горем, «маму так и не нашли»…

Мы решаем проникнуть внутрь фойе театра. Оно впечатляет. Здесь война обладает какой-то жуткой завораживающей эстетикой. Стены покрыты обгоревшей осыпающейся штукатуркой, пол усеян мелкими обломками, битым стеклом… Зрительный зал, вид на который открывается через один из проёмов или, скорее, проломов в стене, полностью обрушен. Но точно так же, нет ни запаха разложения, ни тел, нет даже обрывков одежды или обуви. В здании театра в момент взрыва явно не было тысячи людей, как утверждала украинская пропаганда. 

«Мы отсюда никуда не уедем, здесь у нас всё»

У подъездов четырёхэтажек сидят люди - такую картину в Мариуполе можно видеть повсеместно: вся жизнь в освобождённых городах поначалу концентрируется возле этих самых подъездов. Вышедшие, наконец, из подвалов люди греются у костров, на них же кипятят воду и готовят еду. В квартирах, даже если они уцелели, смысла находиться нет - нет ни света, ни тепла, ни воды. И, тем не менее, в который раз слышим: «Мы отсюда никуда не уедем, здесь у нас всё».

Нам рассказывают, что раньше здесь в подвале дома прятались жители соседней Сартаны, из театра те, кто успел и смог уйти до взрыва, тоже грелись. Теперь все разъехались. Спрашиваем, что известно о произошедшем в театре: «Не знаем. Мы в подвале всё время были, на улицу боялись носа показать. Знаем только, что достали человек пять погибших». Спрашиваем, есть ли сейчас здесь дети. К нам подзывают мальчишку лет десяти с самокатом: «Это наш Санька. Он любимец всех здешних военных, все его знают, постоянно чем-нибудь угощают». Санька получает шоколадку и от нас.

Мы возвращаемся к собору, сопровождающий уводит к театру ждавшую своей очереди группу коллег-военкоров, а мы идём общаться с теми, кого на время войны приютил храм. Во дворе всё так же готовят еду на костре. Ещё один Санька большим металлическим молотком разбивает доски на дрова. Спрашиваем, не тяжело ли ему. Как заправский мужик, отвечает: «Нисколько, я уже привык. Меня папа научил».

В одном из помещений расположились семьи с детьми. Бабушка кормит малыша кашей. Другая женщина, попросившая её не снимать, заметив, что с нами французские журналисты, поначалу встречает нас несколько агрессивно: «Потом, небось, у себя всё переврёте, скажете, Россия виновата. А это всё благодаря Европе, Макрону вашему. Прогнулись под США, Украину с толку сбили, и вот результат. Сейчас у нас не хватает самого необходимого: продукты дают в качестве гуманитарки по записи, но их не хватает. Очень нужны влажные гигиенические салфетки - воды ведь нет. И лекарства детям, они все болеют от холода и сырости».

Мы уже раздали почти весь запас вкусностей, пока шли от театра к собору, но пошарив в карманах, обнаруживаем пакетик изюма и банан - детвора встречает их воплем восторга. Из машины приносим пакет лекарств, которые купили заранее, чтобы раздать в Мариуполе. После этого «недружелюбная» женщина меняет гнев на милость: «Вы меня простите, что я так накинулась. У меня сын в Киеве, я потому не позволяю себя снимать. Вы только правду там у себя покажите».

Драмтеатр Мариуполя выдержал удар. Спасатели разгребают завалы, освобождают живых и в общем-то здоровых людей. Из руин выходят дети и взрослые, которых украинские военные удерживали в театре силой, использовали их в качестве прикрытия, чтобы не попасть под обстрел. Ведь российским войскам отдан чёткий приказ: мирное население не трогать. Этим и пользуются.

«Всё началось ещё при президенте Кучме, а может даже раньше, когда на Украине стала насаждаться националистическая идеология. И мы здесь 8 лет жили, как на пороховой бочке. А Владимир Владимирович (Путин) её поджёг. Это мое личное мнение, - Леонид Иванович, житель Мариуполя, говорит тихим голосом. В отличие от седин «потухший» голос - от пережитого. - Как произошёл распад Союза, Украина начала подготовку команд боевиков-радикалов. Сначала были лагеря за границей, а потом и внутри страны. И в Киеве в 2014 году на Майдане они уже были в силе и взяли власть силой. А если они взяли власть, и у них в руках оружие, нам, мирным жителям, демонстрацией их не перешибить.

У нас здесь были детские военные лагеря, - продолжает Леонид Иванович, - там обучали ненависти к русским, давали только украинский язык… А Донбасс и несколько прилегающих областей - это фактически Россия. Вы здесь редко услышите от кого-то, чтоб разговаривал на украинском. Только на русском. И мы с россиянами друг против друга ничего не имели, всё насаждалось сверху. Так что вопрос, что с этим делать, был тяжёлый. Хотя и решили его уж больно кардинально. Досталось нам страшно».