Записки солдата Латышского легиона СС

Пролог

Гуттаперчиво-шагреневые, повидавшие жизнь лица... Неторопливая походка людей, прошедших в своей жизни многие тысячи километров… Рвущиеся на ветру карминово-белые флаги, яркие растяжки и цветы, которыми украшен весь центр города... Вычурная форма, не всегда ладно сидящая на пожилых людях, украшенная бесчисленными знаками за воинскую доблесть, со свастикой и без... Бравурная музыка военных маршей только усиливает впечатление от этого шабаша. Эта зарисовка - не из нашего советского прошлого, это реальность для дней, когда латышская столица в очередной раз чествует своих «героев», солдат и офицеров Латышского легиона СС.

Имя им - «легион»

Охранные отряды СС, во всех своих формах и проявлениях, официально признаны преступными формированиями, и срока давности их преступления не имели и не имеют. И всё же в маленькой, «независимой» Латвии именно такие преступники стали «героями». Создаётся впечатление, что в истории этого государства никого лучше и не было. Латышских стрелков, внёсших свой вклад в успех Октябрьского переворота, вспоминать как-то не принято, да и латышские дивизии Красной Армии никто на родине не прославляет.

Во все времена самые известные военные полководцы использовали население завоёванных территорий для будущих войн. Орды Чингисхана, Тамерлана, Наполеона, других великих стратегов прошлого непременно состояли из разных побеждённых народов. Те же янычары многие столетия проливали собственную кровь, чтобы угодить «царю царей» (османскому султану), при том, что ранее они были обычными балканскими подростками, отданными родителями завоевателям в порядке «кровной дани» (девширме). Нечто подобное испытали на себе и жители Латвии, когда летом 1941 года к ним пришли «освободители» в форме солдат и офицеров вермахта.

Легион - помимо обычного, военного значения, это слово имеет ещё и библейское измерение. В «Книге Книг» легион составляет свиту дьявола (nomen illis legio), исполняющую все его тёмные мысли и желания, и поэтому в случае с Латышским легионом СС напрашивается прямая аналогия: это формирование тоже реализовывало на практике человеконенавистнические прожекты невменяемого Гитлера.

И уже в наши дни, наблюдая на экране телевизоров очередной шабаш прибалтийских фашистов, невольно задумываешься: кто же идёт сейчас, спустя семьдесят с лишним лет, в колоннах этих «ветеранов»? Почему они почитали за честь служить интересам Третьего рейха с такой силой, что не могут забыть об этом даже спустя столько лет? На что надеялись и о чём мечтали эсэсовцы 1940-х? Что такое этот самый Латышский легион СС, если мы не знаем о нём практически ничего?

Прежде чем публикуемые ниже материалы увидели свет, прошло много времени. Идеологическая машина Советского Союза не особо стремилась рассказать о «подвигах» коллаборационистов на оккупированной территории СССР. Мягкотелость отдельных политиков, определявших пределы нравственности в постсталинский период, способствовала тому, что часть эсэсовцев, бандеровцев и прочей нацистской нечисти оставалась жива и здорова, в отличие от их жертв. В рамках этой статьи мы расскажем сегодня о судьбах отдельных эсэсовцах из оккупированной Латвии, которые воевали за фашистов и видели в этом для себя какой-то особый, загадочный смысл.

Восполнить пробел в знаниях нам помогут выдержки из дневника солдата Латышского легиона СС, совсем недавно выявленные и рассекреченные Центральным архивом Министерства обороны.

Имя хозяина дневника не известно. Из текста понятно, что это солдат штабной роты 42-го пехотного полка 19-й латышской дивизии СС. Тетрадь была обнаружена в окопах на передовой линии 2-го Прибалтийского фронта в январе 1945 года. Из-за селянской скромности хозяин вырвал первые страницы пухлой тетради, которой доверял свои сокровенные мысли в течение многих лет, но и оставшихся записей вполне достаточно, чтобы в общих чертах понять психологическое состояние легионеров, ждущих призыва и воюющих на фронте.

Дневник «Легионера»

Наш анонимный автор (назовём его «Легионер») родился в 1921 г. в Поплакской волости Либавского уезда. Помимо него в семье было ещё двое детей: брат и сестра. Их родители - обычные крестьяне, и будущий «Легионер» даже в свои 23 года совмещал учёбу в Либавской средней школе с работой на местной фабрике. Как и многие другие латыши, в 1942 г. отбывал трудовую повинность в Германии. Начиная с марта 1943 г. мы можем подробно проследить его жизнь по страницам дневника. По вопросу призыва на фронт: «6.3.43 г. Как долго смогу продолжать начатую жизнь, неизвестно, ибо всех молодых 1919-1924 г. рождения ждёт тотальная военная мобилизация.

10.3.43 г. Кое-что хорошее от этой мобилизации отпадёт и мне. На этой неделе могу одну ночь больше выспаться; перед комиссией надо предстать чистым и бодрым. Таким я сегодня в 7.00 явился на улицу Кунгу 7, где уже собралась целая толпа охранников и несколько призывников. Как обычно в таких случаях, всё тянется ужасно медленно, только на этот раз странно то, что каждый думает о том, как бы освободиться. Самые несчастные - это ученики, разные писаришки и торговцы, но с выпяченной грудью расхаживают техники и железнодорожники. Что касается меня, то я готов пойти в легион, если уж судьба так решила, пусть будет.

В 7.30 выстраиваемся. Входит комиссия, состоящая из представителей армии, управления труда, комиссариата и местного самоуправления. Выслушали речь о том, что всё это дело с добровольцами наконец-то кончилось. "Тотальная война требует и берёт своё". Судьба решила иначе. Через несколько часов получаю удостоверение и могу спокойно идти домой - я мобилизован на предприятие до конца войны».

Тотальная война, призванная восполнить потери немцев под Сталинградом, докатилась и до Латвии: если раньше призыв на фронт был мерой условно добровольной, то в марте 1943 года это стало нормой. Несмотря на собственную незаменимость в тылу, «Легионер» всё ещё храбрится, особенно в оценках своих земляков, уже призванных в легион. В конце июля того же года он в г. Либаве наблюдал за парадом в связи с принятием присяги молодым пополнением в противотанковом дивизионе, дислоцировавшемся в Бате. Среди почётных гостей был и генеральный инспектор латышского легиона генерал Бангерский: «Праздник прошёл удовлетворительно, но последующий парад недостоин частей СС. Среди них ещё так много лопухов, что не хочется даже смотреть. Понятно, срок обучения не был длинным, но всё же это не СС; немецкие СС - это уже кое-что есть».

После очередного краха в сражении на Курской дуге, оккупационный режим в Латвии даёт послабления: «10.9.43. Бросается в глаза, что в последнее время можно слышать и видеть слово "Леттланд" (Латвия), а не "Генералбецирк Леттланд" (Генеральная область Латвия), и как раз со стороны немцев. Прежде слышали только "Остланд" и редко "Генаралбецирк Леттланд", а теперь всё резко изменилось. Понятно, тут опять своя политика».

К осени 1943 года в городах и сёлах Латвии практически не остаётся мужчин призывного возраста, и поэтому оставшиеся - правдами и неправдами - люди сильного пола пользуются особой популярностью у слабого: «Даже в обед подают три блюда, а что сказать про ужин - стол с холодными закусками, разными напитками, девчатами и музыкой. Ничто здесь не свидетельствует о войне и о трудностях войны. Едят, пьют, потом тискают девчат вовсю. В общем, об этом периоде могу сказать, что это было время настоящего разгула, когда не было недостатка ни в чём - ни в напитках, ни в женщинах, ни в песнях».

Обласканный нацистами генерал Бангерский продолжает отрабатывать присвоенные ему чины и звания: «22.10.43 г. Всю Либаву взбудоражили комиссии по призыву в легион, куда теперь безжалостно и без освобождения призывают мужчин 1923 и 1924 гг. рождения. Из нашей фабрики уходят почти все мужчины этих возрастов».

«27.10.43 г. Легион наполовину сократил количество учеников. Перемены произошли и в семье учителей, среди них только несколько старых. Что касается других школ, то там почти только девчата».

«8.11.43 г. Волны комиссий, которые на время улеглись, вдруг возобновились с невиданным бешенством, но только для возрастов 1923 и 1924 гг.».

«30.11.43 г. Сравнивая теперешнее положение с положением в начале месяца, волос становится дыбом. Во-первых, факт общий для всех тот, что в Латвии введена всеобщая воинская повинность. Предвидится призыв всех офицеров и унтер-офицеров, а также всех мужчин 1925-1915 гг. рождения. Это одна из главных причин, почему вся жизнь в последнее время стала такой, какой она не должна быть. Во-вторых, особенно распространилось пьянство, ибо каждый думает: "Как долго я ещё здесь буду? Поживём, пока можно"».

Неутешительное положение дел на фронте привело к тому, что «Легионер» уже не хочет поступать в войска СС: «Единственные улыбающиеся, которые этому радуются, это уже призванные легионеры; такая же судьба их, к сожалению, постигла уже несколько месяцев тому назад. Вся жизнь резко изменилась. Часто случается, что рабочие больше не являются на работу или "тянут резину". Не помогают ни моральные увещевания, ни угроза штрафов, ибо хуже Волхова вряд ли что-нибудь будет. С целью уклониться от легиона, я сделал всё возможное, чтобы попасть в латышскую лётную часть, которая теперь сформирована здесь же в Бате».

Смена пристрастий в будущей военной службе более чем очевидна. Видя количество потерь на Восточном фронте, невероятно большое количество раненых, «Легионер» решил схитрить и воевать подальше от линии фронта, в престижных лётных частях.

Между тем обстановка продолжает накаляться: «2.12.43 г. Сегодня объявлена мобилизация возрастов 1924, 23, 22 и 1918 годов. Комиссия в Риге - 5 декабря, в провинции - 12 декабря. Этим самым начинается то большое дело, которое всё время готовилось. Вчера меня посетил зять Поммер, который против своей воли зачислен в айзсарги и направляется в Латгалию, наверное, против большевистских бандитов». «5.1.44 г. До 1 апреля освобождён, как незаменимый».

Февраль 44 г. «Всё более и более тёмные тучи грозно надвигаются на Латвию с востока. С каждым днём ближе свои кровожадные когти к крови нашего народа протягивает безжалостный и варварский большевизм. Хотя мы уже жертвовали из поредевших рядов нашего народа большую часть своих сынов, этого кажется недостаточно. Наше правительство принимает меры для того, чтобы призвать в армию мужчин до 1910 г. рождения, а через несколько дней - даже до 1906 г. рождения. Возможно, что и это окажется недостаточным. Наш сильный и хвастливый защитник (имеются в виду немцы. - Авт.) явно упал духом, но сможем ли мы одни устоять против сильного противника, не знаем. Только придерживаясь тезиса "мы хотим жить" и веруя в Латвию, мы поднимем знамя борьбы, хотя и борьба предвидится слишком тяжёлая».

«10.2.44 г. На перронах станции оживлённое движение - из либавских больниц эвакуируются больные, их погружают в вагоны и направляют дальше в Германию. И здесь интересно наблюдать за большим военным механизмом Германии, где каждая малейшая деталь так хорошо слажена с общим большим механизмом, что можно только дивиться. Это всё может быть достигнуто при помощи дисциплины, чувства долга и правильного руководства. Как жаль, что всех этих качеств недостаёт нашим легионерам. Куда не взглянешь на надежду нашего государства - наши войска - всюду видна бутылка водки - и этим сказано всё.

О теперешних призывниках не стоит говорить: редкий из них, явившись на комиссию, может устоять на ногах. В особенности, это нужно сказать о крестьянах. Кажется, никогда так много не употреблялось алкогольных напитков, как теперь. Однако, и события последнего времени таковы, что вырывают людей из нормальной жизни.

Так, мобилизуются уже мужчины 1906 г. рождения. И, судя по наблюдению, часть пьёт только потому, что боится воевать. Они говорят о бегстве в лес, хотят напасть на учреждения, проводящие мобилизацию, но совсем забывают, как "счастливы" были при большевизме. Правда, кое-кто припоминает это время с удовлетворением, но об этих подонках народа не стоит говорить. Что ожидает Латвию и латышей, когда здесь прокатится волна большевизма, это каждый чувствует, но когда надо что-нибудь делать, тогда - душа в пятки.

Ещё недавно эти самые люди хвастались и говорили, что будут воевать только тогда, когда в опасности будут наши границы. Теперь их мобилизуют в пограничную охрану, но они стараются всячески вывернуться. Кроме того, в последнее время в народе, в особенности в низших слоях, наблюдается ужасная ненависть к немцам.

Понятно, нам никакой радости от них нет, но проявлять безжалостную ненависть, когда большевизм уже у ворот, было бы бестолково. Из двух бед нужно было бы выбрать одну, но народ не в состоянии этого понять. Он только видит недостатки немцев и обиды, каких немало. К этому присоединяется врождённая ненависть нашего народа к немецкому народу, и дело доходит почти до конфликта. Как всё кончится, покажет будущее».

Практически через три года войны ожидание «Легионера», жаждущего подвигов и свершений, завершается: «17 апреля... меня зачисляют в легион. Чтобы попасть в авиацию, надо ехать в Ригу. Благодаря ходатайству одного любезного подполковника, я достиг своего. 20.04.44 г. я опять в Либаве. Завтра должен явиться в Бате».

«23.4.44 г. Хотя сегодня - воскресенье - это не воскресенье, а бардак, ибо сегодня кромешный ад. Во-первых, утром при выдаче обмундирования, получаю такую "шкуру", что и одевать не хочется. Но не думай заикнуться об этом - вылетишь в дверь со всеми манатками. Неприятно будет в таком виде показываться в городе, но ничего не поделаешь. Стисни зубы и за спиной показывай фельдфебелю кулаки».

Но служба в единственной латышской лётной части тоже не заладилась, до «Легионера» доходят предпочтения его командования: «1.6.44 г. Среди нас имеются такие, которые все эти дни проводят в сплошном угаре. Они продают свою последнюю гражданскую одежду, иногда за смешную цену, и хлещут водку вовсю. То же самое с отпуском. Я в город хожу каждый день, каждый вечер, иногда и ночью, ибо на посту стоят свои люди и нас, старых солдат, не строго контролируют».

«5.6.44 г. Такая жизнь в конце концов начинает надоедать. Не для того я поступил в авиацию, чтобы искать счастья в прогулках по городу, а чтобы летать». «11.6.44 г. С самого утра нас направляют на работы в поле и в огород, кое-кто пасёт даже коров и запрягает лошадей. Таким образом, из лётчиков мы превратились в настоящих батраков». «13.6.44 г. Сегодня узнаю, что меня окончательно вычеркнули из списков кандидатов в лётчики».

Тем временем движение «Зелёных братьев» разрастается, первые представители которых ушли в леса ещё в 1940-м году. Но теперь побежали легионеры: «1.7.44 г. Из нашей комнаты до сегодняшнего дня уже двое дезертировали - Корженевский и с Иванова дня - Калниньш. К нему приехала жена, и по этому случаю он до понедельника получил отпуск. Но ещё сегодня он не вернулся. Поскольку могли установить, что все свои личные вещи забрал с собой, и мы убеждены, что здесь его больше не увидим».

«17.8.44 г. Почти все ранее упомянутые дезертиры, которые попали в концлагерь Саласпилс, направляются в строительные батальоны латышского легиона».

«1.11.44 г. Получили известие о судьбе одного нашего перебежчика Эрнестина. Он послушался льстивой пропаганды на латышском языке и ушёл от нас, притом ещё несколько раз по вечерам сам выступал в качестве агитатора. Результат таков, что уже человек 10 перешли, хотя все они из Латгалии. В прошлую ночь этот "герой" вёл одну группу разведчиков против нас, но несчастным образом был убит и его труп доставлен к нам».

Бесконечные перемещения «Легионера» по Латвии проходят под влиянием самых печальных событий: «6.7.44 г. В связи с плохой обстановкой на Востоке, где большевики на широком фронте продвигаются вперёд, а сегодня оставлено Вильно, всюду слышны оживлённые дискуссии о том, что ожидает нас. Немецкие унтер-офицеры, в особенности старших возрастов, тоже взволнованы».

«8.7.44 г. Наконец, начали думать о борьбе с клопами. Я назначен в команду, состоящую из 10-ти человек, чтобы приготовить помещение для дегазации». «22.8.44 г. Сегодня сформированы 1 и 2 роты. В 18.00 осмотр проводит полковник Апситс. Он кончает свою речь словами: "Я надеюсь, что вы будете бороться так, чтобы в ближайшем будущем наша земля была бы освобождена от всех чужих людей. Пусть наш латышский бог вас благословит и вам помогает"».

«14.10.44 г. Настроение испортило известие, переданное из Мадоны, что пала наша Рига».

Ещё больнее по психике «Легионера» ударила смерть его непосредственного командира: «24.10.44 г. После обеда нас, пятерых ребят, и командира отделения назначают в разведку на участке 6-й роты 2 батальона. Наша задача - разведать хутор Набадзини. Возвращаясь, узнаём, что от своего пулемёта погиб наш командир отделения Булокс. Произошло какое-то недоразумение - одному посту не было сообщено о нашем выходе за передний край». «27.10.44 г. Похоронили своего командира отделения. Немножко неприятно было смотреть, как с него стащили сапоги и хорошие брюки с леями. Но в данном случае это простительно, учитывая острый недостаток в обмундировании и обуви. Сколько ребят ходят в дырявых брюках, с заплатами на коленях, поэтому было бы недопустимо похоронить такие штанишки первого сорта. Хотелось бы ещё несколько слов сказать о нём по случаю его смерти. Всегда ругал он войну, ругался, что он должен воевать и т.п. Много раз говорил: "Я не хочу умереть, у меня дома растёт бойкий сынишка". Ещё в последний вечер он поругался с командиром роты, что тот со своими разведками, наверное, хочет "натренировать" для него русские пули. Он не был плохим человеком, но как воин слишком труслив».

Пожалуй, закончим рассказ о «Легионере» очень короткой записью. И хотя она не является последней в дневнике, тем не менее, именно она подводит черту под ожиданиями и реальностью для латышских легионеров: «20.8.44 г. Приходится много рассказывать о том, как я сюда попал. Когда говорю, что нахожусь здесь отчасти добровольно, меня называют дурным».

Они сражались за «Генералбецирк Леттланд»

Вот такая недолгая история... Даже поверхностный анализ текста показывает, что записи неоднородны: в них то проскальзывают рассуждения вполне взрослого человека, то просматривается юношеское безрассудство. Ещё нам, конечно, трудно понять истоки той ненависти, которую испытывал этот латыш к советской власти. Он ведь родился уже в «свободной» республике, а советская власть в 1940-1941 гг. продержалась не так уж и долго. Впрочем, что и говорить, когда молодой человек в возрасте 23 лет всё ещё ходит в школу и мечтает об отрядах СС, а потом прячется от них, как чёрт от ладана... Но легион - он неотвратим!

Доподлинно неизвестно, какова была дальнейшая судьба «Легионера». Вполне возможно, что он погиб в сутолоке боевых действий, хотя не исключён вариант, что он до сих пор ходит на парады в Риге, семеня среди подобных ему фашистских приспешников. Остаётся только вопрос - за какую такую Латвию они воевали в очередной чужой войне? За ту, которая должна была быть подвергнута насильственной германизации, а ненужные остатки местных аборигенов при этом были бы депортированы в Сибирь?

Война этих эсэсовцев с Красной Армией нужна была немцам, чтобы сберечь собственных солдат с более правильной кровью и происхождением. И что же надо было такое сделать, чтобы латыши поняли - они ведь не за собственную страну погибают, но за германских нацистов. Которые никогда и никого не уважали, кроме самих себя и своего хвалёного «Порядка». Которые всю свою историю держали латышей за свинопасов. Которым было абсолютно без разницы, какие легионеры будут утилизированы в этой борьбе - туркестанские, армянские, грузинские или украинские... Лишь бы в наскоро вырытых могилах лежали не их арийские тела.

Эпилог

Пожилые люди, имеющие российские гражданство и вид на жительство, спросили правоохранительные органы Латвии: «Мы граждане РФ с видом на жительство, боимся депортации, но хочется узнать, а можно в своём кругу, в частном порядке петь старые советские песни?» Большего в «демократической Латвии» не придумаешь.

Рижской полиция ответила «Нет!»: «Закон предусматривает запрет на использование символов тоталитарных режимов в общественных местах. В частности, под запрет попадает гимн СССР, советские песни, прославляющие тоталитарный режим, такие как «Катюша», например». Нарушителей будут штрафовать на 350-2900 евро.

14 июля 2022 года правительство Латвии одобрило снос 69 советских памятников советским воинам-освободителям. И сносить их будут по желанию тех, кто вылизывал немецкие сапоги, и более ни на что не был способен.