Ленин и бандит
«Кто хочет разбогатеть в течение дня, будет повешен в течение года», - утверждал Леонардо да Винчи. Отпетый бандит Яков Кошельков вряд ли знал об этой сентенции, однако убит он был менее чем через год - после того, как 6 января 1919 года разжился престижным авто и едва не взял в заложники самого Владимира Ильича Ленина.
Ночь, улица, «роллс-ройс», браунинг
«Стой! Стрелять будем!» - на заснеженную дорогу в Сокольниках выскочили четверо вооружённых людей. Степан Гиль, водитель «роллс-ройса», прибавил газу, но в окно перегородки, разделявшей шофёра от пассажиров, постучали: «Товарищ Гиль, стоит остановиться. Возможно, это патруль».
Машина встала, и тут же к ней бросился огромный детина. Он выдернул за рукав с заднего сидения пассажира и приставил к его виску маузер. Следом разбойники вытащили из кабины женщину в возрасте и оттолкнули её в сторону.
Степан Гиль нащупал в брюках наган и готов был выстрелить, но тогда бы другие бандиты открыли огонь и застрелили бы главного пассажира. А тот неожиданно резко сунул руку в карман, достал пропуск и протянул детине: «Что происходит? Вот мои документы. Я - Ленин». Громила обрезал его, обнажив большие крепкие зубы: «Чёрт с тобой, что ты Левин! А я - Кошельков, хозяин города ночью».
Главарь притянул к себе за лацкан пальто пассажира, сунул ему руку за пазуху и достал оттуда браунинг. Положил себе в карман. Прихватил заодно кошелёк и документы: «Заяц - за руль! Поехали…» Степан Гиль, задыхаясь от волнения, стал объяснять, почему он не стрелял. Он боялся, что его действия подвергли бы смертельной опасности Владимира Ильича и его сестру Марию Ильиничну. Ленин согласился: «Да, товарищ Гиль, вы всё рассчитали правильно. Только благодаря тому, что не сопротивлялись, и уцелели. Надо идти за помощью к товарищам в Сокольнический исполком Советов».
То, что в его руках оказался первый из большевиков, Яков Кошельков осознал только после того, как автомобиль отъехал от места ограбления на несколько сотен метров. Кошелёк сунул отобранные у пассажира вещи своему соратнику Ивану Зайцеву, а сам принялся рассматривать браунинг.
- Пусть тебе пусто будет! - ахнул Зайцев. - Это никакой не Левин. Это: Ленин!
- Как Ленин? - не поверил Кошельков. - Однофамилец, что ли?
- Какой однофамилец! Написано же: Председатель Совета Народных Комиссаров.
- Не может быть! - взорвался Кошельков. - Выходит, я держал за фалды самого Ленина! Ну и дубина! Да нам бы миллионы отвалили за такого-то заложника! Разворачивай, они наверняка пошли в Совет, больше некуда.
Кошельков не знал, что, придя в исполком, Ленин сразу позвонил в ВЧК Якову Петерсу: «Говорит Ленин… Да-да, Ленин. На меня напали бандиты. Нас всех высадили из автомобиля. Прошу срочно выслать автомобиль с охраной».
Заместитель «железного Феликса» Яков Петерс, сидевший в тюрьме, поэтому разбиравшийся в нравах преступного мира, прекрасно понимал, что при таких «жареных» делах минута промедления смерти подобна, и мгновенно направил в Сокольники три грузовика с красноармейцами и чекистами. Их-то и увидели бандиты, когда поравнялись со зданием исполкома. «Опоздали», - произнёс Васька Заяц, показывая в сторону солдат, спрыгивающих на снег, и прибавил газу.
Яшка грязно выругался: «Да, карта не пошла… А ведь такой фарт ломил! Гони, Заяц, на Арбат! Будем брать кооператив».
Парадокс в том, что в этот вечер Кошельков и его шайка вовсе не собирались выходить на «работу» - засветло начали пьянствовать на квартире барыги Демидова. Но, хорошенько выпив, Яшка захотел покататься на машине и, чтобы не простаивать без «дела», кого-нибудь по пути ограбить.
Разбойники рассовали по карманам оружие и пошли гурьбой ловить машину. Они всегда так делали: останавливали первый попавшийся автомобиль, высаживали пассажиров (если сопротивлялись, убивали на месте) и «на колёсах» отправлялись на разбой. По этому сценарию развивалась и история с «роллс-ройсом» Владимира Ильича, ехавшим из центра на ёлку в Сокольники. Однако последствия этой дорожной авантюры оказались для Кошелька фатальными.
Не на того напали
«Принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитизмом!» - как только вернулся в Кремль, распорядился Ленин. По приказу председателя ВЧК Феликса Дзержинского чекисты и милиционеры перекрыли все московские улицы. Машину с бандитами выследили в районе Якиманки. Открыли огонь, но, скорее всего, не ожидали, что разбойники окажут столь ожесточённое сопротивление и убьют двух постовых. После чего банда бросила изрешеченный пулями кремлёвский «роллс-ройс» и, отстреливаясь, ушла дворами.
Ленин требовал от сил безопасности скорейшего отчёта о принятых мерах, и Дзержинский не бездействовал. Существенно увеличили охрану вождя, укрепив её проверенными кадрами из латышей, и ввели в столице военное положение. Работы у сыскарей стало невпроворот. До того, как осенью 1918 года вышло постановление НКВД о создании подразделений уголовного розыска, в Москве борьбой с организованной преступностью практически никто не занимался.
При этом советские милиционеры неприязненно воспринимали старых «спецов» из полиции, считая их «классовыми врагами». Кроме того, сотрудники служб безопасности, чаще всего набираемые в провинции, мечтали о мировой революции, после победы которой преступность сама по себе исчезнет как «типично буржуазное явление». Следовательно, и бороться с нарушителями законности не надо - они сами собой перевоспитаются в обществе «гегемонии рабочего класса».
Нападение на Ленина явилось тем самым триггером, после которого борьба с преступностью в стране резко набрала обороты. При этом силы бандитов и «охраны» в Москве были примерно равны. В столице первого в мире государства рабочих и крестьян в 1919 году хозяйничало более двадцати крупных банд. Только под началом Кошелькова было более ста человек, владеющих навыками борьбы и прекрасно вооружённых.
Дзержинский требовал результатов, и они вскоре появились. В середине января удалось арестовать несколько членов банды Кошелька. Естественно, все они были расстреляны. Это было воспринято бандитами как объявление им войны. И началась настоящая бойня.
В ночь на 22 января бандиты (не только из банды Кошелька) угнали несколько машин и начали «мочить» милиционеров и чекистов - расстреливали всех, кто попадался им на пути. Только шайкой Николая Сафонова по кличке Сабан были застрелены шестнадцать постовых милиционеров. Бандиты, сидя в угнанном ими автомобиле, подъезжали к постовому и спрашивали, как куда-то проехать. Когда же милиционер приближался, его расстреливали в упор. Атмосфера страха воцарилась в Москве, люди заговорили о неких «чёрных мстителях», а постовые стали отказываться дежурить по одному.
Ещё двух сотрудников убили в ходе налёта на магазины и банк члены банды вора-рецидивиста дореволюционной закалки Ивана Гусева, он же - Гусек. Не бездействовали и шайки других воровских «авторитетов»: Коротова, Капустина, Кожевникова... В каждой - от десяти до двадцати бандитов.
Уже утром 22 января в Моссовете под председательством Якова Петерса открылось экстренное совещание. Перед руководством Московского управления уголовного розыска (МУУР) была поставлена задача: в кратчайший срок очистить город от обнаглевших урок. Для этого штат московской милиции увеличивался до 8 тысяч человек. К тому же, сотрудники милиции освобождались от призыва на воинскую службу и получали красноармейский паёк. И, что немаловажно, Московскому УГРО передали шесть автомашин. Теперь милиционеры могли соперничать в скорости передвижения с бандитами.
Отдельным вопросом в повестке дня был указан скорейший арест короля ночной Москвы - Якова Кошелькова. Начались облавы по кабакам, воровским «хатам», ночлежкам и притонам. Но Кошелёк и его присные не попадались.
Потомственный преступник
Так откуда же взялся Яшка Кошельков? Отец Якова Кузнецова - такой была настоящая фамилия бандита - был профессиональным разбойником и сгинул на каторге. С десяти лет Яшка тоже пристрастился к воровскому делу. Начинал как «форточник» и квартирный вор. В 1916 году его задержали и отправили на каторгу, где Яшка под влиянием анархистов пристрастился к чтению. Февральская революция освободила Якова Кузнецова как «трудового элемента», и он рванул в Москву, где быстро заслужил уважение блатных. На Хитровке познакомился с другими «авторитетами»: Барином, он же Сергей Емельянов, и Григорием Мартазиным. Сколотил с ними свою первую банду, широко развернувшую деятельность, поскольку в начале марта 1917 года Корпус жандармов и Департамент полиции распустили, заменив неумелой и аморфной «народной милицией».
Жестокостью тот, кого братва прозвала Кошельком, поначалу не отличался. Зато обладал огромной физической силой, отвагой, невероятным самообладанием и изобретательностью. Плюс исключительные организаторские способности. Жертв налётов, если они не оказывали сопротивления, Кошельков щадил, но с милиционерами и чекистами расправлялся безжалостно: только в 1918 году расстрелял более двух десятков. При этом завладел казёнными «ксивами» и умело использовал их при ограблениях.
Кошелёк и его подельники могли явиться на склад или на фабрику, предъявить чекистские документы и в присутствии многочисленных свидетелей начать «изъятие улик». Так, осенью 1918 года бандиты нанесли визит на Аффинажную фабрику, откуда как «вещественные доказательства» были изъяты около трёх фунтов золота в слитках, три с половиной фунта платиновой проволоки и двадцать пять тысяч рублей налом. «Колол» Кошельков - не случайно получил такое прозвище - и банки. При нападении на сберкассу на Покровке в 1918 году Яшка взял 100 тысяч рублей - тридцать лет работы квалифицированного рабочего. Так за шайкой Кошелькова закрепилась репутация самой опасной московской банды.
Cherchez la femme
С подачи Дзержинского во главе Московского уголовного розыска был назначен «надёжный товарищ и опытный партийный работник» Александр Трепалов, бывший революционный матрос с крейсера «Рюрик». Создали и Особую ударную группу ЧК по борьбе с бандитизмом под руководством Фёдора Мартынова, большевика с «Трёхгорной мануфактуры». И беспощадная борьба с неуловимым Кошельком началась с новой силой.
Случай, утверждают, это улыбка Бога. Чистая случайность помогла и чекистам-безбожникам. Уголовное дело под номером 1851, где сотрудники управления здравоохранения обвинялись в подделке документов и торговле кокаином, осталось бы совершенно банальным, если бы во время допроса одна из подозреваемых не заявила следователю: «Я - невеста Якова Кошелькова».
Двадцатилетняя Ольга Фёдорова, сногсшибательная красавица, видимо, причастная к торговле наркотиками, решила выгородить себя перед следствием. «Причиной моего ареста считаю посещение нашей семьи и в частности лично меня известным бандитом Яковом Кошельковым, - неожиданно ответила девушка на дежурный вопрос, что она думает о причине своего задержания. - Он приходил пить чай, а однажды остался ночевать...»
Следователь чуть не потерял дар речи: «Да-а-а? А как вы познакомились?» Из ответов на допросах задержанных ранее подельников Кошелька чекисты узнали, что в последнее время у Яшки появилась зазноба. Но кто эта женщина, следаки не догадывались. А тут… «Я хорошо помню этот день, - охотно вспоминала Ольга. - Мы встретились 25 марта 1919 года. На станции Владычино, что в девяти вёрстах от Москвы. Познакомил нас мой брат Сергей. Молодой человек представился "комиссаром Караваевым" и даже показал документы».
- Что потом? – оживился следователь.
- Он начал за мной ухаживать. Человек он очень практичный, корректный, в обращении мягкий. Знает иностранные языки.
Следователь обмер: может, это вовсе и не Кошельков - вор-рецидивист, грабитель, каторжанин… О нём ли, потомственном бандите, речь? Но девушка продолжала:
- Знает французский, латынь и татарский, немного говорит по-немецки. Очень начитан.
Неужели несколько лет каторги, проведённых Кошельком рядом с революционерами-интеллигентами, так сказались на образовании уголовника, нигде толком не учившегося?
- А когда вы узнали, что это не «комиссар Караваев», а Кошельков?
- Той же ночью, когда он у меня остался. А однажды открыл страшную тайну, рассказал об ограблении Ленина - как высадил его из автомобиля, как обыскал и забрал браунинг.
Об откровениях Фёдоровой без промедления доложили руководителю московской Особой группы, и Фёдор Мартынов поспешил в изолятор. Чекист имел карт-бланш от Дзержинского и готов был пообещать красавице что угодно, лишь бы вывела на Яшку Кошелькова. Несколько дней Фёдорова ломалась, выторговывая прощение, а потом попросила бумагу, ручку и написала: «Я предлагаю свои услуги в поиске Кошелькова. Где он скрывается, не знаю, но уверена, что, если буду на свободе, он ко мне придёт, поскольку очень сильно в меня влюблён».
Красавица Ольга знала, о чём толковала. Кошельков, которому донесли об аресте Фёдоровой, впал в животную ярость: в ответ на задержание подруги решил объявить войну стражам порядка. Оказалось, он тщательно вёл дневник, в котором появилось следующее эпистолярное обращение к возлюбленной: «Я буду жить только для мести. Я, кажется, не в состоянии выдержать и пережить это. Я сейчас готов всё бить и палить. Мне ненавистно счастье людей. Детка, крепись. Плюнь на всё и береги своё здоровье… За мной охотятся, как за зверем: никого не щадят. Что же они хотят от меня, ведь я дал жизнь Ленину».
Пролетарская гибкость
Кольцо вокруг Кошелька сжималось. Он чувствовал это нутром и не выходил на улицу без двух пистолетов и нескольких бомб. Король ночной Москвы принял бой. И сделал своим главным оружием милицейский свисток! Подъезжал к посту милиции и громко свистел. Дежурные выбегали на сигнал, а им навстречу летела бомба. Кроме того, подельники узнавали, где живут чекисты и милиционеры, и Кошельков приезжал по этим адресам ночью и убивал стражей порядка на глазах жён и детей.
При этом Кошельков обходил поставленные ему капканы. Сделался психопатом: скрывался даже от своих братьев-разбойников, а если чувствовал за собой «хвост», стрелял без разбору. По слухам, поступавшим в ЧК из воровской «малины», Кошелёк, накопивший достаточно золота и платины, собирался бежать за кордон. Но везение не бывает постоянным, такова аксиома. Один из подельников, чтобы купить право на жизнь, сдал главную секретную «хазу» Кошелькова. Тут же к дому в Старом Божедомском переулке отправилась ударная группа Фёдора Мартынова, который потом написал:
«Мы его увидели, он шёл с одним из своих помощников. Не нужно было стараться взять его живым - лишь бы как-нибудь взять. Мы выскочили и стали стрелять. Первым же выстрел попали в голову Яшиному сообщнику, он завернулся по оси от силы удара и сразу вышел из боя. А Яшка применил свою любимую систему: стрелял сразу из двух револьверов. Но выстрелом из карабина был смертельно ранен. Яшка завалился навзничь, механически продолжая жать гашетки и стрелять в небо. Мы подошли к нему, и один из сотрудников крикнул: "Кошельков, брось! Можешь числиться мёртвым!" Яша ослабел, стал хрипеть и умер».
Кстати, в небеса до последнего вздоха Кошелёк палил из браунинга товарища Ленина...
Двадцатитрёхтомное дело № 240266 под названием «О вооружённом нападении бандитов на В.И. Ленина 6 января 1919 года» многие десятилетия хранилось в архивах Лубянки под грифом «Совершенно секретно». И даже вообразить было не реально, что Яшка Кошельков, бандит и серийный убийца, уже после смерти послужит делу революции. В хрестоматийной работе «Детская болезнь "левизны" в коммунизме» Ленин, вспоминая о налёте в Сокольниках, когда он уступил бандитам всё - документы, деньги, оружие - лишь бы они дали уйти подобру-поздорову, ловко провёл параллель между этим, в общем-то, тривиальным случаем из уголовных будней послереволюционный Москвы и политической гибкостью в международных делах: «Наш компромисс с бандитами германского империализма был подобен тому компромиссу».
Хотя где Сокольники и где Брестский мир…