Авторитаризм под солнцем демократии, или Как формировалась политическая культура современной Японии

Не так давно по главным страницам мировых СМИ прокатилась волна новостей, связанных с фигурой нового премьер-министра Японии - Санаэ Такаити. Аналитики ведущих агентств называли её «правым» или даже «радикальным» политиком, который обязан изменить политический курс страны. Однако не все учитывают некоторые характерные черты японской политической жизни. Здесь важно вспомнить, что любой политический деятель в первую очередь является продуктом «взрастившей» его системы. Таким же образом и Такаити стала продуктом той политической культуры, которая укоренилась в японском обществе со времён Второй мировой войны.

Со стороны японская внутренняя политика выглядит достаточно просто и понятно: в ней есть правящая и оппозиционные партии, которые вступают в коалиции и борются за парламентское большинство. Однако истинное положение вещей несколько сложнее: здесь важна не столько фигура конкретного политика, сколько сложившаяся политическая система в целом.

«Теперь я должен добиться успеха благодаря вашим (т.е. американским) инвестициям, вашему опыту и вашей приверженности будущему Японии <…> Зовите меня правым милитаристом, если вам угодно», - говорил премьер Японии Синдзо Абэ. Ради блага Японии он готов был прослыть кем угодно.

Возрождённая из руин

Современная японская политика стала плодом тех реформ, которые проводила американская оккупационная администрация сразу после окончания Второй мировой войны - на своём начальном этапе они были в первую очередь направлены на демилитаризацию и демократизацию японского общества. Особое внимание уделялось преобразованиям в сфере образования, поскольку именно молодёжь рассматривалась как будущий носитель демократических идеалов, способный изменить облик милитаристской Японии.

Перемены оказались весьма масштабными: школьная система была децентрализована и подвергнута антимилитаристской «чистке» - проверялись и учителя, и учебные материалы, временно упразднялись дисциплины, связанные с националистической пропагандой, и была проведена масштабная переподготовка педагогических кадров. В то же время вне сферы образования продолжалось бурное развитие самоуправления - в частности, расширялось профсоюзное движение, разрешалась деятельность ранее запрещённых партий и организаций. Всё это естественным образом привело к росту популярности различных движений левого толка - в частности, с такими говорящими названиями, как Социалистическая и Коммунистическая партии Японии. В первые послевоенные годы они воспринимались как реальная альтернатива правительству, ведя активную пропаганду и агитацию, распространяя свои ячейки по всей стране. Краеугольным камнем левой программы стало освобождение Японии от американской оккупации, что не могло не привлечь внимание администрации США.

Поняв, что конституционные свободы излишне «раскрепощают» политическую жизнь страны, а в соседних государствах Азии (в частности, в Китае и Корее) коммунисты добились большой популярности, американская администрация решила радикальным образом изменить политику в отношении Японии - в истории этот период вошёл под названием «обратный курс».

В первую очередь были серьёзно ограничены конституционные свободы, касавшиеся политической и профсоюзной деятельности. Одновременно были приостановлены «чистки» чиновников и прочих служащих, отличившихся во времена расцвета милитаризма, а в 1951 году и вовсе началась их реабилитация. С началом Корейской войны размах противодействия коммунистам стал беспрецедентным - тысячи людей, симпатизировавшие левой идеологии, были уволены с государственной службы и из сферы образования. При этом благосостояние страны начало стремительно улучшаться - США использовали Японию как «перевалочный пункт» для отправки войск в Корею, и это давало много преференций.

Компартия тут повела себя крайне близоруко. Видя попытки наступления на свои политические права, она призывала к массовым протестам и забастовкам, снискав репутацию «возмутителя спокойствия».

Иногда сторонников КПЯ даже обвиняли в работе на иностранные спецслужбы. Несмотря на наличие определённого кредита доверия и сильных позиций в первые послевоенные годы, японские коммунисты не смогли соответствовать основным требованиям населения - гарантировать мирную, спокойную и «сытую» жизнь. Схожие процессы происходили и в Социалистической партии, разрываемой внутренними противоречиями.

Направо равняйсь!

Итак, в то время как оккупационные силы боролись с растущим левым движением, правые силы страны консолидировались - так родился блок либерально-демократических сил, которые в 1955 году окончательно срослись в правящую поныне (с небольшими перерывами в 1993 и с 2009 по 2012 годы) Либерально-демократическую партию.

В рядах этих сил было множество представителей «старой» политической элиты - даже первый председатель ЛДП, премьер-министр Итиро Хатояма начал свою карьеру ещё в 1912 году, а во время Второй мировой войны входил в число участников право-милитаристской «Ассоциации помощи трону».

Одновременно с этим началось и постепенное воссоздание финансовых конгломератов - «дзайбацу», которые были одной из важнейших частей японской экономики в военные годы. В наше время многие слышали о концернах «Мицуи», «Мицубиси» и «Сумитомо», которые перешли от производства винтовок, танков и самолётов в 1940-е к кредитованию частного сектора в 1950-е. Именно их головные банки, оставленные оккупационными властями без внимания, стали теми «центрами», которые смогли вновь объединить части этих финансовых «монстров» воедино, пусть и в новом обличье. Именно под влиянием подобного союза бывших правых политиков, успешно «примеривших» на себя новые демократические одежды, и крупного финансово-промышленного капитала в условиях новой картины международных отношений формировался обновлённый политический курс Японии.

«Доктрина Ёсиды» - путь, с которого не свернуть

Новоиспечённые либерал-демократы японского правительства и поддерживающие их промышленники уяснили следующее - Япония может извлечь выгоду из своего союза с США, используя тесные экономические связи как основу для обеспечения внутренней стабильности и увеличения благосостояния, не беспокоясь о внешней угрозе, оставаясь «под прикрытием» американских военных контингентов.

В среде политической элиты распространилось мнение, что победа американцев в войне доказывает эффективность их модели общественного устройства, и Япония вновь, как во времена первых контактов с иноземцами, была готова перенимать лучшее и укоренять его на своей собственной почве.

Немаловажную роль сыграла и ставка на подрыв позиций левого движения, не до конца ослабленного в годы оккупации - непрерывное улучшение качества жизни и рост экономики считались панацеей от распространения «вредоносных» идей. Подобный политический курс стал первым «полюсом» консервативных сил и получил название доктрины Ёсиды - по имени «отца японской демократии», премьер-министра Сигэру Ёсида.

Однако в лагере консерваторов существовало и иное мнение - сменивший Ёсиду на посту премьер-министра, уже упоминавшийся выше Итиро Хатояма, упрекал своего предшественника в излишней «проамериканскости».

Сторонники Хатоямы считали, что после окончания оккупации Японии следует выстраивать собственный политический курс, без излишней оглядки на мнение союзника.

Тем не менее даже такая радикальная позиция не нашла широкого отклика внутри консервативного блока - несмотря на определённые успехи в нормализации отношений с СССР, кабинет Хатояма не добился успеха в широком лавировании внутри политики региона - провалились попытки улучшения отношений с китайским правительством, не говоря уже о проекте пересмотра конституции. Смелые попытки «старой» элиты вырваться из «тесных объятий» нового союзника, обернулись лишь падением популярности правительства нового премьера, которое ушло в отставку в конце 1956 года.

Именно с тех пор, конечно, с небольшими оговорками, курс ЛДП оставался стабильным - в духе упомянутой выше доктрины Ёсиды. Однако уже тогда во внутреннем дискурсе японской элиты обозначился новый вектор восприятия страны в системе международных отношений - не как страны-агрессора, проигравшей во Второй мировой войне, а как равноправного партнёра, встроенного в систему ООН. Уже тогда японские политики стали чётко разделять вопросы отношений со странами-соседями и восприятия острых вопросов исторической памяти, что впоследствии не раз сыграет немаловажную роль.

В то же время была заложена ещё одна важная политическая традиция современной Японии - фракционность внутри правящей партии. За счёт большинства, которым ЛДП обладала в парламенте, её председатель «автоматически» избирался на пост премьер-министра страны. Таким образом, вопрос назначения нового премьера стал сугубо внутрипартийным делом, что превратило партию в политический альянс разных влиятельных сил и групп.

«Абэномика» рулит!

Несмотря на краткую потерю лидерства в период наибольшей экономической нестабильности (кризисы 1990-х и 2008-го), ЛДП всегда «оставалась на плаву».

Во многом её доктрина осталась неизменной и в совсем недавней истории - в период премьерства Синдзо Абэ, которого также, пусть и не настолько громко, обвиняли в излишнем уклоне вправо. 

Новоиспечённый премьер пришёл к власти в 2012 году, после ряда неудачных попыток прошлых кабинетов «взбодрить» экономику Японии. Будучи активным и харизматичным человеком, он привлёк внимание избирателей амбициозным проектом оживления экономики - ведь именно рост благосостояния долгие годы был основной причиной популярности ЛДП. Кроме того, он активно позиционировал Японию как «нормальную» и полноправную державу, готовую занять своё законное место в мире, как в публичных заявлениях, касающихся пересмотра статей конституции о праве на самооборону, так и посещениями скандального храма Ясукуни.

Во внешней политике он, о чём не вполне принято вспоминать в российском публичном дискурсе, был активным сторонником укрепления связей с США и работы в рамках концепции FOIP - Свободного и открытого Индо-Тихоокеанского региона, т.е. фактически сдерживания Китая через систему сотрудничества демократических стран региона - вплоть до Индии и Австралии.

Нередко вспоминают о его «тёплых чувствах» по отношению к России. Однако, по мнению автора, выражения симпатии и активизация культурных обменов были скорее попыткой решить за счёт личных отношений проблему спорных территорий, весьма трудноразрешимую в рамках правового поля.

Вспомним и о предках Абэ - его дед и дядя по материнской линии были премьер-министрами, другие родственники также занимали видные посты в правительстве. Таким образом, он воспитывался в рамках ровно того же самого курса, который был описан выше. Для понимания японской политики важно осознавать одно: несмотря на наличие разных «крыльев» внутри ЛДП, её общий курс остаётся консервативным, неизменным и предсказуемым.

Такаити - наследница курса Абэ или «говорящая голова» ЛДП?

Возвращаясь к фигуре Санаэ Такаити следует подчеркнуть, что она, в первую очередь, стала компромиссом для представителей различных фракций - не будучи политиком из влиятельной и «уважаемой» семьи, своими заслугами и положением она обязана умеренным консерваторам из бывшей фракции Абэ. Кроме того, яркими публичными жестами она привлекает симпатии и более правосторонних партийных кругов - например, фракции бывшего премьера Таро Асо, считающейся весьма влиятельной в нынешних условиях.

Другими словами, Такаити можно назвать не идеологически «праворадикальной» фигурой, а скорее технократическим менеджером в рамках консервативной системы, чья политика определяется больше внутрипартийным компромиссом и унаследованными вызовами, чем личной идеологической программой.

Итак, попробуем представить себя на месте нового японского премьера. Не имея никакой серьёзной базы, кроме личного партийного авторитета и заслуг, она пришла в политическую жизнь Японии в весьма острый момент, когда рейтинги ЛДП обновляют исторические минимумы, а количество внутриполитических проблем растёт с каждым годом. В подобных условиях консервативному политику, воспитанному в условиях современной Японии и «выращенному» в рядах либерал-демократов не остаётся ничего иного, кроме как прибегнуть к уже испытанным методам - опоре на США в политике, стабильность в международных отношениях и решение экономических проблем. Кроме того, важно следить и за собственной популярностью в рядах партии - к этому обязывает статус «компромиссной фигуры».

Именно из таких предпосылок исходит несколько «мечущийся» характер внешней политики Такаити - заигрывания с либералами и консерваторами внутри собственной партии приводят к провокационным заявлениям по самым разным вопросам. Кроме того, здесь есть и элемент «игры на публику» - рядовым японцам очень импонирует укрепление образа Японии на международной арене как «нормальной и полноправной» страны, не связанной грузом прошлых ошибок. Однако в таких условиях довольно легко оступиться - в частности, правительство Такаити явно не ожидало столь бурной реакции на свои громкие заявления по Тайваню со стороны представителей КНР.

Однако гонка за рейтингами доверия - внешним, со стороны союзников и партнёров, и внутренним, со стороны избирателей, неизбежно грозит «разорвать» внутреннюю политическую стабильность Японии надвое. В то время как у Абэ оставался «туз в рукаве» в виде амбициозной экономической программы вкупе с ограниченным количеством международных вызовов, Такаити приходится сталкиваться с несравнимо более серьёзными проблемами. Уже сейчас слышны голоса, недовольные ростом расходов на оборону и продолжающимся спадом в экономике. Однако, когда «восходящее солнце» склонится к закату, предсказать сложно.