В детстве она носила еду партизанам, а на старости лет её настигла новая война

«Если мы войну забудем, - вновь придёт война!..» - в справедливости этих слов выдающегося поэта Роберта Рождественского мы могли воочию убедиться на Украине, народ которой отрёкся от своего советского прошлого, переписывает историю, избивает ветеранов… И как следствие всего этого - война на Донбассе. Повторения подобного сценария мы, русские, ни в коем случае не должны допустить.

Галина Ивановна Григораш живёт в микрорайоне «Жилплощадка», который был построен для работников донецкой шахты Трудовская.

Справка

Эта часть Петровского района Донецка находится практически на самой линии разграничения, и, несмотря на режим прекращения огня, здесь так и не было ни одного дня без обстрелов со стороны вооружённых формирований Украины.

Квартира Галины Ивановны расположена на втором этаже четырёхэтажного дома. Когда подходишь к подъезду, сразу бросаются в глаза заколоченные фанерой окна, в которых взрывной волной выбило стёкла. На уцелевших - полоски крест-накрест. Они, эти узкие кусочки бумаги, моментально вызывают в памяти кадры из фильмов о той, далёкой войне. А слева от входа в подъезд - подвал с надписью «Укрытие», сделанной красной краской так, чтобы её было видно издалека.

Дверь в квартиру пожилой женщины всегда открыта: красть у неё нечего, а передвигаться на распухших, покрытых язвами ногах - последствия долгих часов, проведённых в подвале, когда она пряталась от обстрелов, - ей тяжело. В её возрасте есть риск внезапного приступа, и тогда можно оказаться запертой в квартире, куда не будет доступа тем, кто, может быть, придёт ей на помощь.

Но всё же Галина Ивановна старается хоть немного ходить по квартире, помогая себе ходунками, и мы первым делом отправляемся на кухню пить кофе с бутербродами. Все мои попытки отказаться от угощения - тщетны. Приходится подчиниться. К тому же этого требует элементарная вежливость. Вскоре к нам присоединяется подруга хозяйки - Люба.

Перед тем, как ответить на мои вопросы, Галина Ивановна просит меня записать на диктофон песню, и ей нужна помощь.

Песня - из тех, что передаётся в народе из уст в уста, - повествует об истории одной семьи, где вернувшийся с фронта отец, у которого в оккупации немцы замучили жену, решает взять ребёнка из детдома, а находит там собственных детей.

К сожалению, формат статьи не позволяет включить в неё запись, но я об этом умолчала, дабы не расстраивать подруг.

Затем Галина Ивановна поёт ещё одну песню, тоже о войне, на чистом украинском языке, - «Журавка». И я поражаюсь, насколько у неё сильный и красивый голос. После чего мы перемещаемся в комнату, и она начинает свой рассказ.

Мозаика воспоминаний

Она состоит из небольших картин-зарисовок: детские воспоминания, обрывочные, но очень яркие. А ведь на момент событий, которые происходили в 1943 году, когда в их село Сокольча в Житомирской области, на северо-западе, пришли немцы, их участнице было всего 5 лет.

Вот маленькая Галя идёт вместе со старшей сестрой, 14-летней Соней, через лес «до тёти Насти»  (Галина Ивановна - родом из Западной Украины и говорит на «суржике», щедро сдобренном украинизмами, - прим. авт.).

Житомирская область входит в состав украинского Полесья и славится своими густыми лесами. Соня несёт корзину и за руку ведёт младшую сестру. Вот только к тёте Насте, к которой они ходили дважды в неделю, сёстры так ни разу не попали. Их путь неизменно заканчивался у одного и того же пенька. Этот пенёк на той дороге Галина Ивановна и сегодня могла бы найти с завязанными глазами, хотя «его, того пенька, там уже нет, конечно». А если спуститься с дороги вниз к речке, то там как раз и располагались партизанские землянки. После войны школьников долго водили туда на экскурсии, но позже их убрали.

Возле пенька события разворачивались всегда по одному и тому же сценарию: старшая сестра усаживала младшую на пенёк и убегала в кусты, якобы «по малой нужде», но почему-то неизменно прихватывала с собой корзину.

В какой-то момент маленькая Галя заметила подвох и, будучи не в силах бороться с любопытством, задала Соне мучивший её вопрос: «Соню, а чего ты кошёлку берёшь? Хай стоить тут, возле меня». Но старшая сестра только отмахнулась, пояснив свои действия тем, что пока она отлучается «по нужде», кто-то может отнять корзину у маленькой девочки. Она не могла признаться сестре, что содержимое корзины забирали партизаны: в силу возраста та могла и на улице рассказать, а в селе - немцы. Уже позже Галя узнала, что делились, чем могли, буквально куском сала… Записки передавали…

Гроза немцев - Ковпак

Следующее воспоминание-зарисовка. «Был Ковпак у нас, заходил. "Цыган", - мы на него говорили. Он чёрный с лица был. Один раз пришёл в фуфайке, а другой раз - в красивом полушубке. Мы: "Цыган-цыган", - боялись. А потом он нас брал на руки. Двоих даже взял, меня и, наверное, Николая… А може, Лену, малу. Борода у него не сильно была окладистая. Он взял нас на руки, и мы его так за бороду стали трогать».

Справка

Сидор Артемьевич Ковпак, генерал-майор, дважды Герой Советского Союза, был командиром Путивльского отряда партизан на Украине, позднее - Сумского партизанского соединения, в дальнейшем - Первой партизанской украинской дивизии.

Отца Галины Ивановны мобилизовали не сразу: у него не было пальца, мама осталась с шестью детьми. И эта семья не только передавала партизанам еду, но и укрывала у себя в комнате партизана и еврейских детей.

«Мы в бараке жили, называлось - "мотузянка". Если идти, то вот так поворот, - вспоминает Галина Ивановна, - а потом наша кладовая, потом наша комната, а там за стенкой жили две сестры. Они были переводчицы. То ли они были за нас, не знаю. Но немцы у них были всё время в той комнате. У нас лежанка большая, и партизан там лежал, мы, дети, по нём топчемся. Звали его Вася, он ранен был, а всем говорили, что заразный. И немцы боялись заходить. Он потом, после войны, приезжал к нам.

А сколько еврейчиков маленьких мы перепрятали: и в погребе, и на печи с нами человек по 5 лежали! В такой тесноте, что дышать нечем было».

Очень страшное воспоминание

Потом наступает черёд очень страшного воспоминания, когда маленькая пятилетняя Галя заглянула смерти в лицо, точнее - в чёрный зрачок ствола немецкого автомата.

«Мама стоит, на руках держит Сашка, Лена стоит, сама меньша, стоит Николай, Мария, и я, последняя… А Сони не было - ловили как раз в Германию, так что она где-то пряталась. И зашли два немца без фуражек… Я их даже и сейчас могу описать. Зашли с автоматами. Один взял автомат и так идёт-идёт - и на меня: «Пах-пах-пах». Може, пугать пришёл, може, выпивши был. А уже видела, как вешали, как расстреливали… раненых, убитых... Знала, шо такое смерть эта. Мне потом рассказывали, какая я была: вылупила глаза - и стою, смотрю. А тот, второй, подходит и отводит вот так рукой. Что-то сказал первому на своём, и пошли.

Минут через 20 приходит этот второй немец. Я никогда не забуду этот кусочек хлеба и этот кусочек колбасы… Ну как у нас была - "Любительская", с салом… И каждому по кусочку колбасы этой и по кусочку хлеба дал. И маме показывает на пальцах: "Киндер-киндер дома. Убивать не хочу", - и плачет. Я до сих пор вижу».

Как расстреливали...

Ещё одно страшное воспоминание, когда тётя рассказывала, как немцы расстреливали евреев: «Одиннадцать километров от нас - село Кировка, сейчас Миролюбовка. Вырыли им большущий ров. Согнали 400 человек. Расстреляли, засыпали землёй. Засыпать заставляли уже местных. А евреи рыли сами. Так почти неделю ворошилась земля. Живых там много было: многие падали в обморок, многие думали спасутся… А не допускали ж никого. Дуже запомнилось. Мала, а в памяти осталось».

«Если б не полицаи, войну выиграли бы раньше, - рассказывает Галина Ивановна. - Все так говорили. Они продавали людей, как хотели. И ловили: виноват, не виноват, не хочешь идти воевать за немцев - расстрел. Слышишь, там того повесили, там того...»

Освобождение

Страшные воспоминания сменяется радостным, когда пришло долгожданное освобождение. «Вот немцы удирают, один подштанники держит, заводит машину. А мы ж,  дети, бегали возле мастерских, немцы завели машины и тикать. Вот летят снаряды. Все прячутся, а мы, дети, выбегаем смотреть, откуда летят снаряды - вот такенные, жёлтые, и как поросята. Бегут козы, дикие, наверное. Разрываются эти снаряды. Только утихло, баба Щётка - фамилия такая - берёт палку, красный платок на неё, и вперёд - танки встречать. Бегим, дети все: "Ура!" - кричим. И танки едут сюда к нам. Ой, сколько радости было! До сих пор я той платок вижу: баба Щётка, и она несёт этот флаг: "Вперёд!" Все идут, все бегут… Это вообще не передать».

Как потеряли отца...

Радость освобождения сменилась ожиданием возвращения отца. Увы, тщетным. «Потом ждали отца с фронта. Возвращались  без рук и без ног… Мы уже плакали: "Хай и без рук, и без ног! Только, чтоб явился папа!" Как кто идёт, бегим поспрашивать. Боже мой! Это всё перенести надо было».

Отца убило 16 января в 1944-м году. И три месяца не приносили из сельсовета похоронку - знали, что шестеро детей остались. Когда принесли похоронку, мать в обморок упала. Три дня лежала, её еле отходили. Соседи приходили: «Тетяно, не вмирай! У тэбэ шестеро дытьок!»

После войны тоже пришлось несладко: многодетная семья без кормильца узнала, что такое голод. Шёл 1947-й год...

Галина Ивановна видела, как умирали дети. И взрослые умирали. Спасались тем, что собирали в лесу, - дикие яблоки, груши, орехи. Ходили, мёрзлую картошку собирали.

А ещё советская власть передала им, как бедной семье, полушубок, полученный в качестве гуманитарной помощи от американцев. «Красивый, белый, как сейчас показывают у артистов этих. Белый-белый! Вот сестра Соня забрала его и поехала в Белоруссию. Оттуда она привезла 5 килограммов муки, ещё что-то… Она спасала так нас. Ездили-меняли. И на вагонах ездили, на верхах. Не было ж местов. Многие не возвращались - умирали в дороге».

Донбасс

В 1948 году старшая сестра Соня поехала поднимать Донбасс. «Потом забрала сестру Марию. И потом меня - в 1954 году, в 16-летнем возрасте. Мы восстанавливали 106-ю школу, украинскую. Она была одноэтажная. Так мы её ремонтировали с фонарями "летучая мышь" . Энергии не хватало, потому что энергию в шахту подавать надо было. А тачкой же не повезёшь туда кирпич настилать. Так передавали при фонарях на ночь. А утром приходят каменщики. Теперь школа разбитая стоит.

Здесь, на Донбассе, меня никто не притеснял, не прижимал. Поначалу я говорила только на украинском языке, но народ здесь - в основном русскоязычный, и с детьми я уже стала говорить по-русски».

Думала ли она когда-нибудь, что будет ещё война? «Нет! Уже думала, что никогда не будет. Но это не война, это - бандитский набег. И эта война - страшнее. Когда из подворотни стреляют. Когда немец наступал, видели: танки на сёла прошли. А тут - из подворотни».

Галина Ивановна с 2014 года никуда не уезжала. «Вот, - говорит, - ноги, второй раз нападают эти язвы… 23 дня не было света, газа… В хате всё поморозилося, цветы… Мы в подвале сидели. За подвалом на кострах люди сидели: картошину себе отварить, чаю вскипятить. И полный подвал людей. Тут сильно били. У меня два раза в двери попадали, окно разбили. И сегодня, в полдвенадцатого ночи, такой сильный обстрел… Я глянула на часы, 36 минут было. Раньше в подвале жили всё время, сейчас уже нет. Сплю, сидя в кресле, под телевизор. Нервы никуда не годятся».

Муж Галины Ивановны умер в 1999 году. А 13 лет назад умерла дочь, оставив ей трёх внучек. Ей пришлось их воспитывать. Старшая, Анжела, живёт сейчас в Львовской области, на небольшом хуторе и очень хочет переехать на Донбасс. Средняя, Ольга, в Севастополе живёт, как только приедет - тут обстрелы. Младшая, Настя, живёт в микрорайоне «Текстильщик». Недавно Галине Ивановне прислали благодарственное письмо из техникума за хорошее воспитание Насти. Сын в России был на заработках, сейчас в Донецке нашёл работу. Ухаживает с женой за матерью, приходят два раза в неделю.

- Каким она видит будущее для Донбасса? Хотела бы возврата назад в состав Украины?

«Моё слово - нет! Когда мы восстанавливали 106-ю украинскую школу, мы ходили с гордо поднятой головой. А потом Союз развалили, принесли демократию, а на нас полетели бомбы. Будущее Донбасса - только ДНР».