Командир особого риска

Всё как у всех

Для киевского мальчугана Сашки Астапова любовь к морю началась в 6-м классе, когда он стал заниматься спортивной греблей на байдарке. И хоть Днепр, где они тренировались, мало был похож на море (он тогда этого ещё не знал), но почувствовал: водная стихия - это его. Больших успехов в спорте, правда, он не достиг (остановился на кандидате в мастера спорта), но зато вопроса, где продолжить учебу после окончания школы, не возникло. В Черноморское высшее военно-морское училище в Севастополе Сашка поступил с первого захода и, окончив его в 1976 году, укатил по приказу Родины на самый Дальний Восток. На Камчатку. Там на атомных подводных лодках и началась офицерская служба лейтенанта Астапова.

Всё было как у всех. Инженер ракетной боевой части, помощник командира, старший помощник, четыре боевых службы, тысячи миль под водой, немного меньше в надводном положении, переход из Индийского океана в прибрежную акваторию Приморья, назначение на должность ВРИО командира атомохода К-127…

Своеобразным Рубиконом для него, после перехода которого принято говорить, что жизнь разделилась на «до» и «после», стали события 10 августа 1985 года в судоремонтном заводе в бухте Чажма. Там лодка капитана 3 ранга Астапова проходила плановый ремонт и там на соседнем пирсе стояла атомная подводная лодка К-431.   

Они знали, на что шли  

Ровно в полдень из-за нарушения технологии проведения операции при перезагрузке ядерного топлива на К-431 произошёл тепловой взрыв. Была сорвана пятитонная крышка реактора и произошёл выброс наружу его содержимого. Погибли офицеры и матросы, многие получили ранения. Первыми, кто пришёл на помощь и организовал борьбу за живучесть аварийной лодки, были экипажи стоявших поблизости субмарин…

- Извините, - Александр Сергеевич, с которым мы разговаривали в его кабинете, прервал свой рассказ, - но на этом я умолкаю. Мы давали подписку о неразглашении, так что все детали аварии, и особенно всё, что происходило после, останется за рамками этого материала.   

- Скажите, а матросы, мичманы и офицеры, которые боролись за живучесть аварийной лодки, знали о радиоактивном излучении?

- Конечно.

- И всё равно шли?

- А разве когда-то на флоте было по-другому? Никто другой кроме нас, этого всё равно бы не сделал. Я построил свой экипаж, поставил задачу (точно так же сделали и на других лодках) и меньше всего в тот момент кто-то думал о радиации, которую излучал развороченный реакторный отсек. При этом все действовали как одно целое. Никто не отсиживался в каюте или в каком-то другом укрытии на берегу, каждый делал своё дело. Это уже потом, когда всё закончилось, и к устранению последствий аварии приступили группы специально обученных людей, мы стали считать дозы полученной радиации и задумываться о последствиях.

«Малый Чернобыль» на АПЛ

Спустя некоторое время аварию на К-431 с выбросом радиации в атмосферу учёные специалисты сравнят с взрывом реактора на Чернобыльской АЭС. Ликвидация последствий аварии на АПЛ началась стихийно. Подвергаясь облучению, моряки работали в чём придётся, даже в тапочках на босу ногу. Никаких спецсредств защиты не было, действовали как при обычном пожаре. Работы по нормализации обстановки проводились в несколько этапов. Наиболее опасный длился с 10 августа по 6 сентября, и был связан с удалением аварийного объекта с территории завода и вывозом заражённых материалов.

- Я в то время служил на Тихоокеанском флоте недалеко от Чажмы, и некоторая информация о той трагедии до меня тоже «просочилась». В частности, об 11 погибших. А спустя какое-то время, местные газеты писали об обнаруженных в море компенсирующей решётки и радиоактивных элементах с аварийной лодки…

- Про 11 погибших моряков подтверждаю. Что касается радиоактивных элементов якобы с К-431 - чушь полная. Я целый год потом командовал этой лодкой и знаю, на каких глубинах и где затапливалось то, что подлежало затоплению. Но эта информация умрёт вместе со мной. Однако, уверяю: никто и никогда ни этих мест, ни тем более затопленного имущества не найдёт.

- Очень нескромный вопрос: а какие-то поощрения, награды личному составу, принимавшему участие в первичных мероприятиях по спасению аварийной лодки были?

- Кого-то, конечно же, наградили, но мне об этом известно очень немного. Меня, например, Орден Мужества за участие в тех событиях нашёл лишь спустя 16 лет, когда я уже служил в Главном штабе ВМФ.

Первая государственная награда

- То есть, первой вашей госнаградой сразу стала Золотая Звезда Героя? И ещё интересно: ведь атомоход «Омск», которым вы командовали, был далеко не первой подводной лодкой, совершившей переход подо льдами. Но именно ваш стал геройским. Почему?

- Подводная лодка «Омск», построенная в Северодвинске, предназначалась для Краснознамённого Тихоокеанского флота. И перед нашим экипажем была поставлена задача перегнать её на Камчатку Северным морским путём.

Справка

Атомный подводный ракетный крейсер «Омск» относится к лодкам проекта 949А «Антей», предназначен для уничтожения авианосных ударных соединений. Рабочая глубина погружения до 600 метров, подводное водоизмещение около 25 тысяч тонн. Длина 154 метра, ширина немногим более 11-ти. Экипаж - 106 человек. Основная ударная сила - крылатые ракеты П-700 (24 шт.)

Выход был назначен на конец августа 1994 года, когда ледовая обстановка в районе перехода наиболее благоприятна, и лодки по большей части преодолевают его в надводном положении. Однако, из-за сложных метеоусловий, вход в Чукотское море между островом Врангеля и островом Геральд оказался затянутым льдами. Мы предприняли несколько попыток всплыть, но это оказалось небезопасно. Я не имел права рисковать ни людьми, ни кораблем, поэтому принял решение идти в подводном положении.

Все подводники знают, что там очень специфическое дно, когда с глубины две тысячи метров ты сразу переходишь на шельф с глубинами до 40-60 метров. Плюс к этому - дно прорезано двумя каньонами. То есть, фактически, лодке предстояло пройти несколько миль по каменному жёлобу с ледяной «крышей» над головой. Местами под килем у нас было не более 2-х метров и примерно столько же - над головой. Риск огромный, но сорвать задачу, поставленную командованием флота, я не мог. Да и другого варианта, честно говоря, не было. В результате, в первой декаде сентября «Омск» прибыл к месту назначения и вошёл в состав одного из соединений подводных лодок, базировавшихся на Камчатке.

Родина высоко оценила наш переход и Указом Президента РФ в июле 1996 года «За мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания в условиях, сопряжённых с риском для жизни» мне и старшему на борту - заместителю командира дивизии Илье Николаевичу Козлову было присвоено звание Героя Российской Федерации.

Подводный флот стал другим…  

- А почему, когда перед вами открылись все пути к должностному росту и возраст ещё позволял служить, Вы ушли с флота?

- Ну, во-первых, возраст позволял уже не многое: я уволился в запас накануне своего пятидесятилетия. А во-вторых, в 2002-м от того флота, на котором я начинал служить, мало что осталось. Моряки, и не только подводники, не знали зачем служат и что ждёт их завтра, тяготились своим материальным положением и жуткой необустроенностью их семей на берегу. Я лично за смутное время 90-х наелся этим сполна.

- Но сегодня условия заметно изменились?

- Вне всякого сомнения. И мощным толчком тому, как это не цинично звучит, послужила гибель атомохода «Курск» в августе 2000-го. Кстати, все дни, когда страна переживала за экипаж лодки, я находился в аварийной группе, которая была развёрнута в Главном штабе ВМФ и находилась в готовности убыть к месту событий. Увы, помощь нашей группы, к сожалению, не понадобилась. Так вот, после этих событий отношение к морякам-подводникам и ко всем вопросам, сопутствующим их службе, стало меняться буквально на глазах. И если бы сегодня передо мной встал вопрос - уволиться с флота или продолжать службу, я бы, не задумываясь, выбрал второе.

Куда плывёт флот?  

- А как Вы оцениваете сегодняшнее положение дел с темпами строительства подводных лодок для ВМФ и спуском их на воду?

- Когда мы в середине-конце 70-х годов начинали служить на атомных лодках 1-го и 3-го поколений, суммарное их количество превышало сегодняшнее. Но, насколько я владею ситуацией, необходимости в том, чтобы форсировать количественный состав подводных кораблей, сегодня нет. Лодки стали более совершенными по видам вооружений и по другим тактико-техническим характеристикам, и я не сомневаюсь: они в состоянии выполнить поставленные задачи наличными силами. Отрадно отметить, что развитие флота в плане новых видов вооружения продолжается и дальше. Чего стоит только один подводный комплекс «Посейдон», который по своим возможностям действительно тянет на супероружие.

Единственное, что мне не совсем понятно, каково в целом направление развития военно-морского флота. В наше время всё было предельно понятно: флот был океанским. Его делали таковым крейсера, эсминцы, сторожевые корабли. Мы знали, чем большой противолодочный корабль 1 ранга отличается от БПК 2-го ранга. Сегодня на смену им приходят какие-то фрегаты, корветы, лёгкие катера, которые больше пригодны для плавания в прибрежной зоне. По своему вооружению, вроде бы, фрегаты близки к БПК, а по водоизмещению больше, чем на сторожевой корабль 2-го ранга не тянут. А как они собираются выполнять задачи в морях и океанах, которые по балльности штормов и ветров спокойнее не стали? При том, что натовцы на море ведут себя всё более и более агрессивно.

Если в перспективе для флота будут строиться тяжёлые авианесущие крейсера, то у них в охранении и обеспечении должны быть корабли и вспомогательные суда соответствующих классов. А смогут ли фрегаты и корветы выполнить эту функцию?..  Допускаю, что ход моих мыслей несколько отстаёт от действительности, и я просто что-то упустил. Поэтому буду полагаться на нынешнее поколение командиров, которые наверняка знают не только круг задач на ближайшую перспективу, но и потенциал своих кораблей. Возможно, именно так когда-то полагались и на меня.