Операция «Сезам, откройся!»

Мало кто знает, что разоблачение сотрудника Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба ВС СССР полковника Пеньковского, которого в ЦРУ и СИС считают одним из самых результативных агентов, явилось благодатной нивой для «остепенения» офицеров советских спецслужб. Точное число сотрудников КГБ и ГРУ, которые, завершив исследование феномена предательства полковника, стали кандидатами и докторами военных наук, нам недоступно, ибо цифра сия - тайна великая есть. Но, судя по тому, что и через 50 лет после казни изменника, его призрак продолжает будоражить воображение чекистов, не исключено, что полку мужей от науки ещё прибудет.

В нашу задачу не входит анализ мотивов предательства Пеньковского - в ХХ веке им было уделено достаточно внимания. Рассмотрим оставшуюся за кадром операцию «Сезам, откройся!» - негласный обыск в жилище предателя. Благодаря этой акции, были добыты неопровержимые улики его шпионского промысла.

Санкция с расплывчатой формулировкой

Из увидевших свет мемуаров экс-офицеров КГБ известно, что с помощью кинокамеры с дистанционным управлением, установленной на балконе соседей полковника Пеньковского, удалось отснять, как он колдует с радиоприёмником, настраивая его на определённую волну, слушает передачи и делает пометки в блокноте.

Для более скрупулёзной фиксации действий Пеньковского по указанию начальника Второго главка (центральный контрразведывательный орган КГБ) генерал-лейтенанта О.М. Грибанова двое его подчинённых Алексей Киселёв и Николай Ионов отправили в Черноморский санаторий семью, проживавшую над объектом, просверлили отверстие в полу и установили микроминиатюрный перископ. Две недели они наблюдали, как полковник фотокамерой «Минокс» (недоступной ему в служебной деятельности), переснимает какие-то документы под грифом «Совершенно секретно».

Даже имея на руках такие улики, генерал Грибанов не решился отдать приказ на проведение негласного обыска в квартире подозреваемого. Чтобы не рисковать собственной карьерой и не быть лично ответственным за вторжение в жилище полковника, он переадресовал решение вопроса председателю КГБ Владимиру Семичастному.

А всё потому, что покровителями Пеньковского были начальник Главного разведывательного управления генерал армии Иван Серов и Главный маршал артиллерии Сергей Варенцов. Оба имели прямой выход на Первого секретаря ЦК КПСС Председателя Совмина Никиту Хрущёва и на министра обороны маршала Советского Союза Родиона Малиновского. Лечь грудью на жерла пушек такого калибра - безрассудство.

Санкцию на обыск генерал Грибанов всё-таки получил. С расплывчатой формулировкой: «Для возможного выявления фактов несанкционированной работы полковника Пеньковского с секретными материалами по месту жительства».

«Посольские свадьбы»

Казалось бы, надо только дать приказ Ионову и Киселёву - и дело сделано. Оба имели опыт проникновения и в более труднодоступные помещения - в кабинеты дипломатов иностранных посольств. На языке профессионалов такие вылазки значились «свадьбами». Места проведения - посольства стран третьего мира, состоявшие в вассало-союзнических отношениях с нашим главным противником - Соединёнными Штатами.

Когда посольство пустело, на протяжении нескольких часов там орудовали специалисты по вскрытию сейфов любой сложности и лингвисты, читающие тексты на всех языках мира.

Офицеры собственной безопасности таких посольств предпринимали свои защитные меры. То из открытого сейфа на наших спецов бросались ядовитые змеи, то какую-нибудь шкатулку с секретными документами, изготовленную как «ванька-встанька», после вскрытия невозможно было вернуть в начальное положение. Бывало всякое, но и добывалось многое - то, что нельзя было взять непосредственно у американцев - брали у их союзников-вассалов.

Нетрудно представить, какую школу прошли Ионов и Киселёв, какого класса специалистами по части негласных обысков они были. Однако для обыска в квартире Пеньковского их навыки были неприменимы. Во всяком случае, на начальном этапе операции.

Муки оперативного творчества

По плану, разработанному под руководством заместителя начальника Второго главка полковника Пашоликова Л.В., удалось выманить из квартиры объект и его жену с дочерью. Для этого токсикологи из лаборатории КГБ обработали стол и кресло в кабинете Пеньковского некой раздражающей субстанцией, и у него на ягодицах и ладонях появилась экзема. Проинструктированные врачи поликлиники, куда полковник обратился за помощью, под предлогом проведения обследования поместили в стационар не только его, но и жену с дочерью.

Оставалась мать Пеньковского - Клавдия Власовна, которая постоянно проживала в Одинцово, но на время госпитализации сына с семьёй перебралась в их квартиру (набережная Максима Горького, 36), став камнем преткновения для операции «СЕЗАМ». Внешне - божий одуванчик из российской глубинки, но по агентурным данным, очень хитрая и недоверчивая женщина - не провести.

Ионов и Киселёв поняли, что вызвать её к участковому, в поликлинику или в ЖЭК, то есть применить привычный чекистский набор, пропахший портянками уполномоченных ВЧК времён военного коммунизма, не удастся. Ведь тётя Клава, не видя реальной причины для вызова, заподозрит подвох и уйдёт в «глухую оборону» - не покинет жилища. Но даже если она клюнет на вызов, сколько времени могут продержать её в ЖЭКе или в поликлинике? Час? Полтора? Нет, для полноценного обыска этого мало. В общем, надо забыть о традиционных уловках и организовать тёте Клаве нечто из ряда вон выходящее - такой спектакль, чтобы она только происходящим на сцене действом и жила, а о буфете в фойе и не помышляла!

Слуховым контролем квартиры было установлено, что тётя Клава утром следующего дня собралась на Центральный рынок за фруктами, чтобы затем отвезти их в больницу внучке. «Ну вот, - сказал Ионов, - забот меньше - тётка выйдет сама. Другое плохо: на всё про всё ей потребуется, максимум два часа - опять мало, чтобы провести нормальную свадьбу!»

Впрочем, умолчал опер ещё об одном обстоятельстве, которое хотя и не помешает провести обыск, но может расшифровать его перед Пеньковским.

Дело в том, что существует физический закон, даже не закон - явление: сразу после использования самой совершенной отмычки, замок начинает капризничать, а родной ключ то заедает, то проделывает холостые обороты. Потом всё нормализуется, но первый раз замок, после «совокупления» с отмычкой, будет давать сбой.

Рачительный хозяин обратит внимание, что замок работает не так, как раньше. А уж профессионал - тот и подавно поймёт, что в замке ковырялись отмычкой в его отсутствие. Как это случилось четырьмя годами ранее при проникновении в жилище шпиона подполковника Попова, и он на допросе сам об этом сообщил.

Идеальный вариант - использование родных ключей, но как завладеть ими? И тут Ионова осенило: надо подключить вора-карманника. В комитетских учётах нашли одного, но оказалось, что из-за отсутствия сферы применения его талантов, он давно передан «соседям» - в систему МВД. И тогда Ионов позвонил своему другу детства, а ныне начальнику отдела уголовного розыска капитану Павлу Кондрашову.

 «Да, Коля, карманник экстра-класса есть, - ответил Кондрашов. - Впрочем, ты его знаешь, жил в соседнем дворе. Да-да, Алик Непорочный!»

Джентльмен удачи по специальности щипач

В середине 1950-х во дворах у Тишинского рынка можно было встретить отдыхавшего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину, ученика Васьки Бриллианта, иконы криминального мира Советского Союза. Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню, бесплатно показывая и объясняя разные фокусы. Ловкость рук - никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить какой-нибудь свой фокус. И следил, что делают мальчишки.

Был в ватаге той - Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный - маленький, азартный, рождённый неустановленным отцом. Отсюда и прозвище: малый, дескать, результат непорочного зачатия. Вот у Алика и карты появлялись нужные, и пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увёл с собой. Так Александр Поречный стал карманником.

Апофеозом щипаческого периода жизни Непорочного стало лето 1957 года, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Все подозреваемые в неблагонадёжности личности в преддверии фестиваля подлежали выдворению за 101 километр. Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями.

По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Однажды на ВДНХ Алик «срисовал» иностранца, который выгодно отличался от горластых нищебродов - участников фестиваля. Во-первых, белый. Во-вторых, возраст - за сорок. В-третьих, дорогой «прикид» (костюм) и «колёсики» (туфли) в идеальном состоянии говорили о его неиссякаемой кредитоспособности.

Непорочный заточенным серебряным полтинником «Сеятель», зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, подрезал задний карман иностранца. Эх, знать бы Алику, что «упакованный фраер» не только его вожделенная «тема», но и объект круглосуточных бдений «топтунов» из Службы наружного наблюдения КГБ!

Инородец - разведчик, «сидевший под корягой», то есть действовавший под прикрытием секретаря посольства одной западноевропейской страны, - только-только «в одно касание» получил от своего агента экспонированные микрофотоплёнки, которые поместил в бумажник. Он и стал добычей щипача-виртуоза Непорочного.

Не успел Алик и пары шагов отмерить, удаляясь от жертвы, как был взят под белы ручки и на оперативной «Волге» доставлен в секретную Лубянскую тюрьму, известную как «нутрянка». Вскоре туда же во вспоротых портках доставили и «пострадавшего».

Допрос, более походивший на «вербовку в лоб», проводил серьёзный дядя в погонах майора гэбэ. Свою партию он исполнил в стремительном темпе. Не тратя времени на увертюру, показал Непорочному фотографии, где тот был запечатлён рядом с жертвой в привычном для щипача ракурсе. Дядя в погонах пояснил, что отсутствие судимостей у Алика - это не его заслуга, а недоработка работников МВД, которую его «контора» - Лубянка - легко исправит.

Непорочный попытался разжалобить визави слезливым признанием, что, дескать, бес попутал, он в первый раз и больше ни-ни, да и, вообще, надо бы его отпустить. Чин, посмеиваясь в усы, заявил, что Лубянка - не богоугодное заведение, и фото о «фокусах» Непорочного на ВДНХ вмиг окажется на столе начальника МУРа, если он не окажет помощь самой гуманной в мире дружине, чьи воины известны своими чистыми руками, горячими сердцами и холодными головами.

Непорочный понял: торг неуместен и спешно заверил дядю в погонах, что готов выполнить любое его поручение. Действительно, и на очной ставке с «иноземным фраером» в тюрьме, и на судебном процессе Алик, следуя отработанной майором линии поведения, полностью изобличил супостата, дав показания, что именно из его кармана «случайно» извлёк шпионские материалы.

Иностранец, ввиду его дипломатической неприкосновенности, после суда был объявлен persona nоn grata и выслан из Союза.

Непорочного после суда не отпустили. И дело не в отсутствии у него дипломатического иммунитета. Дело в другом: если соль профессии официанта в чаевых, журналиста - в сенсациях, то соль профессии гэбэшника - в вербовках. Завершив одну, он готовит следующую, чтобы приобщить к своему промыслу ещё одного тайного помощника. И чем больше их будет, тем лучше, ибо закрома родной «конторы» должны беспрестанно пополняться агентами-новобранцами.

Их много. Их сорок сороков. Среди них люди разных национальностей, возрастов, профессий, вероисповеданий, сексуальной ориентации. Они - ударная сила «конторы».

Особо почитаемыми являются кадровые офицеры из противоборствующих спецслужб, на профессиональном жаргоне - «кроты», а также дипломаты, учёные, журналисты, писатели, артисты - как наши, так и иностранные. Разумеется, речь идёт не только о мужчинах, но и о женщинах. Ремесло Непорочного в перечень упомянутых профессий не входило, но нет правил без исключений - почему бы не завербовать щипача-виртуоза? Этот малолетка совсем не промах и когда-нибудь окажет «конторе» услугу - вон ведь какую пламенную речугу о происках гадов-империалистов на процессе толкнул!

В общем, перед тем как отпустить Непорочного на все четыре стороны, майор выложил перед ним бланк с машинописным текстом: 

ПОДПИСКА О СОТРУДНИЧЕСТВЕ

Я, Поречный Александр Иванович, добровольно обязуюсь оказывать органам госбезопасности Союза ССР всемерную помощь в их борьбе с происками империалистических разведок.

Клянусь хранить в тайне все сведения, ставшие мне известными в ходе сотрудничества.

Для конспирации избираю псевдоним Смотрящий.

Подпись ____

Число _____

После того как Смотрящий был передан в систему МВД, он стал верховодить на «курсах молодых щипачей». Но они не ведали, что Алик находится под муровской опекой.

Преступление во благо государственной безопасности

Непорочному хватило минуты, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке. На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами. Заточенным серебряным полтинником Алик взрезал её хозяйственную сумку. Едва он успел завладеть вожделенной связкой ключей и кошельком, как на него с криком: «Попался, гад!» - навалились сознательные граждане, случайно оказавшиеся в тот час на Центральном рынке.

Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол - мимо рынка, очень кстати, проезжал милицейский «уазик». Воришку, сознательных граждан, ну и, конечно, тётю Клаву погрузили в «уазик» и привезли в околоток. Тут и началось: допросы, протоколы, очные ставки... Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И снова повезли всех на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам, и попросили вспомнить, кто, чего делал, о чём думал. И так все пять часов. А как иначе? Профессионалы, они работают основательно!

- Ничего себе, сходила за клубничкой для внучки! - сжимая связку ключей и кошелёк в руке, молвила тётя Клава при выходе из отделения. - Чтоб вам всем ни дна ни покрышки!

Алексей Киселёв и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского, добыв убедительную доказательную базу его шпионского промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение сотрудников КГБ арсенал профессиональных аксессуаров: три миниатюрные фотокамеры «Минокс» - любимый инструмент шпионов всех времён, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки, - диктофоны, шифртаблицы, инструкции по связи и, конечно, несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.

Всё обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, свидетельствовало о том, что Пеньковский предавался шпионскому ремеслу с маниакальной неистовостью. 

Приговор приведён в исполнение

Через две недели после обыска опера, дежурившие у перископа, увидели, как Пеньковский рассматривает советский общегражданский паспорт на чужую фамилию. Стало ясно, что объект намерен перейти на нелегальное положение. Тотчас Владимир Семичастный согласовал вопрос с Никитой Хрущёвым, и 22 октября 1962 года Пеньковский был арестован.

Проведённым расследованием было установлено, что в течение 18 месяцев Пеньковский передал американцам и англичанам более пяти тысяч фотоснимков с совершенно секретных материалов военного, политического и экономического характера. Кроме того, спецслужбы Западной Европы получили от своих англо-американских коллег списки с десятками имён сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.

Предатель поставил англо-американским спецслужбам стратегическую информацию о военном потенциале СССР, в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причём, именно в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние двух супердержав достигло апогея, и возникла реальная угроза начала Третьей мировой войны.

Суд, проходивший в Москве 3-11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В.В. Борисоглебского, признал Пеньковского О.В. виновным в измене Родине и шпионаже и приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.

Приговор приведён в исполнение 16 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.