Разбор полётов

Стройбат - непонятные войска

Армейские старожилы помнят: в Советском Союзе имелась уникальная военная организация - стройбат. Это были единственные войска, куда разрешалось призывать в солдаты лиц, имеющих судимость. Ещё они, эти войска и их личный состав, были уникальны тем, что им не полагалось оружие. Многие офицеры трунили: «Вот - загадка для американского ЦРУ! Судимые солдаты без оружия. Наверняка думают, что против одного нашего строителя нужно минимум трёх "зелёных беретов" выставлять». Так что смех смехом, а и гордость присутствовала!

В Афганистане стройбат, однако, вооружили. Но его части и подразделения по союзной привычке продолжали обходиться без автоматов. И случилось страшное: прямо на окраине Кабула, в карьере, душманы перестреляли безоружных прапорщика и нескольких срочников, мирной командой приехавших за гравием для дорожных работ.

Именно с разбора этой трагедии началось заседание в Кабуле партийно-хозяйственного актива 40-й армии, на которое я был делегирован вместе с командиром полка. Главный обвиняемый по этому делу - полковник из военно-строительного управления - молча выслушал всё, что о нём думают, и… покинул зал. Мы переглянулись. «Он ещё и в партии никогда не состоял», - обронил вслед ему командующий. Все опять удивились. У нас в пехоте, например, на первую вышестоящую должность - командира роты, капитанскую - офицеров даже не рассматривали, если они не являлись членами или кандидатами в члены КПСС. А тут до полковника дослужился и без партбилета! «Наверное, блатной», - предположил кто-то. С ним не согласились: «Это вряд ли: был бы с лапой, не служил бы здесь». Все задумчиво покивали: действительно, стройбат есть стройбат - непонятные войска, живущие по своим законам.

Нет порядка ни на земле, ни в небе!

В зале в тот день витала всеобщая нервность, которая всё разрасталась, и обстановка заметно накалялась. Командующий - им был тогда генерал-лейтенант Виктор Петрович Дубынин (в последующем генерал армии, первый после развала Союза начгенштаба Российской армии), - в иные моменты забывал, что это всё-таки партийный форум, а не «разбор полётов» в ходе служебного совещания. Всех командиров, которых он распекал с трибуны, заставлял подниматься со стула, что на подобного рода мероприятиях было не принято: по партийному уставу все коммунисты, какими бы должностными положениями и званиями они ни обладали, были равны между собой. «Все проблемы бригады только в вас, товарищ полковник! А вы, товарищ подполковник, можете не садиться. Я про вас ещё долго рассказывать буду», - кипел генерал. Вообще он достойный был военачальник, жаль, рано ушёл из жизни: рак.

Вместо объявленного в регламенте часа доклад длился без перерыва более двух часов. Оратор часто надолго отвлекался от написанного и приводил такие случаи из нашей повседневности, что становилось очень грустно и тоскливо. Многие подавленно вздыхали: «Неужели у нас всё так ужасно?!»

Элементарный порядок, по словам докладчика, отсутствовал не только на земле, но и в небе. По авиации командарм «прошёлся» особенно въедчиво. Из около сорока летательных аппаратов, потерянных за год, треть - технические неисправности и ошибки пилотирования. Ещё оказалось, что совсем недавно мы были близки к победе как никогда: в один момент душманов можно было решительно обезглавить, но «получилось как всегда». Закавыченных слов Дубынин не произносил, до этой знаменитой фразы премьера Виктора Черномырдина оставалось с десяток лет, но смысл сказанного командующим был именно такой. В районе Панджшерского ущелья один из главарей оппозиции, небезызвестный Ахмад Шах Масуд, проводил сбор со всем своим руководством и полевыми командирами. Эта информация своевременно была получена из разных источников, что обошлось бюджету 40-й армии в несколько миллионов афгани. Но… авиация опоздала на полчаса и отлично стёрла с лица земли уже «пустой» кишлак.

В некоторых частях небоевые потери превышали боевые. Даже в бандитском Кандагаре, который по примеру Одессы-мамы называли «Кандагар вашу мать». На местном аэродроме у приземлившегося военно-транспортного Ан-12 прямо на взлётно-посадочной полосе отлетело колесо переднего шасси. Тяжёлый самолёт съехал с бетонки на грунт. Под ним сразу же начали рваться мины. Транспортник остановился и вспыхнул. Зрелище!

Командующий говорил столь эмоционально, что все представляли эту «роскошную» картину. На аэродроме в тот момент находилось много служебного люда. Техники проводили регламентные работы, «десанты» упражнялись в посадке и высадке из вертолётов. И все тотчас бросили свои дела и побежали глазеть на уже во всю пылающий борт. Благо, экипажу чудом удалось выбраться из кабины. Пилоты с криками: «Дураки, быстрее делайте ноги, сейчас рванёт!» - сами бросились врассыпную подальше от погибающей машины. Но зеваки не испугались, отошли лишь на чуть-чуть, полагая, что до них «не долетит». Рвануло же так, что отнесло на «куда подальше» даже прибывшие пожарные машины, снаряжённые всеми средствами пожаротушения. «Более чем на сто метров!» - воздел палец к потолку командарм. Погибло сразу без малого пятьдесят человек и ещё несколько умерло от страшных ран и ожогов позднее. Говорили об этом всякое. Одни - что лётчики везли какие-то секретные авиабомбы, и те сдетонировали, другие - что так ударно взорвалось топливо.

«Разбор полётов» продолжался. В Кандагаре в районе «пустынного» батальона два штурмовика по ошибке сбросили кассетные авиабомбы на нашу колонну. Перепутали с «духами». Старший колонны, заикаясь, докладывал в штабе бригады, что у «духов» появилось новое оружие: «Нас обстреляли двумя взрывами по сто метров каждый…» А Дубынин громыхал:

- Слава богу, промахнулись, никто не пострадал… А вам, летунам, уже давно бы пора пометче научиться бомбы метать! И кто вам только звание лётчиков-снайперов присваивает!

Видимо, в момент столь экспансивной выволочки Виктор Петрович подзабыл, кто министр обороны. По его, командующего армией, представлению.

Месть за погибшего довела до трибунала 

Потом суровый докладчик взялся за другие рода войск, поднимая с мест соответствующих должностных «деятелей». Досталось и моему командиру полка. Ему пришлось доложить знание тактико-технических характеристик гранатомёта РПГ-7. Отчеканил без запинки: оружие это в рейдах применяли часто; отлично владели им и моджахеды.

- Вижу, знаете, - чуть понизил голос командующий. - Но я повторю. Прицельная дальность стрельбы этого окопного противотанкового оружия - до пятисот метров. Почему же, товарищ подполковник, танк с вашей сторожевой заставы не расстрелял «духов» хотя бы метров с семисот, а подъехал к ним вплотную? «Отутюжить» хотели, снаряды сэкономить? Молодцы! В результате - два попадания в танк из гранатомёта. Четыре «груза-200» - это как?!

Об этом нападении на колонну в зоне ответственности нашего полка говорили тогда много. На ровной местности в районе Каравангаха душманы, прячась среди большой отары овец, прямо возле кольцевой бетонки выкопали окопы полного профиля. Цель они выбрали значимую - колонну «наливников» (то бишь бензовозов), которую формировали в Союзе. Бой длился несколько часов. Со связью, как всегда, возникли проблемы, и пришлось вызывать самолёт-ретранслятор, который «висел» над попавшей в засаду колонной. Командир автомобильного батальона прорвался на КамАЗе на ближайшую заставу и, сев в танк, стал командовать экипажем. В итоге сгорели и танкисты, и подполковник-комбат. Вот и «как»…

В одном из полков из-за преступной халатности и разгильдяйства командиров произошёл другой случай, впрочем, довольно распространённый. Во время проводки колонны две боевые машины пехоты стояли на перекрёстке и направляли растянувшиеся автомобили в объезд опасного кишлака. Прошла пара часов, и пехота решила, что все проехали. Снявшись, убыли в полк. Отставший молодой солдат на КрАЗе, не встретив регулировщиков, заехал в кишлак и сразу же был расстрелян. Высланные разведчики обнаружили на окраине сгоревший автомобиль. То, что бедного солдата убили, ни у кого не вызывало сомнений: кабина автомобиля представляла собой буквально решето от пуль. Но тело отсутствовало. Иметь же пропавшего без вести было бесчестьем. И в полку за пару часов спланировали операцию «Возмездие-4». Цифра в названии означала, сколько раз в этом году мы мстили за погибших товарищей.

Сработать надо было по горячим следам. Но полк находился в очередном рейде, и группировку сформировали с трудом. В строй поставили даже солдат из хозяйственного взвода. Те не скрывали радости: «Будет, хоть о чём на дембеле рассказать!» Усилили это несуразное подразделение несколькими танками, снятыми с относительно спокойных близлежащих сторожевых застав. Командовать операцией поручили начальнику штаба танкового батальона.

Быстро окружив кишлак, майор через пойманного на окраине пастуха передал жителям ультиматум: ровно через час тело солдата должно быть выдано, причём не вынесено на окраину кишлака, а доставлено прямо в расположение. При невыполнении этих условий мы начинаем обстрел.

Попытку автобуса и мотоциклиста вырваться в горы по единственной незаблокированной дороге быстро пресекли метким огнём.

Прошло два часа, но из кишлака вестей не было. Тогда старший скомандовал: «Огонь!» В качестве цели он определил даже мечеть. Увы, за два года исполнения интернационального долга офицер так и не понял, бить по мечети - святотатство, к любой религии необходимо относиться терпимо. Первый выстрел был сделан бронебойно-подкалиберным снарядом. Пробив несколько десятков глиняных домов и минарет, снаряд улетел в горы. Жители кишлака мгновенно выскочили на улицу. Следующий удар был осколочно-фугасным, и местные в панике попрятались за стены.

Стрельбу в разных направлениях повторили несколько раз, то загоняя, то выгоняя людей из домов. Сразу же появились старейшины-парламентёры на ишаках и попросили прекратить огонь. «Мы здесь ни при чём. Мы - мирные жители. Это были душманы, которые уже ушли». Звучало абсолютно неправдоподобно, и старший операции, объявив стариков-старейшин заложниками, дал кишлаку ещё час времени.

Снова - ни ответа ни привета. Только тогда, когда майор, подъехав поближе к кишлаку, застрелил одного из старцев, распухшее и изуродованное тело солдата было выдано.

Напоследок начальник штаба приказал расстрелять весь оставшийся боекомплект, что и было добросовестно выполнено экипажами танков и БМП. Бить приказал в первую очередь по богатым домам. Циркулярно передал по радио: «Мы им равноправие установим. Сначала здесь только бедные останутся, а потом - мёртвые».

За этот расстрел и все перегибы руководитель операции был предан суду военного трибунала. Дали ему восемь лет с лишением воинского звания и государственных наград. Узнав об этом все удивлялись: «Ничего себе! Наши разведчики и не такие разборки с "духами" устраивали, и всё тихо было».

Подробности же были таковы (о них мы узнали уже после завершения актива от сослуживцев того бывшего начштаба). Процесс был показательным. Обвинение майору зачитывал капитан-юрист, «топивший» подсудимого всеми силами и средствами: очевидно, такое ЦУ получил. Народными заседателями вообще были прапорщик и старший лейтенант.

Когда майор начал оправдываться, что стал действовать так, узнав, что солдат является единственным сыном у одинокой матери, капитан - помощник военного прокурора - доложил суду: мол, обвиняемому стало известно об этом только во время следствия. Майор вспылил: «Неужели вам неизвестно, что наши солдаты сплошь и рядом - безотцовщина и из малообеспеченных семей? Те, за кого в военкоматах словечко некому замолвить! Они в большинстве своём здесь и служат!» И это было большой правдой. В ответ капитан от Фемиды заявил суду: а вот это уже махровая антисоветчина, и за такие слова можно заработать отдельное производство, при этом наказание по совокупности будет более строгим. Чуть ли не 58-ю «сталинскую» статью шил…

В Афганистане мне было жалко только наших. Что те «духи» - они враги, мирные, не мирные - все, как один! В тот момент все мы жалели погибшего солдата и его несчастную, оставшуюся на всю жизнь одинокой мать, получившую «груз-200» с телом своего изрешеченного душманскими пулями 19-летнего мальчика. И майора, у которого в той операции по отмщению не выдержали нервы… Сегодня же, по правде говоря, мне жалко всех погибших. И наших, и афганцев.

Очень жалею, что не стало Советского Союза. Не побоюсь повторить это кому угодно и где угодно. Горжусь тем, что выполнял интернациональный долг в Афганистане, защищал там государственные интересы Великой державы. Но несправедливости в то время в отношении нас, «афганцев», было много.

До середины 1980‑х в средствах массовой информации о той войне или ничего не говорили, или, мягко говоря, лукавили. Мол, в этой далёкой южной стране наши войска только сажают деревья, строят мосты и помогают дехканам в уборке урожая. На могилах запрещали писать, что человек погиб в Афганистане. Только - «трагически погиб».

А ведь какой-нибудь обыватель, глядя на памятник восемнадцати, девятнадцати или двадцатилетнему мальчишке, запросто мог подумать, что здесь похоронен убитый в пьяной драке… на худой конец сбитый автомобилем…

Всем было понятно, что осуждённый майор «перестарался» и поступил не по-советски. В суде звучали слова про его антигуманность и цинизм, поскольку прознали, что по прибытии в полк он с топографической карты публично стёр ластиком название того кишлака... Говорить в те годы про гуманность, мне кажется, можно было только относительно.

После кнута - пряники

В преамбуле к своей длинной разносной партийной речи командующий предупредил, что говорить он будет только о наболевшем и главном, то есть - о нашем боевом предназначении. «Если я о ваших пьянках-гулянках и о прочих аморальных вещах рассказывать буду, то нам и недели не хватит», - заметил он. Но в конце доклада всё же «сорвался». Один из случаев так называемой бытовухи был предан гласности.

Подполковник из штаба дивизии, как говорится, жил вместе с медсестрой. Дело мужское-женское, не он первый, не она последняя. Но! Вдвоём они поехали и в отпуск. Побывав у родителей возлюбленной, оправились на юг. Домой офицер заскочил в конце отпуска всего лишь на пару дней. «У нас такая война, такая война, что каждый человек на счету! - горестно объяснил он жене и детям. - Послезавтра снова в бой. Еле выпросил эти деньки, чтобы с вами повидаться».

Жена прониклась. А про себя дюже возмутилась таким положением дел «за речкой». И праведное негодование её вылилось в жалобу на имя министра обороны СССР. «Как же так можно?! - возмущённо писала женщина. - В таких случаях людям должны санаторий предоставлять, а вы их даже отпусков лишаете!»

Рассказав об этом, Дубынин перешёл на повышенный тон:

- Этого героя нет здесь? Жаль, - и поднял командира дивизии. - Александр Викторович, разъясните этому вашему подчинённому доходчиво и внятно: пусть сам разбирается, кто ему дороже - собственная семья на Родине или здешняя любовница. А меня в это дело не втягивать! Я полчаса заместителю министра обороны по телефону доказывал, что этого быть не может! Что отпуск у нас - дело святое! - Но добавил, - я, Александр Викторович, у вас, через две недели работать буду. Обязательно меня с этим ловеласом познакомьте. А пока передайте ему мой пламенный привет.

Далее залу был зачитан ответ на письмо супруги незадачливого штабника, подготовленный политическим отделом армии: «Сообщаем, что факты, изложенные вами, не подтвердились. Вашему мужу был предоставлен очередной отпуск продолжительностью 45 суток. Дополнительно выделено время на проезд к месту проведения отпуска и обратно в количестве четырёх суток. Согласно отметкам в заграничном паспорте и отпускном билете, отпуск использован полностью. Одновременно сообщаем, что вашему мужу и вам была выделена бесплатная семейная путевка в санаторий, о чём также имеются записи в соответствующих книгах. Согласно отметке в медицинской книжке, вы и ваш муж прошли полный курс санаторно-курортного лечения в Алуштинском военном санатории в течение 24 дней. Копии документов на восьми листах, заверенные гербовой печатью, высылаем в ваш адрес».

На этом командующий закончил свой долгий, но, пожалуй, никого не утомивший спич, сколько в нём было всего интересного, познавательного, неожиданного, трагически-комичного, смешного, что рыдать хотелось. На рассмотрение собственно хозяйственных вопросов, коим посвящался партактив, Виктору Петровичу, который здорово перебрал с отведённым ему часом, регламентного времени уже не хватило. «В следующий раз, - пообещал он, глянув на часы. - Если успеем...»

После нескольких выступлений в прениях единогласно приняли расплывчатое постановление в духе: «Заслушав и обсудив доклад коммуниста Дубынина, решили подобного впредь не допускать, указанные недостатки устранить и вообще всё улучшить, направив на это основные усилия партийного актива, всех коммунистов дивизии и каждого партийца в отдельности».

Затем взял слово член военного совета начальник политического отдела армии. Этот был краток.

- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, - бодро сказал генерал. - Только-только пришли высокие государственные награды, и сегодня самое время вручить их отличившимся.

То были медовые пряники после жгучего кнута.

И почти всех тех командиров, которых отчихвостили в докладе, вызывали к трибуне и вручали ордена. Командующий и чэ-вэ-эс, добродушно улыбаясь, жали награждённым руки и желали новых успехов в нелёгком ратном труде вдали от Родины…