Его мысль далеко опережала время

Первая модель синтезатора была разработана ещё в 1957 году, и получила название по инициалам композитора Александра Николаевича Скрябина - «АНС», а уже в 1958 году первый действующий макет был готов. С этого момента начинается история «Московской студии экспериментальной музыки». Эдуард Артемьев использовал «АНС» для создания музыки к фильмам Андрея Тарковского, в частности, для написания темы Океана в фильме «Солярис». О том, как всё это было, как прошли испытания замечательной музыкальной машины, композитор Эдуард Артемьев рассказал еженедельнику «Звезда».

«Для реализации своего фантастического проекта он привлёк Хренникова и Шостаковича, добился поддержки Фурцевой»

- 1960-й год. В вашу жизнь вошёл Евгений Мурзин, а с ним электронная музыка, которую тогда и на Западе мало, кто слышал. Это был переломный момент, когда Евгения Мурзина должен был кто-нибудь поддержать. Как сложно проходило ваше «крещение» в электронику?

- Никакого решения, никакого «крещения», а судьбой, в данном случае, оказалась маленькая записка, написанная от руки на доске объявлений в нашем деканате, в которой создатель первого в мире многоголосного синтезатора предлагал желающим познакомиться с новым инструментом. Это случилось на последнем курсе консерватории, я - почти дипломник, как вдруг меня пригласили в деканат и сказали: «Есть предложение от изобретателя Мурзина - позвоните ему».

Я позвонил, и получил приглашение зайти в музей Скрябина, где экспонировался тогда «АНС» - первый отечественный синтезатор, заочное знакомство с которым у меня уже состоялось. Ещё в 1953 году журнал «Техника - молодёжи» напечатал большую статью о нём, с фотографиями - написано было настолько захватывающе, что я прочёл и увлёкся - увидеть «АНС» в деле стало моей мечтой!

Нужно ли говорить, что принесло мне знакомство с Евгением Александровичем и его детищем: все его звуки были для меня - «новый мир», которого я раньше не слышал. Меня захватило и понесло - прямо на глазах, в моей жизни что-то крупно менялось на уровне судьбы, не требуя моего решения…

Я понял самоценность звука, его способность вмещать в себя и макро- и микромир. Моё желание писать на «АНС» было удовлетворено, когда после защиты диплома Мурзин предложил мне работу. Это было не только в русле моих желаний, но и удивительным образом совпало с обязательным распределением выучившей меня консерватории - весь наш выпуск поголовно в тот год зафрахтовал город Магадан, открывший у себя музыкальную школу.

Мурзину оказалось достаточно просто позвонить куда-то, написать письмо «наверх», чтобы забрать меня к себе в секретный военный «почтовый ящик» 2377, который занимался кольцом противоракетной обороны Москвы, в лабораторию по исследованию звука. Тут сказался не только его талант выдающегося учёного и инженера, заболевшего музыкой, но и уникальный навык организатора с опередившими своё время идеями: он говорил, что молодёжь сразу должна получать достойную зарплату, чтобы не бегать по пяти работам. Более того, для реализации своего фантастического проекта он привлёк Хренникова и Шостаковича, добился поддержки Фурцевой. В деле, которым он в буквальном смысле горел, он не знал слова нет!

Когда я попал к нему в «ящик», где он был замом главного конструктора, а потом стал главным, мне сразу дали пробитую им же должность старшего инженера-композитора. Я получал на 20 рублей больше, чем мог по тем временам, это были большие деньги. С моим приходом в лабораторию нас стало трое: сам Мурзин, хороший технарь Слава Крейчи, демобилизовавшийся из армии, и я.

Моя работа у Мурзина заключалась в том, чтобы осваивать АНС - изучать его богатые возможности по генерации звука, которых до сих пор нет ни в одном синтезаторе. Кроме того, благодаря Мурзину, я изучил радиоэлектронику, и с тех пор читаю схемы, хотя сейчас этот навык не очень актуален - всё запаковано в чипах.

«За разработку зенитного прицела нового типа Мурзин получил по закрытому списку "Сталинскую премию"»

- Евгений Александрович вам рассказывал о себе?

- У него удивительная судьба. Инженер-баллистик, воевал, командовал батареей дальнобойной артиллерии. Уже в первые дни на фронте он обнаружил, что имеющиеся способы ведения навесного огня были примитивны, и он засел за науку, стал считать алгоритмы, как надо стрелять. Но особенно большой урон Евгений Александрович нанёс немецкой авиации. Особенно при стрельбе по низколетящим целям, борьба с которыми раньше велась абсолютно неэффективно. Всех пилотов приёмам боя учат на клише - как уходить от атаки, делать развороты и прочее… Мурзин изучил их «фокусы», и разработал, как с ними бороться. С тех пор все манёвры немецких пилотов встречали уже обученные советские пилоты. Они поджидали немцев в расчётных точках, и били не на встречных курсах, а ровно в хвост.

То же касалось и стрельбы зенитчиков: их научили распознавать, например, куда вражеский пилот будет заваливаться: налево или направо - туда и били.

Для этого Мурзин изобрёл так называемый ПУАЗО - механический счётно-решающий прибор управления артиллерийским зенитным огнём, который считывал данные о положении и движении цели, баллистических параметрах орудия и боеприпасов, а также скорости ветра. Полученные выводы автоматически передавались на механизмы наведения орудия. Дело в том, что у союзников аналогичные устройства были, и давно работали, но они не спешили с нами делиться.

За разработку зенитного прицела нового типа Мурзин получил по закрытому списку «Сталинскую премию». Эта работа была зачтена ему как кандидатская диссертация. Долгое время был известен алгоритм Мурзина, и до сих пор он лежит в основе всех программ перехвата штурмовой и бомбардировочной авиации противника нашими средствами ПВО и истребителями на боевом дежурстве.

Он дослужился до должности главного конструктора одного из комплексов аппаратуры командного пункта ПВО страны, мог стать генералом, доктором наук, но ему это было неинтересно. Мурзину нравилось изобретать, и он был страстный любитель музыки, особенно Скрябина, и ещё больше джаза.

Однажды Мурзин попал на концерт, где исполнялся Скрябин, и вышел после него потрясённый… С этой поры Скрябин для него - Великий Скрябин, гений, аристократ духа, мистик, эстет, небожитель. Философ, мечтавший объединить музыку и цвета, запахи, мистику.

Говорят, Скрябин рассчитан на подготовленного слушателя, но Мурзин и был подготовленным - жадно читал, интересовался всеми науками на свете - блестящие мозги, отличные руки! Как поклонник Скрябина, он не только пребывал в восторге от его музыки, но, более того, изучал труды Александра Николаевича, - и касающиеся музыки, и философские, посвящённые теоретическому обоснованию музыкального языка.

Евгений Александрович много говорил об этом, и, вдохновлённый его идеями, решил создать аппарат, в котором смог бы их реализовать. Но не что-то звукозаписывающее - запись не совершенна и не отражает нюансов, тем самым лишая и дирижёра, и исполнителей возможности интерпретации. В его аппарате композитор, написавший музыку, сам сможет всё сделать от начала до конца, не нуждаясь в интерпретации - может её исполнить без огромного числа посредников, если, например, речь идёт о симфонии.

Поэтому Евгений Александрович решил создать синтезатор «АНС» - Александр Николаевич Скрябин, - и он его создал так, что любой композитор, не имеющий технического образования, пользуясь определённым кодом, может реализовать все свои ощущения темы, музыкальные предчувствия…

Он даже разработал систему, как надо ощущать музыку - это вообще поразительно: он говорил, что в основе её рождения должен стоять ритм, как сердцебиение, никуда не денешься. А потом уже можно придумывать функции и тональности, как в восемнадцатом веке, и разнообразные гармонии, даже цвет, и сверху всего идёт уже сама тема. Это упрощённо! - все мы хохотали, и я в том числе - как можно! А с годами понимаешь, что действительно волновая теория, ритм - основа всего.

«Мурзин одним из первых решил проблему синтеза звука, и до сих пор никто не построил синтезатора, который бы имел 720 генераторов чистых синусоидальных тонов»

- С «АНС» произошло то, что часто происходило с советскими изобретениями: наши учёные и инженеры создавали новую технику, но она не шла в производство. Зачастую, бывало так, что патенты покупали иностранцы и воплощали их в своих странах, а мы уже закупали готовую продукцию. Так произошло и с синтезатором.

- Мурзин - это уже история, и время от времени, он, как история, возникает, так же, как вспыхнул Тесла. И о Мурзине теперь говорят, что он гениальный изобретатель, который открыл человечеству другой мир, но в который - что очень странно! - его почему-то не пустили.

Его мысль далеко опережала время. Достаточно сказать, что Мурзин одним из первых решил проблему синтеза звука, и до сих пор никто не построил синтезатора, который бы имел 720 генераторов чистых синусоидальных тонов - основу аддитивного синтеза. Даже сейчас трудно себе такое представить, во-первых, потому что это будет невероятно дорогостоящая машина, во-вторых, довольно громоздкая. А он решил проблему, создав оптический генератор синусоидальных тонов, умещавшийся на одном диске величиной с современный компакт-диск.

Евгений Александрович был человеком необычайно широкого кругозора и дарования. Следы его деятельности можно встретить во многих отраслях знаний. В электронике он первым разработал схему каскадного включения радиоламп. Я знаю из личных бесед с ним, что он работал над созданием индивидуального летательного аппарата, использующего мускульную силу человека, исследовал телепатический феномен, изучал молекулярную биологию.

Интересен его взгляд на природу вируса. Он определял его как паразита жизни и в то же время как форму её защиты, как способ природы хранить, консервировать информацию о самой жизни. Большой «портрет» вируса гриппа висел на стене его кабинета, и Мурзин, указывая на портрет, частенько говорил с восхищением: «Какая совершенная машина!»

В 1960-е годы по Москве ходило много разговоров по поводу изобретения Мурзина. К нам в Студию часто заглядывали люди, чтобы познакомиться с возможностями этого инструмента, посмотреть, послушать. Но официального признания он так и не получил. После изготовления промышленного образца Мурзин мечтал о строительстве ещё двенадцати аппаратов для размещения их в Ленинграде и столицах республик теперь уже бывшего СССР, об организации студий электронной музыки в других городах.

Мурзин ушёл из жизни в 1970-м, так и не реализовав свою мечту запустить синтезатор в серийное производство, а в 1972-м, судьба познакомила меня с Тарковским.

«Звуки у природы, сплетённые с искусственными звуками «АНС» и звучанием оркестра, стали основой всей музыкальной концепции фильма "Солярис"»

- Тарковский и Мурзин, какая связь?

- Андрею Арсеньевичу понадобился человек, который занимается электронной музыкой. Нашим первым совместным фильмом был «Солярис». С Андреем очень интересно и сложно работать. Он никогда не ставил передо мной конкретную задачу, даже на запись музыки не приходил. Все решения Тарковский принимал на перезаписи, когда сводилась «партитура» фильма. У него вообще было желание отказаться от музыки, что в конце жизни он и сделал - в «Жертвоприношении» и «Покаянии». Он говорил, что прибегает к услугам композиторов, лишь когда ему не хватает киношных средств.

«Солярис» Андрея Тарковского вышел на экраны как своеобразный памятник от моего имени Евгению Александровичу Мурзину. Из трёх картин Андрея Тарковского, над которыми я работал, мне ближе всего «Солярис». Может быть, потому что мне впервые удалось на практике самому убедиться в возможности сосуществования двух различных музыкальных сфер - акустической и электронной. Когда я познакомился с Тарковским, он говорил, что ему нужна в фильме какая-то необычная музыка. Я привёл его в Студию, показал «АНС», и он тут же позвал меня в «Солярис».

Главной моей задачей в фильме Тарковский видел создание специфического звукового мира «планеты-океана», космического пристанища землян - станции, и, наконец, бесконечно богатой звуковой стихии планеты Земля. Он говорил: «Мне композитор не нужен - у меня есть Бах. Мне просто нужен человек с музыкальным слухом, который организовал бы мне шум». Задача мне казалась невыполнимой, но постепенно у меня возникла идея брать звуки у природы - шумы воды и травы, сплетать их с искусственными звуками «АНС» и звучанием оркестра.

Работа у меня валилась из рук, пока я не догадался, что их надо объединить общим пространством. Тогда всё соединилось. Сейчас это тривиальная вещь, а тогда к этому нужно было прийти. Симфонический оркестр, синтезатор АНС и натуральные природные шумы слились, как мне представляется, в этом фильме в единую музыкальную ткань, и зазвучали как единый организм, став основой всей музыкальной концепции фильма.

«Солярис» - единственный в моей музыкальной практике фильм, где язык электроники был основой музыкального решения картины. Главной моей задачей, которую поставил Тарковский, было создание эмоционального поля кинокартины с помощью этой техники, и она была выполнена - так лёд потихоньку и тронулся…

P.S. Об «АНС», доживающем свой век в музее Глинки уже без присмотра, иногда вспоминают российские музыканты. К нему всё ещё приезжают, даже из-за границы, как это сделали в начале 2000-х участники культовой британской группы «Coil». Однако это явно не та судьба, которую видел его создатель для своего детища - он имел все основания грезить о новой звуковой вселенной.