«На операционном столе у хирурга-травматолога - сразу все оттенки войны»
Эпидемия войны
- В силу профессии вам часто приходится сталкиваться с человеческими трагедиями разной степени тяжести. Вот и скажите, Эдуард Вячеславович, с точки зрения хирурга-травматолога, человек - создание хрупкое?
- Выносливое.
- Военврачу со скальпелем в руке, конечно же, виднее... А вот почему медицинских специальностей, условно говоря, не перечесть, но не все отмечены на международном уровне? Чем, например, обусловлено учреждение 20 мая Всемирного дня травматолога - обилием травм? Это настолько наша жизнь травмоопасна?
- Полагаю, потому, что вся медицина начиналась с травматологии - с целителей, костоправов и прочих «специалистов» такого же профиля.
- Похоже на правду, потому что с древних времён человек стремился чем-нибудь проткнуть ближнего или дать ему по башке по поводу и без. Несчастные случаи тоже никто не отменял. А вот когда травматология стала самостоятельным разделом медицины?
- Раньше травматологов специально не готовили. Но примерно с 1932 года травматология выделилась из хирургии и стала самостоятельной отраслью медицины, а с 1997 года появились сертификаты специалистов и образование в ординатуре по травматологии и ортопедии стало обязательным.
На становление травматологии как самостоятельной дисциплины повлияли войны, которые Николай Иванович Пирогов называл травматологическими эпидемиями.
- Получается, де-факто первым хирургом-травматологом был легендарный доктор Пирогов?
- Ещё в Крымскую войну он первым в мире использовал эфирный наркоз и применил гипсовую повязку. Что было очень важно, потому что любая война - и сейчас, и прежде - это чаще всего ранения конечностей. Меняются только баллистические свойства средств поражения: чем выше кинетическая энергия - тем больше зона повреждения. Что это значит? Вот входное отверстие от пули. Рассекаем ткани и обычно видим, что и вокруг раневого канала ткани мёртвые, а дальше идёт зона молекулярного сотрясения - на первый взгляд, ткань вроде бы здоровая, а завтра мы её вынимаем, будто пластилин...
Особый статус травматологии в медицине обусловлен ещё и тем, что люди в принципе стали больше воевать, а боевые средства, как уже было отмечено, стали травматичнее.
- Наверное, катехизис травматолога - это многотомный сборник «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Признаюсь, в детстве он произвёл на меня неизгладимое впечатление, особенно картинки - получаешь наглядное представление, насколько изобретательно человечество уничтожает само себя. И за это коллективное безумие отдуваются травматологи, так получается?
- Помимо травматологии, которая занимает большое место в военно-полевой хирургии, в отдельную науку сейчас выделяется политравма. Если простыми словами, речь идёт о тяжёлой либо крайне тяжёлой сочетанной или множественной травме, сопровождающейся острым нарушением жизненно важных функций и требующей реанимационных и неотложных хирургических мероприятий. В том числе и травматологических. А вообще-то, политравма - понятие собирательное (надо же было как-то назвать ситуацию!), и единых критериев не существует.
Например, наши западные коллеги решили, что с учётом анатомических особенностей есть два вида повреждений - сочетанные травмы и множественные травмы, но особенно, по их мнению, умничать насчёт терминов не надо, а сразу везти пациента в отделение, где занимаются сочетанными травмами. Там разберутся.
- Что такое множественная травма, интуитивно понятно, а вот сочетанная - что такое?
- Это одновременное поражение тканей или органов нескольких анатомических областей тела, коих у человека, как известно, семь.
- Семь - число сакральное, а ещё говорят, что не Бог создал человека!.. А вот вас какая неведомая сила забросила начмедом на атомную подводную лодку?
Начмед атомохода
- Не знаю. Жизнь так распорядилась. Родился и вырос в Москве, дважды поступал, но не поступил во 2-й Московский медицинский институт и в результате попал служить на флот. Там заболел двусторонней пневмонией и угодил в госпиталь, где и узнал, что есть такая Военно-медицинская академия. Вот так карты и легли.
- Для выпускника медакадемии попасть на подводную лодку было престижно?
- В 1990-е годы уже не особенно. Но если в личном деле было записано, что офицер готов выполнять обязанности начальника медицинской службы атомной подводной лодки, это считалась наивысшей аттестацией.
- У начмеда на атомоходе сколько подчинённых?
- На больших лодках по штату положено три медика - хирург, терапевт и ещё фельдшер. На своей лодке я был один. Как перст.
- Моряки знают, что серьёзные морские походы без воспаления аппендикса практически никогда не обходятся. Мистика - не мистика, но это так, что и подтверждают многочисленные наблюдения. А сколько вам пришлось за службу на лодке удалить червеобразных отростков?
- Мне повезло, в море - ни одного. В походах бывало всё что угодно - травмы, даже зубы выдергивал, но обошлось без полостных операций. Хотя подготовка в наше время была хорошая - в море не пускали, если не сделал двадцать самостоятельных операций.
Доктор на флоте по части медицины должен был уметь всё. И даже больше. Например, первое, что мне пришлось делать по специальности, когда прибыл на Камчатку, принимать роды у собаки старпома.
- Разве старшему помощнику командира атомной подводной лодки откажешь... А серьёзная медицина? Ведь можно было и до самой пенсии прослужить на лодке. Как вырвались?
- В 1993 году Джордж Буш и Борис Ельцин подписали Договор СНВ-2. А уже в 1994-м всё стало рушиться буквально на глазах. Лодка стоит у стенки, я подымаюсь с койки и обнаруживаю, что на палубе вода, а мои ботинки и тапочки плавают. Прибежали механики, стали пробовать воду на вкус: один говорит вода забортная, потому что солёная, другой - пресная. Тут надо пояснить: если забортная, значит где-то пробоина, если пресная - значит проблема с вентиляцией. Но я не стал дожидаться вердикта, говорю им: «Мужики, пока вы всю воду с палубы не вылакали, я пошёл...». В итоге оказалось, что всё-таки пробоина. А лодка старая - 1967 года, и, учитывая сокращения, намеченные по СНВ-2, ремонтировать её не стали. Впрочем, к тому времени я уже написал рапорт на учёбу в Москву. Ну а дальше - ординатура, служба в госпитале...
Анатомия травмы
- А тема диссертации какая?
- Переломы шейки бедра. На излечении в госпитале всегда много ветеранов, а перелом шейки бедра для людей в возрасте - это настоящий бич. Вот и швейцарский врач Морис Мюллер, которого Международное сообщество ортопедов и травматологов назвало хирургом XX века, утверждал, что перелом шейки бедра для стариков - последнее событие в жизни. Так оно и было, пока суставы не научились протезировать. И мне нравится то, чем я занимаюсь. А потом, с углублением в профессию, выяснилось, что, помимо хирургических, есть и психологические проблемы - ведь Господь просто так ничего не делает...
Никогда не забуду девяностолетнего деда с переломом шейки бедра, который с порога заявил, что приехал в госпиталь помирать. Говорю ему: «Не торопись!» Ну и вот: когда поставили протез, у него, к нашему удивлению, появилось чувство абсолютного бессмертия. После выписки не стал дожидаться родственников, которые должны были его забрать, а оставил им баул с вещами и поверх записку: дескать, уехал на встречу с однополчанами в Волгоград - на Мамаев курган.
- В известной степени этот занятный эпизод, видимо, можно отнести к «производственным» успехам Центра травматологии и ортопедии, которого прежде в госпитале Вишневского не было. Военное медицинское учреждение без по сути профильного направления, это, согласитесь, не совсем правильно.
- Центр травматологии и ортопедии был создан на основании директивы Генштаба в марте 2016 года. И сейчас мы оказываем все виды помощи, начиная от лечения боевых травм, до самых сложных операций - таких, которые выполняются разве что в ведущих российских и зарубежных клиниках. Это внутрикостный, накостный остеосинтез длинных трубчатых костей и внутрисуставных переломов, лечение переломов костей таза, артроскопия крупных суставов и эндопротезирование тазобедренного, коленного, голеностопного, плечевого суставов и хирургия стопы.
Но одна из главных задач военной травматологии и ортопедии - оказание помощи пострадавшим с огнестрельными переломами конечностей. По наблюдениям, такие травмы составляют до 70 процентов от числа ранений всех локализаций, поэтому специализированное лечение раненых с огнестрельными переломами является ещё и весьма актуальной проблемой военной медицины.
А поскольку оружие постоянно совершенствуется, о чём уже упоминалось, меняется и характер ранений. Что, в свою очередь, предполагает разработку новых методов комплексного лечения пострадавших с боевыми повреждениями опорно-двигательного аппарата.
- Все войны и спецоперации, как известно, рано или поздно обязательно завершаются. Какие планы на мирное будущее?
- Конечно же, мы планируем нарастить количество хирургических операций, в том числе эндопротезирований крупных суставов. Настроены мы и на расширение объёма хирургических вмешательств при заболеваниях опорно-двигательной системы за счёт увеличения ассортимента имплантатов, а так же освоения новых методов и методик, включая малоинвазивные. Планируется увеличение количества операций по эндопротезированию плечевых и локтевых суставов, дальнейшее совершенствование и освоение техники артроскопических операций на крупных суставах. Будем продолжать внедрение методов лечения и с использованием клеточных технологий. Но сейчас в первую очередь приходится заниматься ранеными.
У операционного стола
- Говорят, что только генералы имеют самое исчерпывающее представление о войне. По другой версии, лучше всех осведомлены хирурги. Это так?
- Именно так, потому что у хирурга-травматолога на операционном столе - сразу все оттенки войны.
- Наверное, в связи с событиями на Украине работы прибавилось?
- Да нам и так хватало. Мы же включены в областную программу, поэтому принимаем пострадавших в авариях мотоциклистов и автомобилистов практически со всей Московской области - у нас для этих целей своя вертолётная площадка.
Но от войны мы, конечно же, подустали. Она нам спутала все творческие планы.
- Сколько времени проводите у операционного стола?
- Врачи отделений где-то по три больших операции в день делают. Я же оперирую сейчас не так много, только когда это нужно или что-то сложное.
- А бывали случаи, когда привозят пациента в таком состоянии, что не знаешь, как с ним поступать?
- Сейчас такого практически не случается. Например, был у меня знакомый телемастер, который буквально с порога определял причину неисправности - и это называется опыт. Во-вторых, когда к нам везут пострадавшего, первичную информацию мы получаем по «электронке», поэтому уже понимаешь, о чём речь. В-третьих, сейчас у нас приёмное отделение такое, как принято в любой клинике, которая занимается травмой - вся диагностика сосредоточена в пределах одного коридора.
- Так это же американская система.
- Почему американская? Это просто рационально. Пациент должен проехать на каталке через все этапы исследования и в результате оказаться в противошоковой палате, где ты с ним начинаешь работать.
- Как известно, у прежнего министра обороны Анатолия Сердюкова были масштабные реформаторские планы. Например, он предполагал обойтись не только без военных юристов, но и без военных медиков. И самое печальное, кое в чём преуспел. Даже вашу alma mater - Военно-медицинскую академию собирался пустить под нож. Остановили буквально в последний момент.
- Наследие тех «славных» времён разгребаем до сих пор.
- Все врачи успели поработать в полевых условиях?
- Практически все. Мы и в Сирию за ранеными летали.
- А можно ли заниматься наукой в напряжённые травматические будни?
- Нужно. Поскольку госпиталь Вишневского получил статус научно-медицинского центра, мы просто обязаны заниматься наукой. И с этим у нас всё в порядке.