Африка: «потерянный рай»

О сходстве умов и характеров

«…Истинный царь над землёй не раб и не белый, а тот, кто с сохою или бороною чёрных буйволов в поле ведёт». Эти строки принадлежат Николаю Гумилёву. Великий русский поэт за его короткую жизнь - он прожил всего тридцать пять лет - четырежды бывал в Африке и смотрел на Чёрный континент не иначе, как на свою прародину. Особенно он любил Абиссинию - так в начале прошлого века называли Эфиопию, - которую Гумилёв называл «колдовской страной».

Впрочем, Николай Гумилёв посещал - и не раз! - и другие африканские страны: «…Тихо в Судане. И над ним, над огромным ребёнком, верю, верю, склоняется Бог». Африка для русского писателя - это не только экзотика, загадочные ритуалы и природные красоты, но и нечто возвышенное, мистическое: потерянный рай, забытая обитель Бога. По большому счёту, с определёнными модуляциями, таким же возвышенным был подход к африканскому континенту и большинства других представителей российских литературы и науки, многих других - знаменитых и не очень - исследователей и путешественников из России.

Откуда это бралось? Почему происходило? Не знаю, скажу прямо... Я неоднократно задавал сей вопрос самым разным и необычайно умным, как мне кажется, людям - и в Москве, и в Париже. Отвечали по-разному, но «сухой остаток» этих размышлений один и тот же, и он не может не удивлять.

Африка близка русичам, да и другим евразийцам своей невероятной природной мощью. Наши бескрайние степь и тайга - родные сёстры могучих африканских саванн и джунглей. А наша дикая тундра - чем не северная эманация не менее коварной и безжалостной африканской пустыни?.. При всём воинствующе филистёрском желании старушке-Европе и её разбитной и циничной падчерице - Америке природу этой исконной стихии никогда не понять. Скупердяй-Запад с его хвалёным рационализмом это вполне экономичный, правильной формы сосуд, который нуждается в неизбежном духовном, точнее - содержательном, наполнении. Сделать же такое чудо в состоянии лишь Евразия и Африка.

Иного не дано! Как там в Евангелии от Иоанна? «Да будут все они воедино». «Только на Востоке возможны творения большого стиля!» - воскликнул однажды Наполеон Бонапарт, страдавший от узости Европы, этой - по его выражению - «кротовой дыры». Сбросив парижский «свинцовый плащ» (ещё один словесный наполеонизм), Бонапарт устремился сначала в Египет, а потом и в Россию. В Африку, в Евразию!.. Этот страшный, неуёмный человек прекрасно понимал, что главное следствие французской революции - это не казнь Людовика XVI и даже не создание наполеоновской империи, а появление потомков галло-римлян у подножий африканских пирамид и пожар Москвы, столицы пробуждающегося от вековой спячки евразийского Востока.

В одной сытой на протяжении многих поколений, благобуржуазной парижской семье как-то мне с гордостью показали письма её пращура, побывавшего в составе наполеоновской Великой армии - грубого прообраза нынешнего НАТО - в России. Меня поразила одна строка в одном из этих уже древних посланий, пожелтевших, выцветших, но бережно сохранённых. Так вот, француз из интендантского взвода, понуро бредя в компании немцев, поляков и прочих датчан по разорённой Смоленщине, в письме к жене сравнивает Россию… с Африкой! Дескать, и пространства неизмеримы, и дикие обитатели их совершенно цивилизационно чужды Европе: вместо того, чтобы покорно встречать завоевателей накрытыми столами и пуховыми перинами, они злобно сжигают собственные дома, бегут в леса, а потом ещё и стреляют исподтишка триумфаторам в спину…

Ещё Гюстав Флобер, «заболевший» Африкой в пору работы над романом о прекрасной карфагенянке Саламбо, подчёркивал в середине девятнадцатого столетия в беседах с его парижским другом Иваном Тургеневым, что русские схожи по их восприятию мира с африканцами. Тут не поспоришь. Пророк «единой Европы» Галилео Галилей призывал измерять всё, что измеримо, и сделать измеряемым всё, что таковым пока что не является.

Начиная с эпохи Ренессанса, статистика превратилась в подлинно европейскую науку, в каркас экономики заточенного на Запад «глобального мира». Русским же, как и уроженцам Африки, она, такая сухая расчётливость, - по большому счёту - глубоко чужда. Мы не считаем, мы, прежде всего, доверяемся интуиции, а затем уже оцениваем. Мы судим, а не вычисляем. В этой универсальности - наши туземные сила и слабость. Мы - без разницы: на берегах Конго, Иртыша или Волги - не хотим рационально довольствоваться частью. Мы желаем получить всё сразу, а, если не получается, лучше уж не будем ничего делать, пусть и иметь ничего не будем. «Все в руце Божьей. Степь большая, спешить некуда». То же можно сказать и про саванну.

«Искусство негров»

И неудивительно, что именно россиянин первым в мире оценил в начале прошлого века мощь африканского искусства. Опять же - благодаря интуиции, чувству, наитию, что ли… Воспитанник петербургской Академии художеств, один из основателей «Союза молодёжи» (в нём объединились гении русского авангарда: Казимир Малевич, Владимир Татлин, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова и другие), Владимир Матвей, работавший под псевдонимом Марков, прошёл путь познания от искусства Возрождения до деревянных скульптур Африки. Итогом этого анализа стала первая в мире монография об африканском искусстве. Она была закончена Матвеем-Марковым в фатальном для России, проклятом 1914-м.

Летом того же года Владимир Матвей скоропостижно умер в тридцать семь лет. Начавшаяся война, названная в мировых анналах Великой, помешала изданию книги, которая стараниями петроградского Отдела изобразительных искусств Народного Комиссариата просвещения появилась на свет только в 1919 году. Эта исключительная монография, названная исследователем «Искусство негров», осталась совершенно незамеченной в стране, раздираемой Гражданской войной. Не говоря уже о зарубежье, где труд Матвея-Маркова, даже если бы и дошёл до адресатов - до европейских и американских специалистов-искусствоведов, - был бы, вероятнее всего, расценен как «большевистская пропаганда»… Обидно, конечно. Но, к сожалению, история весьма часто строится на откровенном абсурде.

Книгой своей Владимир Матвей-Марков опередил время, он задал профессионалам от искусства вектор, по которому в дальнейшем пошла целая школа. Имя ей - кубизм с его предметным миром в виде графических комбинаций: Пабло Пикассо, Жорж Брак, Робер Делоне… Это не бегство от реальности, а их особое, артистическое видение. И в основе этого прорыва - Африка.

«Искусство негров - это серьёзное самостоятельное искусство со своими строгими законами и традициями, - писал Владимир Матвей-Марков. - Искусство это не имеет себе подобного нигде на Земном шаре. Нигде не найти подобной пластики... Это искусство производит такое впечатление, как будто неведомый гениальный могучий дух бессознательно создал эти каноны, сдвинув реальные пропорции, реальную конструкцию. Очарование творчества Африки заключается в том, что массы здесь трактованы, с одной стороны, как абстрактные тяжести, подчинённые законам пластическим, с другой стороны, - как символ частей органического целого. Очарование этого искусства в найденном пластическом символе».

Впрочем, российских ценителей искусства убеждать в огромном значении работ безымянных африканских мастеров не надо было. Когда российский художник-авангардист писал свою революционную монографию, ни бенинские бронзы ещё не были собраны и описаны Феликсом Лушаном, ни нигерийские терракоты Ифе ещё не стали всемирно известны, ни загадочная культура Нок (по имени деревни в Нигерии) ещё не была открыта… А российские исследователи, продолжавшие дело заложенной императором Петром I Кунсткамеры, уже собирали коллекции африканского искусства, которые украшают сегодня музеи не только России, но и других стран, образовавшихся на месте Советского Союза.

И первым среди первых в славной когорте этих учёных стал российский путешественник Василий Юнкер. Его коллекция, переданная петербургскому Музею антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) Российской Академии наук в два приёма - в 1879 и в 1889 годах, составила основу крупнейшей в России африканской экспозиции. Юнкер неоднократно бывал в Африке и по возвращении домой из многолетних далёких странствий передавал в дар Академии наук свои этнографические и художественные собрания.

«В Африке реки вот такой ширины»

Доктор медицины Василий Юнкер первым в мире изучил и описал быт и культуры народов, заселяющих северную часть бассейна реки Конго. Истинный учёный-энциклопедист, этот уроженец Санкт-Петербурга, изучая водораздел Нила и Конго, совершил немало географических открытий и впервые составил карту огромной части Центральной и Восточной Африки. Проведя несколько лет среди туземцев ньям-ньям и мангбатту, Юнкер составил словари десяти африканских племён, открыл неизвестного тогда науке зверя - шерстокрыла, или летающего лемура, наладил регулярные метеонаблюдения на двух станциях…

Да мало ли что ещё успел сделать для Африки и для всего человечества этот удивительный человек за его столь короткую жизнь! Ведь он прожил чуть больше пятидесяти. Главное - корифей науки Василий Юнкер оставил потомкам свои «Путешествия по Африке». Эти дневники и поныне являются бесценным свидетельством эпохи завершения первого знакомства европейцев с глубинными районами Чёрного континента.

Важная деталь: будучи представителем богатейшей банкирской фамилии, Василий Юнкер, путешествующий как частное лицо, не был стеснён в экспедиционных расходах. К тому же как российский подданный он мог свободно передвигаться по огромному континенту, за влияние в котором боролись главные западные державы, - как известно, Россия не имела никаких колониальных амбиций в Африке и никогда не пыталась в экспансии подчинять себе её народы. А подлинный гуманизм русского путешественника, лишённого расовых и национальных предрассудков и предубеждений, остался навсегда в благодарной памяти потомков. Яркое свидетельство тому: Василий Юнкер первым выступил против дискриминации пигмеев, против бытовавшего даже в научной европейской среде «просвещённого мнения», будто пигмеи - это «выродившиеся высокорослые люди».

«В жизни человека необходима романтика. Именно она придаёт человеку божественные силы для путешествия по ту сторону обыденности» - эти слова знаменитого норвежца Фритьофа Нансена вполне могли бы стать жизненным девизом и выдающегося российского исследователя-африканиста Василия Юнкера. Не слово, а дело! «Западная культура - это цивилизация слова, без него не может быть норм и законоположений, со всех сторон ограничивающих человека на Западе. Со времён Цицерона риторическая болтовня стала образцом глубокомыслия и образованности. Вагнер поставил музыку на службу слову, а Лютер превратил его в святыню. Так и получилась современная западная культура, самая велеречивая и суетная из всех когда-либо существовавших. Западная культура с её дешевой патетикой, нагло выдаваемой за демократические ценности, это культура шумливого города. Тогда как африканская цивилизация - это культура леса, а российская, евразийская - культура степи. Запад любит волнение и сбивание пены в стакане воды, Африка же и Евразия - степенное размышление и рачительность в средствах выражения».

Тот, кто говорил мне эти слова, имел право на любое, даже на самое спорное и провокационное, суждение. Не потому, что был моим старшим другом. Просто этот человек ещё при жизни стал легендой. Политик, дипломат, писатель, академик, воин, разведчик, искатель приключений, наконец… По одной из версий, именно с него - с Жана-Франсуа Денио - Ян Флеминг писал своего командора Джеймса Бонда.

Тяжело и неизлечимо больной, командор Денио, бывший министр и экс-посол, вынужден был каждый месяц на две недели ложиться в госпиталь для переливания и очистки крови. Чтобы не спать бездумно всё время под капельницей, он с иголкой в вене начал писать. Как правило - романы, приключенческие.

И одним из первых его литературных успехов стала книга «Таджура». «Так называется самый старинный город в Джибути на берегу океана, - рассказывал мне Жан-Франсуа Денио. - А вот и мой дом». На фотографии, сделанной с высоты птичьего полёта (неужто с вертолёта снимали?), была видна полоска песка у бесконечного моря, в которую вложили, словно для украшения, как бриллиант в браслет, белую виллу в обрамлении сада. «Как только начинаю себя лучше чувствовать, сразу улетаю в Африку, в Таджуру, - продолжал месье Денио. - На языке моих друзей из племени афаров название этого места переводится как «белый город, переполненный водой». Таджура это мой рай на Земле. Моя карма и моя благодать… Господь ничего не сотворил прекраснее Африки… Кстати, знаешь ли ты, Малыш (месье Денио так меня обычно звал), что с Таджурой связана и русская история?»

«Новая Москва»

Он мог часами рассказывать мне об Африке, этот могучий старец, в кабинете которого я то и дело заставал самых неожиданных персонажей. То мозамбикских племенных вождей, то афганских боевых командиров (включая Ахмад Шаха Масуда), то ангольских оппозиционеров (в том числе и Жонаша Савимби) и никарагуанских боевиков… О войнах, которые эти бойцы вели против коммунизма в разных концах света, Жан-Франсуа Денио, лично побывавший в районах этих боевых действий, написал ставшую бестселлером книгу репортажей - «Два часа после полуночи». Беседы с этими обаятельными антисоветчиками, которых месье Денио (все уважительно обращались к нему не иначе, как: «господин министр») представлял как своих «учеников», порой завершались экскурсами в экзотически неожиданные страницы российской истории.

Так, оказывается, что в 1889 году в маленьком порту Таджуры бросило якорь австрийское судно, на борту которого находились «вольный казак» Николай Ашинов и его верный спутник отец Паисий. Эти православные искатели приключений направлялись через Джибути в Абиссинию, где намеревались вместе с друзьями создать русскую колонию под названием «Новая Москва».

Экспедиция «атамана» Ашинова наделала много шуму в коридорах мировой дипломатии и, учитывая анемичность тогдашней российской дипломатии, ни к чему путному не привела. По личному указанию царя Александра III, после непродолжительного следствия все участники эскапады были отправлены к месту жительства этапным порядком. Архимандрита Паисия определили в монастырь в Грузии. Ашинова сослали под надзор полиции на три года в один из отдалённых уездов Саратовской губернии, откуда он, естественно, не преминул сбежать...

По большому счёту, об этом авантюристе, вообще, можно было бы не говорить. Если бы не одно веское «но». Практически одновременно с Ашиновым в Африку потянулись другие российские, как бы сейчас сказали, «волонтёры». Тем более что к власти в Абиссинии пришёл негус Менелик II, обратившийся к России за помощью в отстаивании эфиопской независимости от итальянских и британских колонизаторов. В православную Эфиопию один за другим потянулись из Северной Пальмиры люди удивительной формации.

Штучный товар! Энтузиасты Африки и патриоты России, они добровольно и практически бескорыстно поставили себя на службу единственному (правда, можно вспомнить и о Либерии, чья «независимость» была импортирована из Америки) в ту пору независимому государству Чёрного континента. В Эфиопии их благодарно помнят, а в России? Честно говоря, не уверен. А зря. Ведь их жизни - если не как подвиг (понимаю: слишком громко сказано), то, во всяком случае, как приключенческий роман в африканских тонах, не уступающий по напряжению шедеврам Луи Буссенара и Редьярда Киплинга.

Имена-то какие! Генерал от инфантерии Леонид Артамонов, по прозвищу «Крокодил нильский», был военным советником негуса Менелика II, это после его победоносных походов и боевых действий границы Эфиопии были признаны всеми колониальными державами... Уроженец Кубани поручик Виктор Машков, первое российское официальное лицо, посетившее эфиопское государство. Первые казённые - на уровне военных ведомств - отношения России с африканской страной были установлены благодаря, прежде всего, его усилиям... Александр Булатович, он же - иеросхимонах Антоний. В 1896 году Булатович добился своего включения в члены российской миссии Красного Креста в Эфиопии, где стал доверенным лицом негуса Менелика II. Он совершил в апреле того же года легендарный пробег на верблюдах из Джибути в Харэр, преодолев расстояние свыше 350 вёрст по гористой пустыне за 3 суток и 18 часов, что на 6-18 часов быстрее, чем делают профессиональные курьеры.

Любопытно, что в конце пути его радушно встретил Николай Леонтьев, ещё один русский герой Африки. Исследователь Чёрного континента, военный и политический деятель, есаул Леонтьев был одним из организаторов регулярной абиссинской армии и положил начало дипломатическим отношениям между Санкт-Петербургом и Аддис-Абебой…

По-разному сложились жизни этих незаурядных людей: кто-то скончался в России от африканских ран, кто-то после большевистского переворота вынужден был доживать свой век в нищете в эмиграции. Но все они до последнего дыхания своего сохраняли любовь к Африке, берегли воспоминания о темнокожих друзьях, ставших их братьями и сёстрами в далёком краю.

«Я рассказал однажды эту историю о русских кондотьерах в Эфиопии президенту Жаку Шираку, чем его немало заинтересовал, - говорил мне Жан-Франсуа Денио. - Но всё это ничто по сравнению с биографией ещё одного "почётного африканца" - Зиновия Пешкова, приёмного сына Максима Горького и старшего брата большевика Якова Свердлова».

Единство времени

Что верно, то верно. Однако эта русская история касается другой части Чёрного континента, а именно - Марокко. Уехавший из России в эмиграцию ещё в начале прошлого столетия, Зиновий Пешков сражался в Первую мировую в составе Иностранного легиона французской армии и потерял руку под Верденом. Но остался в строю. Капитаном того же самого Легиона, в немалой степени составленного из русских. За день до официального объявления Францией войны нацистской Германии, 3 сентября 1939 года легионеры начали бои с гитлеровцами в Северной Африке. Сами, не дожидаясь приказов из Парижа: ведь формально Легион подчиняется только одному человеку в государстве - президенту Франции, а приказа сдавать оружие из Елисейского дворца легионерам пока что не последовало. Кстати, и после того, как 22 июня 1940 года Франция капитулировала, Легион всё равно на протяжении двух месяцев в окружении вёл бои с немцами.

«Мне следует воздать должное неизвестному величию этих людей, по случаю ставших солдатами, этим кочующим труженикам, которые под солнцем Африки выполняют множественные и трудные задачи. Они могли бы сказать о себе, как солдаты Рима: "Мы идём, и дороги следуют за нами"», - напишет о русских, сражавшихся в Африке, Зиновий Пешков в книге мемуаров «Звуки горна. Жизнь в Иностранном легионе».

Русские бои в Марокко, Тунисе, Алжире… Рядом с Зиновием Пешковым сражались за Францию, Россию и Африку Ващенко и Урусов, Золотарёв и Гомберг, Попов и Ротштейн, Земцов и Регема… Кто-то из них, кто выжил, уехал вместе с капитаном Пешковым, чтобы продолжать борьбу, в Лондон, к генералу де Голлю, кто-то предпочёл остаться в Африке и стал создавать вместе с британцами диверсионные отряды, первый в мире спецназ. Одно из таких подразделений в Северной Африке вошло в Историю как «русская армия Попского». Получивший это название отряд русского эмигранта из Бельгии Владимира Пенякова, майора английской армии, бил фашистов по тылам, взрывал их коммуникации, аэродромы и склады, собирал в Сахаре разведданные. После Победы, в 1950 году, Владимир Пеняков напишет захватывающую книгу: «Личная армия Попского».

«Почему армия именно Попского? - спросил я Жана-Франсуа Денио, который сам когда-то вместе с его старшим братом Ксавье служил в спецназе, только во французском и во Вьетнаме. - Смешное название какое-то!..» «Всё просто, - объяснил мне старый разведчик. - Европейцы всех русских эмигрантов называли «поповыми». Чтобы отличаться от соотечественников, сражавшихся в Африке, Пеняков и решил назваться Попским. К тому же в радиообмене отряду было дано условное обозначение: «Личная армия Попского»... Надо сказать, что Владимир Пеняков, несмотря на его хрестоматийные подвиги, вовсе не был самой известной российской фигурой той африканской войны.

Среди 1056 человек, награждённых высочайшим голлистским военным орденом Крестом Освобождения за особые отличия, немало выходцев из России, - продолжал месье Денио. - Взять хотя бы подполковника французской армии Дмитрия Амилахвари, погибшего под Эль-Аламейном в Ливийской пустыне. В 1956 году выпуску Сен-Сирской военной школы, культового учебного учреждения французской армии, было присвоено имя Дмитрия Амилахвари».

Что тут добавить? «Под небом Африки моей, вздыхать о сумрачной России», - некогда писал Александр Сергеевич Пушкин, чей темнокожий предок попал в Россию из Эфиопии. В Африке, в Тунисе, сложил голову в 1942 году при высадке британского десанта Александр Уэрнер, праправнук великого русского поэта… Нет, связь времён не прервалась! Просто время совершенно по-особому течёт у россиян и африканцев, продолжая сквозь века причудливую цепь памяти.