Жизнь и смерть «Русского Ахилла»

«Русский Ахилл» - под таким «титулом» вошёл в отечественные летописи князь Михаил Скопин-Шуйский. Впрочем, в советские годы он оставался фигурой едва ли не запретной, поскольку не только победоносно защищал Родину от интервентов, но и разгромил бунтовщиков авантюриста Ивана Болотникова, представляемого большевистской пропагандой как «народный герой» и «крестьянский вожак». Поэтому имя Скопина-Шуйского на долгие годы было вычеркнуто из истории.

…В начале шестидесятых годов прошлого века во время укрепления стен и сводов Архангельского собора учёные получили разрешение на вскрытие старинных кремлёвских захоронений. Тогда среди могил царей, цариц и царевичей и обнаружили саркофаг того, кто не был монархом, но совершил столько подвигов, что заслужил быть похороненным в самом главном некрополе страны - звали его Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Он прожил всего лишь двадцать три года и умер не своей смертью: в останках химики обнаружили следы комбинированного яда - ртути и мышьяка.

Когда археологи вскрыли саркофаг, они увидели останки рослого человека - совершенного атлета ростом под метр девяносто, по тем временам это казалось очень много, - блондина с короткой стрижкой и с правой рукой, ладонь которой была положена чуть выше сердца на левую ключицу. В такой же позе был ранее похоронен и Иван Грозный. В схожем положении погребали и византийских басилевсов.

В общем, всё говорило о том, что здесь был погребён человек как знатный, так и выдающийся.

Чин следовал ему - боярский

В 1586 году, в ноябре, у боярина Василия Скопина-Шуйского родился сын, которого назвали Михаилом. Князь Василий был воеводой, наместником у Ивана Грозного и стал с молодых ногтей готовить к военной карьере своего отпрыска. И хотя князь Василий Фёдорович и при Иване Грозном, и при его наследнике Фёдоре Ивановиче выполнял особые царские поручения, большим авторитетом в Москве он не пользовался. Как сказал о нём - перед кончиной Скопин-Шуйский принял иночество - английский посол в России Джильс Флетчер, Василий Фёдорович относился к числу тех бояр, которые «более знатны родом, нежели значительны по уму». Персонажем совсем иного рода был его сын. 

Едва Михаилу исполнилось десять, как после смерти отца покровителем юного княжича стал его дядя боярин Василий Шуйский, человек влиятельный в государстве - особенно в пору правления Бориса Годунова. И неудивительно, что уже в восемнадцать лет юный князь Скопин-Шуйский занял пост стольника при царе Борисе. Причём в функции придворного такого статуса входила не только подача блюд во время монарших трапез, но и их дегустация: не отравлен ли деликатес, подаваемый к царскому столу? И вот неотвратимая игра судьбы: через считанные годы именно яд прервал жизнь Михаила Васильевича…

В 1606 году на московский престол взошёл Василий Шуйский, дядя Михаила, который мог остаться чиновником при троне, но его влекла ратная стезя. Назначенный воеводой, юный полководец отправился на подавление восстания Ивана Болотникова, захватившего едва ли не половину тогдашней страны. Отряд двадцатилетнего полководца, не по годам зрелого и предприимчивого, отличился сначала во время сражения с болотниковцами при Пахре, а затем во время снятия осады Москвы и в ходе осад захваченных повстанцами Калуги и Тулы, бывших главными базами бунтовщиков. Наградой Михаилу Скопину-Шуйскому стал боярский чин.

И главное - сформировался авторитет молодого военачальника в русском войске, столь нуждавшемся в удачливых предводителях. Тем более что для страны возникла новая угроза, ещё более опасная, нежели болотниковский мятеж - поляки, опять эти ляхи!

Полководец, дипломат, воин

Дмитрий Шуйский, распухшие амбиции которого уравновешивались его бездарностью как полководца, проиграл очередное сражение полякам, поддержавшим очередного самозванца Лжедмитрия II. И новая угроза нависла над Москвой, к которой приближалось польское воинство, поддержанное теми русскими провинциальными князьками, кто недоволен был правлением братьев Шуйских. А их было немало накануне Смутного времени… Царь поставил перед племянником задачу перехватить армию самозванца. Но как это сделать, когда в Белокаменной для этого не было достаточно сил?  

Скопин-Шуйский, не связанный обязательствами ни с одной из боярско-дворянских группировок, начал с того, что арестовал явных оппозиционеров царской власти, искоренив тем самым смуту внутри государства. Это спасло и его самого, и то, что осталось от русского войска после недавних не самых удачных баталий. Но, к сожалению, временно.

Надо было спешить, чтобы не дать ситуации стать ещё хуже, ведь поляки с Лжедмитрием уже стояли в Тушино, близ Москвы. И князь Михаил в сопровождении 150 ратников отправился за помощью на Север, к новгородцам. Там ему удалось собрать новое войско и - что немаловажно - провести переговоры со шведами, у которых, учитывая их многолетнее соперничество с ляхами за балтийское побережье, сложились далеко не самые лучшие отношения с поляками.

При этом Швеция, претендовавшая на обширные земли русского Севера, мечтала заполучить влияние на московского царя, и вот такая возможность представилась. В крепости Орешек Михаил Скопин-Шуйский встретился с эмиссарами короля Карла IX и передал им просьбу Василий Шуйского - оказать помощь Москве взамен за отказ от прав на Ливонию и уступку Корелы с уездом. Успешным для ослабевшей России переговорам способствовало то, что Михаил Васильевич встретился и подружился с Якобом Понтуссоном Делагарди, авторитетным шведским полководцем и дипломатом французского происхождения, внебрачным внуком шведского короля Юхана III. И пятитысячное (по некоторым источникам - десятитысячное) наёмное войско шведов вместе с армией русских добровольцев, сформированной Скопиным-Шуйским, отправилось спасать Москву.

Михаил Васильевич прекрасно осознавал рыхлость такого воинства и принял всевозможные меры, чтобы его усовершенствовать. Благодаря Скопину-Шуйскому, умело перенимавшему опыт шведской армии, пожалуй, лучшей тогда в Европе, в России возникли первые «стройные рати». По инициативе молодого полководца с латыни и немецкого был переведён «Устав ратных, пушкарских и других дел», ставший на многие годы основополагающим руководством для русской армии. Изучал Михаил Васильевич и голландскую тактику ведения боя, и европейскую систему обучения войск. Стараниями Скопина-Шуйского в кратчайшие сроки было создано и обучено войско в 60 тысяч человек. Существенная сила по тем временам.

Делагарди - так же, как и Скопин-Шуйский, могучий белокурый красавец - ляхов ненавидел. Когда-то, попав к ним в плен, он провёл узником в Речи Посполитой четыре года, причём платил за своё содержание сам, поэтому, когда вернулся в Швецию, оказался в долгах как в шелках. С Михаилом Скопиным-Шуйским франко-швед достаточно быстро нашёл общий язык. Они были практически ровесниками: Якоб появился на свет всего на три года раньше Михаила. Делагарди, по-французски темпераментный - де ля Гарди, так он писал свою фамилию - и при этом по-шведски расчётливый, уступил право управления объединённой армией своему молодому коллеге. Якоб понимал, что война велась на русской территории, а посему и командовать войском должен был тот, кто знал местные реалии. 

Теория и практика  войны

Поход начался в мае 1709 года. Первое мало-мальски крупное столкновение с поляками произошло 17 июня у Торжка, где русско-шведская армия легко разбила оккупантов под началом полковника Александра Зборовского. Но не тут-то было: сражение при Твери, состоявшееся без малого через месяц, оказалось куда более кровавым. Шёл проливной дождь, из-за чего огнестрельное оружие не использовалось, сражались в рукопашную. И эту схватку союзники выиграли, но ценой огромных потерь. Враг отступил, но отступили… и почти все шведы.

Скопин-Шуйский уважал наёмников как опытных, закалённых в испытаниях воинов, но не доверял им. Не без причины: как только царь Василий Шуйский задержал на месяц выплату жалования шведам (их было не более половины у Делагарди, основную часть солдат составляли немцы, французы, шотландцы), наёмники развернулись и пошли обратно, в сторону Новгорода. Генерал-лейтенант Делагарди бросился за ними, надеясь возвратить «диких гусей» обещаниями и посулами будущих премий. Но тщетно. Лишь в сентябре московская казна нашла средства выплатить обещанное наёмникам, и они вернулись на поле боя…

А пока у Скопина-Шуйского остались «под знамёнами», помимо потрёпанной русской армии, лишь тысяча шведов под началом офицера Кристофера Сомме. Их двадцатитрёхлетний полководец собирался использовать прежде всего для обучения русских воинов, на которых решил опираться в будущих боях. И этот расчёт оправдал себя. Сомме сформировал первые в России пикинерские полки, а Скопин-Шуйский реформировал кавалерию, поняв, что лёгкие всадники в семнадцатом столетии имеют в бою преимущество над тяжёлыми рыцарями, закованными в латы.

Встав лагерем под Калязином, воевода принялся посылать гонцов в русские города, призывая поддержать борьбу с поляками и их самозванцем добровольцами, деньгами, и вообще - кто чем может. 29 августа к городу подошли поляки во главе с сыном киевского каштеляна, влиятельной фигуры в воеводстве, Яном Сапегой, который видел, что со временем противник только увеличивает свои силы, поэтому решил раз и навсегда покончить со Скопиным-Шуйским, этим русским выскочкой.

Но напрасно лях недооценивал своего молодого противника. Передовой отряд поляков кинулся преследовать, якобы, отступающих русских и попал в засаду. Противника заманили в болотистую местность у реки Жабни, где летучие гусары были истреблены. Тогда Сапега послал в атаку польско-литовскую пехоту. Интервенты погнали русских по низине, но, когда казалось, что победа будет за Речью Посполитой, солдаты Скопина-Шуйского стремительно расступились - и враг с разбегу повалился рядами в болото. Оставалось только добить оккупантов, тонущих в грязи…

Сапега, никак не ожидавший такого позорного афронта, попробовал в отчаянной попытке выманить русских на открытое пространство - в поле, но Скопин-Шуйский не поддался: приказал держать оборону на заранее подготовленной позиции. Семь часов поляки накатывали атаку за атакой на оборонительные сооружения русских, а когда противник был окончательно обескровлен, Михаил Васильевич нанёс - уже в сумерках - ответный удар, и поляки позорно бежали. Только наступившая ночь спасла ляхов от совершенного разгрома. Их кавалерия почти полностью спаслась, а вот пехоту гнали пятнадцать вёрст и едва ли не окончательно истребили.

В октябре союзники вновь объединились, и сражение, которое дали Скопин-Шуйский и Делагарди главным силам поляков во главе с гетманом Рожинским на Каринском поле, навсегда вошло в военную историю.

Поляки ждали союзников на подступах к Москве, а Скопин-Шуйский вместо того, чтобы идти в лобовую атаку, начинает зачищать от оккупантов подмосковные города. Выбивает слабый польский гарнизон в Александровской слободе, берёт штурмом Дмитров, разгромно проходит по тылам войск, осаждающих Троице-Сергиевский монастырь… Это уже слишком! И Сапега посылает свои лучшие воинские части на штурм Александровской слободы, где базировались русские войска.

Крылатые гусары, элита поляков, пробуют сходу ворваться в крепость, и это им почти удаётся: передовые русские сотни смяты и отступают. А на самом деле опять заманивают. На Каринском поле их встречают рогатки, защитные засеки и перекрёстный огонь стрельцов, пушки, бьющие почти в упор. Бойня, откровенное избиение… Сапега, униженный, обуреваемый жаждой мести, бросает войска на общий штурм и, не удосужившись организовать единое командование, обрекает своих солдат и офицеров на гибель. Их расстреливают из засад, на них нападают со всех сторон, вырезая отдельных летучих гусар - или увлёкшихся безумной атакой, или отставших от конной лавы.

Братья-отравители

Разгром Сапеги на Каринском поле обеспечил безопасность Москве, а популярность Скопина-Шуйского достигла апогея. Полководец, ставший в девятнадцать лет «воеводой московским», не знавший поражений и фактически спасший в первое десятилетие XVII века Москву от занятия польскими войсками, Скопин-Шуйский посвятил свою жизнь только одному - служению России. Той самой многострадальной страны, которой после смерти Бориса Годунова управлял Василий Шуйский, прозванный в народе за подлость и жадность «полуцарём».

В это время Михаил Васильевич получает письмо от предводителя рязанского ополчения, где тот призывает Скопина-Шуйского сесть на трон вместо Василия Шуйского. Логика в этом есть, поскольку полководец принадлежал к старшему и, значит, к более знатному роду Рюриковичей - потомков первых правителей Руси, - нежели Василий Шуйский. И, соответственно, больше Шуйского имел права на кремлёвский престол.

К тому же, Скопин-Шуйский, рыцарь «без страха и упрёка» - так его изображали в многочисленных народных книгах-лубках, - терпеливо переносивший все фронтовые испытания вместе со своими подчинёнными, пользовался огромной популярностью в армии. «Русский Ахилл» был и хорошим организатором, стратегом, берёгшим солдат, и умело использовал в бою артиллерию - ещё до Наполеона Бонапарта. Знал, как вести переговоры, убеждать иностранных партнёров и завоёвывать их доверие.

В общем, он был настоящим человеком русского Возрождения, какие рождаются лишь несколько раз в столетие. Исключительность и погубила Скопина-Шуйского: обыватели способны простить своему современнику что угодно, кроме его исключительности. Такова аксиома.

Бояре были потрясены и не на шутку испуганы, поскольку молодой бог войны пользовался такой народной любовью, которая им и не снилась. А царь Василий видел в нём более явного конкурента своей власти, чем самозванцы и польские шляхтичи. Злодейство притаилось и в замыслах семьи царского брата Дмитрия, бездарного полководца и ничтожного администратора, но тоже претендующего на московский престол. Шуйские намеренно запустили слухи о том, будто бы Михаил Скопин-Шуйский тихой сапой подбирается к верховной власти, которой жаждет. И «полуцарь» - подлец, достойный стать шекспировским персонажем, - санкционирует убийство племянника.

Об опасности Скопина-Шуйского предупреждает его фронтовой друг Якоб Делагарди, воюющий в России с поляками (агентура шведов работает в Москве на славу). Он уговаривает «русского Ахилла» меньше проводить времени в царских и боярских покоях, считает, что для Скопина-Шуйского безопаснее будет находиться в его штабе - в слободе, среди преданных ему войск. Тем более, что ранней весной предстоит новый поход против шляхтичей и запорожских казаков. Однако князь не спешит, верит царю, который зовёт его в Белокаменную якобы для воздания ему почестей.

Михаил молод, удачлив, полон сил и демонстративно обласкан дядюшкой-царём. Он вступает в Москву, с которой снята польская осада, как национальный герой: горожане падают перед ним ниц, целуют полы его одежды, припадают к стремени его коня… А между тем Василий Шуйский уже хладнокровно назначил день убийства племянника.

Повод для того, чтобы заманить полководца в западню, был выбран подходящий. Преступление царь запланировал на празднование крещения новорождённого сына князя Ивана Воротынского. Скопина-Шуйского пригласили крёстным отцом, а Екатерину, жену Дмитрия, брата царя, - крёстной матерью. Присутствовавшие на пиру вспоминали, что Скопин-Шуйский, видимо, встревоженный предупреждениями Делагарди, к еде не притрагивался. Но когда Екатерина, дочь Малюты Скуратова - палача Ивана Грозного, поднесла по традиции с поклоном крёстному отцу чарку вина, «русский Ахилл» отказать не смог. Едва сделал глоток, как кровь пошла из носа и ртом.

Впрочем, могучий молодой организм князя ещё две недели боролся с отравлением. Но не помогли и немецкие врачи, присланные верным другом Делагарди. 24 апреля 1610 года, в день смерти народного героя, вся Москва оделась в траур: хоронили великого сына России. Как напишет о происходившем бывший в ту пору в России лютеранский проповедник из немецких земель Мартин Бер, «Храбрый же Скопин, спасший Россию, получил от Василия Шуйского в награду - яд».

На похоронах в Кремле царь Василий будет безутешен, он громко рыдал над гробницей Скопина-Шуйского, поставленной рядом с саркофагами царей. Но обмануть народ Шуйскому не удалось - Василий вошёл в историю как «царь-отравитель». Москвичи, узнавшие о гибели своего героя, пошли на штурм дома Дмитрия Шуйского, но стрельцы отстояли его. Чего не скажешь о репутации братьев-отравителей.

Жадные до власти братья Шуйские не только убили благородного рыцаря, истинного патриота России, но и обрекли страну на новые муки. Поляки, войдя в лишившуюся своего защитника Москву, разорят столицу и возьмут в плен обоих братьев Шуйских и жену Дмитрия Екатерину. Там, в Гостынинском замке, как заложник и закончит свои дни и алчный интриган царь Василий. По самой распространённой версии, смерть братьев Шуйских и Екатерины тоже не была естественной. Летописцы утверждают, будто король Сигизмунд II, сам панически опасающийся отравления, приказал наказать русского царя и его присных в назидание потомкам - дать всем Шуйским яду.

…Еще на три года продлится Смутное время, которое безумно дорого обошлось стране - и потерей на многие годы её исконных территорий, и значительным сокращением населения. А Михаил Скопин-Шуйский так и останется символом несбывшихся надежд разорённой бесконечными войнами России. «Русским Ахиллом» из полузабытой легенды.