Деградация армии США. Свидетельства бывшего американского офицера

Со времён Второй мировой уровень дисциплины в армии США радикально снизился. На это повлиял целый комплекс причин - от социоэкономических до последствий насаждения в войсках политкорректности и толерантности.

Вьетнамская катастрофа

До начала Вьетнамской войны в американской армии царил высокий дух патриотизма, так что с поддержанием в подразделениях дисциплины на должном уровне проблем не было. Что неудивительно - армия США победоносно закончила Вторую мировую, а затем вышла из Корейской войны если не полной победительницей, то, как говорили в Пентагоне, «совершенно точно - непобеждённой». К концу 1950-х в частях ещё оставалось немало ветеранов, прошедших через войну со странами «оси», а затем - через боестолкновения с «комми» в Корее, так что и с боевым духом, и с дисциплиной в U.S. Army положение дел особых нареканий не вызывало. Затем эту благостную картину разрушила война во Вьетнаме.

Хочу напомнить, что началу военных действий американской армии на территории Вьетнама не предшествовала какая-то декларация об объявлении войны. Поэтому, с юридической точки зрения, конфликт во Вьетнаме, по крайней мере, до середины 1960-х годов, не считался для многих американцев «настоящей» войной.

Начиналось участие Соединённых Штатов во Вьетнамской войне как относительно локальная операция по поддержке южновьетнамских вооружённых сил, воевавших с партизанскими отрядами «Вьетконга» (Национального фронта освобождения Южного Вьетнама), поддерживаемых Северным Вьетнамом. 

Соединённые Штаты направили в Нам (как называли Вьетнам в U.S. Army, он же «Страна тысячи неприятностей») батальон морской пехоты, чтобы тот освободил батальон южновьетнамской армии от охраны стратегически важного аэродрома. Морпехи прибыли на место и приняли контроль над аэродромом без приключений, тем более что «Вьетконг» совершенно не горел желанием вступать в боестолкновения с USMC и тем самым втягивать янки в свои разборки с режимом Нго Динь Зьема. Американские военные, приняв осторожность южновьетнамских партизан за признак слабости, начали расширять свою миссию во Вьетнаме. Они перешли от охраны аэродрома к патрулированию всего окрестного района, отправляя свои патрули всё дальше и дальше от периметра аэродрома. Разумеется, в конце концов патрули столкнулись с «Вьетконгом». Это привело к тому, что им потребовалась помощь: подкрепление, артиллерийская поддержка, поддержка с воздуха, и пошло-поехало…

Фигурально выражаясь, никто и глазом моргнуть не успел, как в Наме оказалось полмиллиона солдат США, подразделения которых, в связи с ротацией личного состава и боевыми потерями, нуждались в постоянном притоке новобранцев. Закрыть эту потребность в рамках устоявшейся практики комплектования армии у Пентагона не получалось, ведь, помимо Вьетнама и собственной территории, США сохраняли военное присутствие ещё в Западной Европе, Южной Корее, Японии и Филиппинах. Военнослужащих банально не хватало. Это заставило Соединённые Штаты приступить к расширению мобилизационных мероприятий, под которые угодили в первую очередь выходцы из бедных семей:

• не поступившие в колледжи/институты/университеты, дававшие отсрочку;
• не накопившие денег, чтобы было на что сбежать за границу;
• не способные купить медсправку, позволявшую «откосить» по состоянию здоровья;
• в силу совершённого проступка угодившие в «объятия» американской судебной системы и получившие предложение избежать уголовного преследования ценой «командировки» в Нам;
• не имевшие влиятельных родственников, способных «посодействовать» отправке военнослужащего в Нацгвардию, Береговую охрану или просто резервную часть подальше от «Страны тысячи неприятностей». Кто не понял, о чём я, ознакомьтесь с тем, как спасал от Вьетнама своего отпрыска Джорджа Буша-младшего его папенька - влиятельный конгрессмен в бюджетном комитете Конгресса Джордж Буш-старший.

Когда и этих, насильно выдернутых с «гражданки» бедняков и преступников стало не хватать, к ним по целевой программе министра обороны США добавились «идиоты Макнамары» - призывники, набранные из тех категорий, которые ранее не вписывались в армейские требования из-за своих проблем с умственным развитием.

Не сложно представить, во что превратилась дисциплина в американской армии, вынужденной проводить контрпартизанские операции против мотивированного противника и при этом пополняемой вышеописанным контингентом, не понимавшим, какие интересы США он защищает во вьетнамских джунглях, часто страдавшим пристрастием к алкоголю и наркотикам и легко получавшим в Наме доступ к тому и другому.

В таких условиях дисциплина в армии рухнула ниже плинтуса. Что, помимо прочего, привело к проявлениям бесчеловечной жестокости к вьетнамскому населению и такому печальному явлению, как «фрэггинг» - предумышленному убийству непопулярного офицера находящимися под его командованием военнослужащими.

Когда Вьетнамская война оказалась, наконец, с треском проиграна, это обстоятельство вкупе с развернувшимся в Штатах антивоенным движением побудило американские власти отказаться от системы комплектования армии военнослужащими по призыву в пользу комплектования U.S. Army военнослужащими-контрактниками. Создание полностью профессиональной армии позволило навести порядок в частях, но не всегда и не везде.

Если Вьетнамская война завершилась, то глобальное противостояние Западного и Восточного блоков, известное как холодная война, продолжалось. Так что армии Соединённых Штатов по-прежнему были очень нужны новобранцы, хоть и не в тех количествах, когда «джи-ай» дрались с «Вьетконгом». С учётом того, что после Вьетнама желавших служить в американской армии, пусть уже и на 100% комплектуемой контрактниками, было не особо много, тем, кто всё же подписывал контракт, некоторые «негативные аспекты» их поведения негласно прощались. Например, если ветеран «дружил» с героином, к этому командование относилось, как правило, достаточно снисходительно. Он же пока не подбрасывает гранату с выдернутой чекой в помещение, где спит офицер, верно? Значит, он молодец!

Такое положение вещей в американской армии сохранялось примерно до середины 1980-х, когда последствия «вьетнамского синдрома» удалось изжить и новая волна патриотизма позволила Пентагону заметно подтянуть дисциплину в частях. Как выяснилось - ненадолго.

«Карточка перерыва» и инклюзивность

О дальнейшем расскажу как непосредственный свидетель происходившего, ибо в 1991 году в США я поступил на параллельный военный факультет моего института, в 1993-м подписал документы на службу в резерве (звание «рядовой»), а в 1995-м закончил свой первый диплом и стал офицером постоянной службы в армии США, в 2003-м вернулся в резерв и уволился в июне 2004-го, отказавшись от звания майора. Таким образом, в период 1991-2004 годов мне «повезло» увидеть, как достигшая к моменту распада Советского Союза своего пика формы в плане боеспособности и дисциплины армия США постепенно перешла в «пикирование» туда, откуда совсем недавно восстала. Да-да, я опять про плинтус.

На сей раз одной из основных причин произошедшего стала навязываемая Вашингтоном всему американскому обществу, а значит, и U.S. Army, пресловутая political correctness - политкорректность, нацеленная на создание некоей «комфортной социальной среды» за счёт внедрения толерантности и полного устранения «возмутительной дискриминации». Чёткие трактовки понятий «комфортная социальная среда», «толерантность» и «возмутительная дискриминация» выработаны не были. «Наверху» это мало кого смущало, зато «внизу» провоцировало достаточно парадоксальные ситуации. 

Например, в 1991 году вместе с нами курс молодого бойца проходил член организованной преступной группировки, про которого все знали, что на «гражданке» он подстрелил пятерых человек, но, так как все пострадавшие выжили, суд дал ему выбор: три года в армии или пять в колонии. Разумеется, парень выбрал армию. Практика «подталкивания» правонарушителей к поступлению на военную службу, зародившаяся ещё во время Вьетнамской войны, пережила её на многие годы. Я лично знал одного рекрутёра, штаб-сержанта, который, работая в середине 1990-х в Лос-Анджелесе, поставил привлечение на военную службу членов местных ОПГ, что называется, на поток. Думаю, не надо пояснять, какое «понимание» дисциплины они приносили с собой в войска?

1993 год. Школа ВДВ. Наш сержант, дабы соблюсти политкорректность, попросил перед строем разрешение материться в нашу сторону. То есть, конечно, он пробовал командовать без непарламентских выражений. Но в этом случае распоряжения, будучи лишёнными краткости, чёткости и выразительности, вызывали у подчинённых в лучшем случае недопонимание, а в худшем - смех. На последний сержант реагировал совершенно нетолерантной фразой «Ах ты собачье [нецензурно]!..».

В том же 1993-м я провёл два месяца в лагере для курсантов, где нам в угоду политкорректности и толерантности пришлось менять грубоватые военные песенки на менее забористые, дабы не «дискриминировать» по гендерному признаку занимавшихся рядом с нами курсанток. Причём занимавшихся по одинаковой с нами, мужчинами, программе, ибо толерантность и политкорректность! Смотрелось это, конечно, как минимум странно. И уж откровенно глупо выглядело снижение общих стандартов и нормативов ради того, чтобы сдающие их курсанты и курсантки, многие из которых являлись родственниками/родственницами генералов и конгрессменов, закончили обучение в лагере непременно с хорошими оценками. На моральном состоянии военнослужащих и соблюдении ими дисциплины всё это сказывалось не лучшим образом.

В 1995 году я пошёл на курсы для младших офицеров-танкистов (Форт-Нокс, Кентукки). После их окончания я планировал поступить в школу рейнджеров (62-дневный курс тактики и лидерства, ориентированный на подготовку военнослужащих подразделений специального назначения), но этой задумке не суждено было сбыться. Руководство школы рейнджеров, опасавшееся, что политики в угоду своему женскому электорату попытаются обеспечить женщинам возможность служить в спецназе с его высочайшими физическими нагрузками (последствия чего «разгребать» придётся не инициаторам данной идеи, а военным), закрыло доступ на курсы всем, кроме курсантов-пехотинцев, благо среди последних женщин не имелось. Будучи танкистом, в рейнджеры я попасть не смог. Что же до попыток политиков-популистов «протолкнуть» женщин в американский спецназ, то они действительно имели место быть, и вышедший на экраны в 1997-м фильм Ридли Скотта «Солдат Джейн», рекламировавший интеграцию курсантки в подразделение SEALs, был снят, конечно, совсем не случайно. В общем, и тут мы натыкаемся на издержки внедрения Вашингтоном политкорректности и толерантности.

Меж тем чем сильнее армию США пытались сделать политкорректной, тем меньше оказывалось желающих в этой самой армии служить. Признать эту причинно-следственную связь «наверху» не хотели, и чтобы повысить привлекательность армии в глазах потенциальных рекрутов, ввели «карточку перерыва». В первый раз с этим изобретением Пентагона я познакомился за пару месяцев до поступления на курсы младших офицеров-танкистов. Предполагалось, что, когда новобранец в U.S. Army решит, что испытывает слишком сильный стресс, он покажет «карточку перерыва» сержантам и те обязаны будут дать молодому бойцу пятнадцатиминутный pit stop, чтобы тот отдышался, успокоился и пришёл в себя. Разумеется, все новобранцы тут же начали козырять этими «карточками перерыва» направо и налево, срывая процесс обучения. Я запомнил этот случай, так что, когда через год во вверенный мне взвод с КМБ прибыл новый боец с «карточкой перерыва» наготове, я сразу посоветовал моему сержанту на придуманную пентагоновскими умниками новацию плюнуть. Что тот и сделал, с большим облегчением разорвав «карточку перерыва» и погнав новичка продолжать занятия. Примечательный нюанс: этот инцидент лишь укрепил дисциплину в моём взводе, продемонстрировав, что поблажек тут никому не дают. Увы, это стало лишь одной малозначительной победой на фоне общей провальной кампании, которую Вашингтон вёл под знамёнами политкорректности и толерантности.

В июне 1996-го всех офицеров и старших сержантов моего батальона в срочном порядке направили на конференцию по… инклюзивности. Рулили ею три старших сержанта - все, по странному совпадению, чернокожие. Они прибыли прямиком из Пентагона, чтобы научить нас политкорректности и толерантности. Основной тезис этой троицы сводился к тому, что каким бы рохлей и разгильдяем военнослужащий ни был, насколько бы он армейским стандартам ни соответствовал, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы создать в нашей части для этого «героя» ту самую «комфортную социальную среду». Я не сдержался и спросил: «Если мы станем набирать в боевую часть личный состав, не соответствующий даже минимальным армейским стандартам, то о какой боеспособности части можно говорить?» На это мне ответили: «Боеспособность личного состава с каждым годом играет всё меньшую роль, так как в будущем армии воевать вообще не придётся». Не придумав, как цензурно ответить трём пентагоновским футурологам, я заткнулся.

Новые причуды политкорректности

Затем меня перевели в штаб 3-й бригады 1-й пехотной дивизии - старейшей из современных кадровых дивизий армии США. Часть штабных должностей в этой бригаде занимали женщины, в связи с чем запомнился такой случай. Однажды одна женщина-клерк по ошибке ввела в общую военную сеть по кадрам сообщение о предстоящем назначении всех без исключения офицеров бригады на новые должности. К счастью, её непосредственная начальница успела обнаружить и исправить ошибку до того, как система приступила к рассылке соответствующих извещений. Начальница пожурила подчинённую за допущенный промах, на что клерк отреагировала неадекватно, пожаловавшись в отдел Равных Возможностей (Equal Opportunity - был у нас и такой) на «дискриминацию на расовой и половой почве» со стороны начальницы. К нам немедленно нагрянула специальная (!) следственная (!!) команда, которая принялась проводить со штабниками интервью, собирая свидетельства «дискриминации». Дошла очередь и до меня. «Послушайте, о какой травле по расовому и половому признаку тут может идти речь, если оба фигуранта дела - блондинки с немецкими фамилиями?» - удивился я. На что член следственной команды просто закатил глаза и сказал: «Ну что нам делать? Была же жалоба!»

Подобные анекдотичные ситуации, порождённые тем, что политкорректность вбивали в армию, как гвозди в доску, случались у нас не раз и не два. Что приводило к совсем не смешным последствиям, так как начальники начинали опасаться делать замечания подчинённым, теряли свой авторитет, а это тут же сказывалось на дисциплине в подразделении. Ситуация усугублялась тем, что убрать из части военнослужащего, регулярно нарушающего дисциплину, отлынивающего от работ или не «тянувшего» службу по состоянию здоровья, было не так-то и просто. Ранее в качестве последней инстанции перед увольнением регулярно нарушавшего дисциплину рядового использовались дисциплинарные лагеря, где две недели непрерывной «физухи», строевой подготовки и, чего уж там, сержантских тумаков могли выбить дурь почти из любого «любителя свобод». Увы, затем такие лагеря запретили, и отправлять нарушителей на «перевоспитание» стало некуда.

В конце 1999-го водителем танка в моём взводе оказался бывший маляр, у которого мозги то ли от паров краски, то ли ещё от чего явно были не на месте. Неизвестно, как он проскочил медкомиссию, но у меня этот водитель периодически «зависал» и «уходил в астрал», переставая обращать внимание на происходящее вокруг. Когда во время очередного такого случая водитель чуть не раздавил моим «Абрамсом» стоявшего перед танком солдата, я не выдержал и направился к командиру роты с просьбой куда-нибудь деть «зависающего», так как моих полномочий на это не хватало. Однако не только уволить или перевести экс-маляра куда-то, но даже просто убрать из водителей не вышло - в офисе моего начальника сидел комбат, который рычал на комроты: «Ваша главная задача не тренировать солдат, а бороться за успешную статистику!» Последнее подразумевало, что в армии недобор и поэтому командование акцентирует наше внимание на необходимости максимально полного заполнения всех позиций в роте, а не на том, что эти позиции занимают порой явные неадекваты. К тому же изгнать неадеквата из части означало подвергнуть его «возмутительной дискриминации». Чего допускать, конечно, было ни в коем случае нельзя. Таким образом, неадекваты превращались в неприкосновенных «священных коров» и источники вечной головной боли для их непосредственных начальников, а также, увы, в пример для подражания, так как некоторым солдатам тоже хотелось почувствовать себя неприкосновенными. Дисциплина продолжала своё «пикирование».

Пропускаю мою службу в Германии, Македонии и Боснии в оперативной группе в штабе 18-го воздушно-десантного корпуса, а также в Грузии офицером-военным советником. В 2003-м я оказался инструктором в академии, за три года готовившей из сержантов офицеров. Система работала добровольно-принудительно. Это в том смысле, что каждый батальон должен был «совершенно добровольно» каждый год отправлять нам по 3-4 своих сержанта. Командиры батальонов понимали, что их в любой момент могут «катапультировать» в Афганистан, Ирак или ещё в какую-нибудь горячую точку, поэтому предпочитали лучших сержантов придерживать у себя, сливая нам тех, от которых были не прочь избавиться. Таким образом, мы получали, как правило, сержантский «мусор», из которого потом и приходилось «лепить» офицеров.

Выгонять прибывший к нам «мусор» мы не могли. Вы уже догадались, почему, верно? Ибо политкорректность плюс «борьба за успешную статистику». Нормально обучать курсантов тоже не получалось, ибо ты его в жаркую погоду выгнал на обычные занятия по пехотной тактике, а он от этого «испытал стресс» и пожаловался на то, что ты его подвергаешь «возмутительной дискриминации». После чего прилетает не ему, а тебе. По крайней мере, мне прилетало. В большинстве случаев сержантский «мусор» выпускается из академии пусть и офицерским, но тоже «мусором». Выпустившиеся в 2003-2004 годах из этой академии сейчас уже получили майорские звания и скоро дорастут до подполковников.

«Не скрывай на службе то, кто ты есть»

В 2004 году я покинул ряды U.S. Army, но точно знаю, что после моего дембеля ситуация не улучшилась. В армии появились опросники, посредством которых Пентагон в целях повышения уровня политкорректности захотел разузнать о военнослужащих всё, вплоть до их сексуальных пристрастий. Введённая администрацией Клинтона в отношении военной службы геев, бисексуалов и лесбиянок политика, известная под названием «Не спрашивай, не говори» (то есть веди себя на службе как нормальный человек, а вне её - будь кем угодно), при Обаме была отредактирована. Теперь она трактовалась как «Не скрывай на службе, кто ты есть». Белый дом считает, что демонстрация военнослужащими принадлежности к сексуальным меньшинствам имела более важное значение, чем их профессионализм и патриотизм!

Байден разрешил службу в армии открытым трансгендерам и, идя навстречу требованиям политиков-популистов, дал отмашку на службу женщин-военнослужащих не только в штабах и тыловых службах, но и непосредственно в боевых частях - пехотных, танковых, артиллерийских. Понятно, что женщины не могли справляться с серьёзными физическими нагрузками на уровне мужчин. Поэтому, ради соблюдения в армии политкорректности и толерантности, требования к физической форме военнослужащих «поехали» вниз.

В 2023-м армия США зафиксировала новый антирекорд - 20% её солдат страдали от ожирения, что ещё в начале века было бы просто немыслимо (при мне солдаты, которые переходили весовые границы, получали выговор и садились на строгую диету). Одновременно продолжалось падение престижа воинской службы и усиление в U.S. Army кадрового голода - множество потенциальных новобранцев банально не хотело служить вместе с геями, бисексуалами, лесбиянками и трансами.

Выбирать армии не приходилось - на службу стали брать буквально любого, готового подписать контракт. Число преступлений, включая сексуальные, в армии США ощутимо скакнуло вверх, а дисциплина… Дисциплина уже привычно «прилегла» под плинтус. Доведённые до абсурда требования политкорректности, толерантности и устранения «возмутительной дискриминации» одержали окончательную победу. Над здравым смыслом.