Генералу и квартиру не дали, а воспитывать молодёжь - доверили

Из отличника в троечники - в средней школе... А в армию - отличником

Игорь родился в семье врачей (отец - хирург, мать - акушер-гинеколог) и по всем законам жанра тоже должен был пойти по их стопам. И всё, в принципе, к этому шло: учился на «отлично», побеждал на городских олимпиадах. Но потом рок-музыка настолько закрутила-завертела молодца, что он освоил гитару, отрастил патлы, стал играть в школьном ансамбле на дискотеках. Учебные занятия ушли на второй план, и к концу десятого класса из отличника он докатился до пошлого троечника.

Это сильно не понравилось отцу. И, поняв, что с такими оценками в аттестате поступить не то что в медвуз, а даже в «кулинарный» вуз будет сложно, он посоветовал сыну пойти в учебный центр ДОСААФ в Витебске (семья Родобольских жила в Белоруссии), где учили  управлять вертолётами. Игорь пошёл.

И случилось так, что, увидев землю с высоты вертолётного полёта, он буквально влюбился в «вертушку», в небо над землёй…

С Сызранским высшим военным авиационным училищем лётчиков Игорь определился быстро. Оставалась «мелочь»: сдать вступительные экзамены. И Игорь засел за учебники. И поступил. И до самого окончания училища не сбавлял обороты -  вместе с офицерскими погонами на выпуске получил красный диплом. Это дало ему право выбора места службы. Лейтенант Родобольский выбрал Южную группу войск, дислоцирующуюся за неспокойной границей.

Хочешь жить, умей вертеться… На «вертушке»

Планировалось, что заграничная командировка продлится пять лет, но свои коррективы внесла жизнь. Точнее, необходимость подготовки вертолётчиков для участия в боевых действиях в Афганистане. В результате в 1986-м в составе эскадрильи старший лейтенант Родобольский оказался в Забайкальском военном округе. Оттуда, из небольшого городка Нерчинск, он и улетел на свою первую войну, оставив дома жену и маленького сына…

- Лететь на войну и не просто летать на войне... О чём думали?

- По идее, следовало бы испугаться - всё-таки не в лес по грибы пришли, но, честно говоря, было некогда. Уже на следующий день после прибытия в Кундуз (город на севере Афганистана) начались полёты. Сначала с инструктором, чтобы «привязаться» к местности и «въехать» в специфику, а после - самостоятельная работа. Достаточно быстро пришлось привыкнуть и к граду пуль по броне, и к всполохам огня на земле, когда по тебе стреляют. И к тому, что опасность всегда рядом. Задачи приходилось выполнять самые различные: и штурмовые, и бомбовые, но чаще всего - спасательные. Когда требовалось вывезти группу десанта с плацдарма. В таких случаях, как правило, думалось только о тех людях, которые ждали тебя на земле.

- Свою первую награду вы получили в Афганистане. Помните за что?

-  Я помню всё, не всё хочется вспоминать. Особенно - смерть боевых товарищей. Что касается передряг, без них на войне не бывает. В первый же месяц, после высадки большого десанта, когда мы уже уходили, попали под такой шквальный огонь «духов», что до сих пор не понимаю, как удалось уцелеть. Ни один из четырнадцати наших вертолётов не был подбит, хотя каждый получил столько повреждений, с какими бы ни один техник не позволил взлететь. Фактически это стало моим настоящим боевым крещением, после которого фраза «Хочешь жить, умей вертеться» приобрела совершенно иной смысл.

«Вертеться» на своём Ми-8 во всех последующих вылетах порой приходилось так, что все лётные инструкции и наставления, которые мы штудировали и в центре ДОСААФ, и в училище в Сызрани, попросту отдыхают. Это умение потом мне очень пригодилось в чеченском небе, когда приходилось уворачиваться от «стингеров» и других ракет, выпущенных из ПЗРК.

Даже как-то раз среди гор, чтобы спасти машину, пришлось выполнить «петлю» - далеко не вертолётное упражнение. Я был одним из самых злостных нарушителей всех писаных правил, законов аэродинамики и земного притяжения, но по-другому, чтобы выжить, было нельзя.

В общей сложности мне дважды, с небольшими перерывами, пришлось побывать в Афганистане. И вышло так, что в феврале 1989-го, когда наши войска выходили из страны, я на своём Ми-8 улетал одним из последних. В Союз вернулся кавалером трёх орденов: двух - Красной Звезды и «За службу Родине в Вооруженных силах 3-й степени».

Там, где один день шёл за три 

- А в Чечне вы были, начиная с самой первой кампании?

- Да. Но сначала успел ещё послужить в нескольких военных округах на Родине и даже целых восемь месяцев бороздил камбоджийское небо - был там в командировке. Но это, как говорится, совсем другая история.

Что касается чеченских событий, мне пришлось участвовать в них, начиная с самого начала. Ещё до того момента, когда наши войска в декабре 1994 года стали штурмовать Грозный. Мы до последнего не верили, что это произойдёт. На танках и бронетехнике по городским улицам, кошмар. Наши солдатики, без подготовки и нормальной разведки, попёрли на хорошо подготовленного противника…

Когда колонны двинулись на Грозный, наш полк перекинули из Моздока в Беслан. После информации о больших потерях нам дали команду: «Работать».

И один из эпизодов тех дней буквально стал самым страшным за всю мою службу. Грузовую кабину нашего вертолёта доверху заполнили телами погибших бойцов, и мы повезли их в Ростов. Жуткое ощущение смертоносного холода, которое я ощущал спиной, останется со мной на всю жизнь…

- Это именно такие рейсы и прозвали «чёрными тюльпанами»?

- Именно такие. Ещё со времён «Афгана».

- Две войны и обе в некотором смысле идеологические и  религиозные.  Какая из них оказалась для вас сложнее - в Чечне или Афганистане?

- Конечно, в Чечне. В «Афгане» поначалу нам вообще противостояли плохо обученные крестьяне. Это потом уже появились и американские инструкторы, и комплексы «Стингер». Совсем другое дело - чеченские боевики. Они имели самое современное вооружение, были хорошо обучены, а главное - «заточены» под свои идеи радикального ислама. Но нам, опять же, было особо некогда вникать во все эти детали, потому что задачи приходилось решать посложнее.

Нередко случались и ночные вылеты, и когда из-за тумана не было видно даже собственного носа. Помню, вернулся на аэродром (я уже тогда командиром вертолётной эскадрильи был), уставший, как собака, только успел поужинать, прибегает посыльный: «Вас вызывает командир». Полковник Сафронов, командовавший в то время нашим 55-м Севастопольским отдельным вертолётным полком (ныне - Герой России генерал-майор запаса Анатолий Александрович Сафронов, заместитель губернатора Ростовской области, - авт.), сразу сказал, что «приказать не может, поскольку за окном кромешная тьма. Но ситуация - более чем хреновая. Спецназ попал в окружение, идёт бой, надо вытаскивать ребят, до утра они не продержатся...»

Естественно, мы полетели. Штурман по GPS вычислил точные координаты группы, я по рации связался со старшим и приказал, чтобы по моей команде он выпустил зелёную ракету. Тот засомневался: мол, боевики сразу засекут и начнут молотить ещё сильнее. Я прокричал в ответ, чтобы не дрейфил, и что другого варианта всё равно нет. Всё получилось, как нельзя лучше. Мы и сели, куда нужно, с первой попытки, и сняли всех наших, и взлетели. На всё про всё ушло не больше двух минут. Когда боевики спохватились, нашу Ми-8-ю «ласточку» в ночи им было уже не достать.

- А бывали случаи, когда вертолёт подбивали, и вы аварийно садились, или, не дай Бог, падали?

- Падать, не падал, но вынужденные посадки из-за серьёзных повреждений машины совершать приходилось. И  не один раз. Главное в таких ситуациях - не мандражировать. Садились ведь, где придётся и куда придётся, выбирать, как вы понимаете, не приходилось. И вся надежда была лишь на случай. Неизвестно, кто прячется в окрестных лесах или за близлежащими горами. И если бы боевики добирались к вертолёту быстрее наших, мы сегодня с вами, наверное, не разговаривали бы. В плен-то я по любому бы не сдался: ПМ (пистолет Макарова, - авт.) на каждом боевом вылете всегда был при мне. Поэтому, спасибо братьям-десантникам, которые каждый раз на своих «бэтээрах» опережали врага.

- За что вы были представлены к званию Героя России, и правда ли, что сотрудница в наградном отделе Главного управления кадров Минобороны прослезилась, когда читала описание ваших подвигов?

- Тут такая история получилась. Дело в том, что меня трижды представляли к званию Героя и каждый раз при подготовке документов описывали эпизоды, достойные присвоения этого высокого звания. И, насколько мне известно, таких эпизодов получилось ровно  двенадцать. Поэтому я не знаю точно, какой из них сыграл решающую роль. Что касается женских слёз, я их не видел. Мне об этом потом, когда я приехал на награждение в Кремль, рассказал генерал-полковник Панков, который в 2003 году возглавлял ГУК (ныне - генерал армии в запасе Николай Александрович Панков - статс-секретарь-заместитель министра обороны РФ, - авт.). Не знаю, что именно её растрогало, но, по-видимому, не зря в народе говорят: война - не женское дело.

Справка

Кроме Золотой Звезды Героя полковник Родобольский в период  с  1995 г. по 2001 г. был награждён орденом «За военные заслуги» и  тремя орденами Мужества.

Сердюкову - прощай. Рапорт с чистой совестью офицера

- Тогда давайте закроем тему войны и поговорим исключительно о делах мирных. Почему вы ушли в запас и не продолжили службу дальше? Наверняка, были бы сейчас генералом!

- Я никогда не ставил перед собой цель обязательно дослужиться до генеральских лампасов - это не самое главное в жизни. Хотя, если бы на должности начальника отдела боевой подготовки армейской авиации округа в Екатеринбурге, куда меня направили для дальнейшего прохождения службы, мне присвоили генеральское звание, возможно, сегодня я бы и продолжал служить. Но пока я учился в академии им. Фрунзе, мне, как Герою, было разрешено закончить её экстерном за пять месяцев,  пока добирался до Екатеринбурга, категорию моей должности снизили с генерал-майорской до полковничьей. Так что не сложилось. Но это - ерунда. Гораздо болезненнее оказались реформы, проводимые в тот период по инициативе тогдашнего министра обороны Анатолия Сердюкова.

Они непосредственно коснулись нас. Причём таким образом, что всё среднее звено и выше - воистину золотой фонд наставников вертолётной школы на то время - должны были уйти. А поскольку приказы вышестоящих не обсуждаются… Мне как раз исполнился «полтинник», поэтому я написал рапорт и с чистой совестью ушёл в запас.

Вспоминается один забавный момент в связи с этим. Когда областной военком стал листать документы, очень удивился, увидев мою выслугу лет - ровно 60. То есть на десять лет больше, чем я прожил. Он спросил: «Тут, наверное, какая-то ошибка?» Пришлось пояснять, что на войне один день за три засчитывается.

- Вы ушли в запас с чистой совестью, но не с обидой?

- Никаких обид не было, что вы. Было лишь некоторое недопонимание, которое, кстати сказать, осталось по сей день. Я ведь так и не получил жильё от Минобороны, как это полагается при увольнении в запас военнослужащего, прослужившего десять календарных лет и более.

 - ?!

- В рапорте на увольнение я попросил предоставить мне квартиру, но  до сих моя просьба так и «висит» в воздухе. Разумеется, я с семьей живу не на вокзале (спасибо Правительству Свердловской области, предоставившего мне, как Герою Российской Федерации, квартиру в Екатеринбурге), но - дело принципа. Помните, как говорил «Кузнечик» в фильме «В бой идут одни старики», когда ему не налили 100 граммов за сбитый «мессер»? Прекрасно понимаю, что нынешние должностные лица в Минобороны, от которых зависит решение этого вопроса, даже не в курсе  моего существования и  моей проблемы, потому как она должна была  быть закрыта ещё девять с лишним лет назад, но… Просто вы спросили, я ответил.

«Работать надо с теми, кто не знает ни Куликова поля, ни гор Афганских»

- Давно ли вы садились за штурвал вертолёта, и насколько изменился технический уровень винтокрылых машин по сравнению с теми временами, когда вы вытворяли на них чудеса в небе?

- Садился не так давно, но подняться в небо без инструктора вряд ли сегодня решился бы. Технический уровень не только Ми-8, которые были «рабочими лошадками» в наше время в армейской авиации и в целом в Военно-космических силах, вырос значительно. В частности, в кабине современного Ми-8 авионика (совокупность всех систем, разработанных для использования в качестве бортовых приборов) такая, что только держись. Привычных циферблатов, как таковых, нет, вместо них - электронные дисплеи, которые мне, чтобы сесть за штурвал, нужно изучать и изучать. Но это абсолютно нормальный процесс: требования к сегодняшней технике должны быть адекватные тому, что нам предлагает вероятный противник.     

- Расскажите, чем занимаетесь сегодня, и не пошёл ли кто-то из ваших детей по вашим стопам? 

 - Сегодня я с головой ушёл в работу нашего центра (Региональный центр патриотического воспитания в Свердловской области, - авт.), который был создан по моей инициативе в 2013 году практически с нуля. Сначала мы ютились в одной комнатке, потом, когда процесс пошёл и на нашу работу обратили внимание на областном уровне, центр разросся до уважаемого учреждения. Сегодня он, это без всякой похвальбы, известен во всей стране. Не буду много говорить о его работе, дабы не сочли за рекламу, но скажу банальную и вместе с тем очень важную вещь.

Для нынешней молодёжи, которая не знает разницу между гуманизмом и патриотизмом, для которой Куликовская битва и Афганская война - одинаково неизвестные события, такие центры жизненно необходимы. Именно они помогут нам воспитать людей, любящих своё Отечество.

Что касается моих детей, они люди взрослые и давно определившиеся в этой жизни, в сферах далёких от авиации. А вот мой восьмилетний внук,  полный тёзка - Игорь Олегович Родобольский, с моделями вертолётов играет с удовольствием. Посмотрим, что из него вырастет. 

- Игорь Олегович, вы сказали, что дослужиться до генеральских лампасов - не самое главное в жизни. А что для вас главное?

- Главное (Герой впервые за всё время нашего разговора задумался), на этот вопрос, мне кажется, очень хорошо и на все времена ответил Владимир Высоцкий в одном из своих стихотворений. Там есть замечательные строки:

«Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть, чем оправдаться перед ним».

Спеть я, конечно, не смогу. Но если Всевышний спросит, мне будет, чем оправдаться перед ним за пребывание на этом свете. По-моему, это и есть главное, всё остальное - мелочи жизни.