Генерал-полковник Леонид Ивашов: «В 1993 году за политическую поддержку расстрела Верховного Совета Ельцин рассчитался с Америкой оружейным ураном»

- С событий октября 1993 года, больше известных как расстрел Верховного Совета  Российской Федерации, прошло уже четверть века. Почему, Леонид Григорьевич, вы, в то время действующий генерал, оказались в стане Руслана Хасбулатова, а не со своим Верховным главнокомандующим  Борисом Ельциным?

-  Действительно, я тогда занимал должность  начальника Управления делами Министерства обороны, в состав которого входили юридическая служба, отдел военного законодательства, отдел международного права и ряд других подразделений. А в моих обязанностях было записано, что я отвечаю за соблюдение законности в деятельности органов военного управления. И мы всей юридической службой проводили большую работу,  чтобы в Министерстве обороны  соблюдались нормы права. И сделано в этом направлении было немало: и по порядку присвоения званий, и по взаимоотношениям командира и подчиненного, и по другим вопросам. Иначе говоря, я  уже по долгу службы  был настроен против любых нарушений законодательных норм, в том числе  министром обороны.  

А то, что сотворил Ельцин, это, по сути, был конституционный переворот:  он не то что не имел правомочий распускать Верховный Совет, но и не имел права влиять на его работу или останавливать какие-то решения, принятые  парламентом.

- Вот скажите начистоту: указ Ельцина №1400   «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», которым Верховный Совет, по сути дела, объявлялся вне закона,  был для вас неожиданностью? Такую «загогулину» вы ожидали?

- Управление делами Минобороны - это своего рода  перекресток, через который ежедневно проходит большой поток информации, в том числе из «добывающих» органов: например, из Главного разведуправления Генерального штаба, где  у меня были и личные связи. Поэтому мы все видели и знали. Была у нас информация и о знаменитом выступлении Ельцина в Конгрессе США, которое и сегодня нормальному человеку спокойно воспринимать трудно. Как сейчас помню, он тогда заявил, что «жупел коммунизма, несший в себе все беды человечества, рухнул и никогда не восстановится». И это он говорил от имени России, ставшей правопреемницей СССР, поэтому получалось, что главное мировое зло - это мы! Вот откуда и пошла русофобия…

Поэтому уже тогда я на Ельцина смотрел настороженно и был в курсе, что готовится указ, что будет его выступление, только оно состоялось на час раньше. В этот момент я находился на приеме, на котором должны были представить нового военного атташе ФРГ.  Но почему-то представляет его не посол, а  советник посланника. Спрашиваю: «А где же господин посол?» В ответ, его, дескать, пригласили на какое-то важное мероприятие. Потом появился посол, он и сообщил, что роковое выступление Ельцина уже состоялось.

Тогда я заехал домой, взял наградное оружие и отправился  в Белый дом защищать российскую Конституцию, защищать право от беспредела. Так же я объяснял свой поступок и следователю на допросах. Чем мне можно было возразить?

- Похоже, германский посол был информирован лучше вашего, а Запад, который  сегодня на каждом углу упрекает Россию за «вмешательство» в их внутренние дела, заранее знал и об указе №1400, и о разгоне Верховного Совета тоже. Минобороны располагало информацией о подготовке иностранных спецслужб к событиям 1993 года?

- Безусловно. Я приходил на работу - и тут же получал оперативную сводку. Это, во-первых. Во-вторых, мы отмечали, что накануне событий  увеличились поставки грузов и поставки наличных денег в американское посольство. Более того, наши специалисты, наблюдавшие  за деятельностью недружественных нам диппредставительств, зафиксировали, что жены сотрудников посольств вдруг стали больше закупать продовольствия. Тогда же было обнаружено усиление наблюдения за Белым домом, больше иностранных туристов стало появляться и у Кремля. Вот эти признаки, а также электронная разведка, свидетельствовали о том, что, например, американцы точно знали о надвигающихся событиях. Ну а потом Гавриил Попов сам признался, что накануне обо всем  предупредил американцев. И даже был горд этим поступком.

- Вряд ли Гавриил Харитонович раскрыл американцам такую уж большую государственную тайну. Борис Ельцин публично называл Билла Клинтона своим другом и даже, как позже стало известно, в 1996 году просил у президента США миллиард долларов на выборы. Какие могут быть тайны между друзьями!  В то время отношения между американским Белым домом и Кремлем были очень доверительные, по крайней мере с нашей стороны.

- Перечитайте книгу  Михаила Полторанина «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса», который был вице-премьером и сторонником Ельцина, а потом, на пенсии,  под впечатлением от нравов правящего закулисья пересмотрел свои взгляды. Там четко сказано, что  миллиард Ельцин просил после того, как заявил о  «жупеле коммунизма» и, по сути дела, «встал» перед Клинтоном на колени. А вот в 1996 году - на выборную кампанию  Ельцина деньги просила уже семибанкирщина -  олигархи. Причем львиная доля им же и досталась.

- Это уже детали. Важно, что были и транзакции, и коробки из-под ксерокса, а, как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому о самостоятельности российской власти в 1993 году говорить просто не  приходится. Так кто же придумал лозунг «Армия вне политики!» -  это импортный «товар» или отечественная разработка?

- У нас был замначальника Главного политического управления Советской армии  и Военно-Морского  Флота генерал Дмитрий Волкогонов, который отвечал за идеологию и в советские времена был известен скучными работами об армии и руководящей роли партии, об армии и государстве и прочей тягомотиной.

Вот он и претворял в жизнь линию о том, что армия якобы вне политики. Лучшего способа нейтрализовать армию, отстранить ее от общественных процессов,  не придумать.

- В конце концов и ГлавПУР расформировали…

- Тут надо разбираться. На самом деле это управление не было расформировано, а переформатировано и переименовано в Главное управлением воспитательной работы, но роль его стала не такой значимой.

- А теперь вот Главное политическое управление снова, так сказать, в боевом строю. И при полномочиях. Чем обусловлена такая «реинкарнация»?

- Все потому, что в условиях гибридных войн информационно-психологическая составляющая  носит достаточно объемный, а где-то даже и решающий характер. И уже никто не сомневается, что сегодня на всех уровнях против нас ведется информационно-психологическая война. Можно сказать, на уничтожение. Некоторое время назад по одному поводу я попытался узнать, участвуем ли мы в этой войне. Мне отвечают: а как же, конечно, участвуем!  И тогда я задаю самый простой вопрос: если мы участвуем, то где наш штаб, где теория искусства ведения информационной войны, где наставления, инструкции, кто командует, кто отвечает за результат? Вопрос очень серьезный, но пока я ходил по кругу, меня отсылали из одного ведомства в другое, и только в Минобороны подтвердили: да, занимаемся информационной войной, но только в пределах своих полномочий, а кто в масштабе страны, этого, дескать, не знаем…

И вот появился ГлавПУР.  Мне представляется, что  именно Главному  политическому управлению предписано стать штабной структурой государственного масштаба, которая будет  отражать наступательные информационно-психологические операции  и организовывать собственное наступление.

- Известно, какая репутация была у советского ГлавПУРа. И сегодня к этому слову отношение неоднозначное. Но, с другой стороны, информационная война - это инструмент государственной политики, а какая может быть у государства политика без государственной идеологии?

- Государственная идеология у нас  запрещена Конституцией.

- Вы абсолютно правы -  13-я  статья. Ну и как здесь быть? Ведь само явление запретить невозможно - даже по велению божьему.

- Ну не будут идеологию называть идеологией! Разве это так важно? Хотя идиотизм, конечно, полный. Девяностые годы, плоды которых мы сейчас пожинаем,  были кошмарными не только грабительской приватизацией, но и глупостью, непрофессионализмом людей, дорвавшихся до власти. Вот послушайте. В  декабре 1991 года получаем мы в Министерстве обороны так называемое Вискулевское соглашение (Беловежское соглашение. - «Звезда»). Приходит мой заместитель генерал-майор Дзюба Владимир  Антонович, смотрю,  у него даже очки запотели, и подает  трясущейся рукой текст: «Леонид Григорьевич, прочти одиннадцатую статью».

Я читаю,  и у меня  волосы тоже подымаются дыбом. А там черным по белому: с момента подписания настоящего соглашения в отношении подписавших стран отменяются все нормы третьих стран, включая СССР. Подчеркиваю, все нормы!

И это при том, что деятельность вооруженных сил от солдата до Министерства обороны регулируется пятью с половиной тысячами нормативных документов: начиная со Строевого устава и  наставлений по эксплуатации до закона об уголовной ответственности за воинские преступления. И все это с завтрашнего дня, получается, уже  не действует?.. 

Приглашаю к себе главного военного прокурора, председателя Военной коллегии Верховного суда, начальника Управления военных трибуналов и начальника нашего юридического факультета при ВИЯ. Даю им почитать и спрашиваю, какие будут их действия. Исполняющий обязанности главного военного прокурора генерал-лейтенант юстиции Леонид Михайлович Заика: «А что я должен теперь делать? Дела прекращаю, всех, кто у меня под следствием и под стражей, выпускаю». Председатель Военной коллегии Верховного суда генерал-полковник юстиции Николай Александрович Петухов: «М мне ничего не  остается делать…» И тогда я задаю вопрос: если сейчас какой-то командир дивизии, командарм или командующий войсками округа начнет бомбить Кремль, уголовные дела возбуждать будете? Мне отвечают: а на каком основании? Вот какая ситуация… По положению, Беловежское соглашение должно было быть объявлено приказом министра. Но мы понимали: если это произойдет, армия разбежится.

И мы решили спрятать это соглашение, чтобы даже мои заместители его не видели. По сути дела, тот документ, который появился в Беловежской пуще, давал возможность творить что угодно, не неся никакой ответственности.

Сергей Шахрай потом бравировал тем, что, дескать, это он своей рукой вписал в текст соглашения положение об отмене всех законов СССР. Вот какой профессиональный уровень. Что тут скажешь.

- Действительно, Советской армии со временем не стало, но ведь Российская армия никуда не разбежалась. По сей день жива и здорова. И весьма боеспособна, если судить по Сирии.

- В отношении армии нам удалось  поправить ситуацию. Прихожу  к маршалу авиации Шапошникову, которого после ГКЧП Горбачев назначил министром обороны, и говорю: «Евгений Иванович, вы знаете, что вы уже не министр обороны?» - «А кто я?» - «Указ о вашем назначении подписал Горбачев, а теперь он отменен». Шапошников:  «Как отменен?» Тогда я  ему показал текст соглашения и, так сказать, успокоил, что, дескать, не только он, но и все мы тоже теперь не при должностях.

После чего собрались и поехали с ним к Ельцину, которому Шапошников помягче, а я достаточно  жестко объяснил, почему он де-юре тоже  не Верховный главнокомандующий. И тогда появилось положение, согласно которому в отношении Вооруженных сил, где нет норм новой власти - Российской Федерации, продолжают действовать нормы Советского Союза.

- В общем, в определенном смысле вы провели работу над ошибками, которые допустили участники Беловежского соглашения, а потом защищали Верховный Совет с наградным оружием в руках.  А вот Павел Сергеевич Грачев, который оставил весьма заметный след в большой политике - и в 1991-м,  и в 1993 году,  как оценить его действия?

- Павел Сергеевич  останется в истории как бы в двух лицах. Герой Советского Союза, хороший командир дивизии, смелый, пулям не кланялся, и все, с кем воевал в Афганистане,  относятся к нему с огромным уважением. Когда стал замкомандующего Воздушно-десантными войсками, здесь тоже все было нормально. А вот в  политическом пуле он был не в своей тарелке - как и большинство тех, кто пришел в политику из войск. Для нас это была совершенно новая среда, где армейский принцип единоначалия уже не действует, где вместо войскового товарищества - преимущественно интриги. Не все были к такому готовы.

- Не стал бы так уж сильно идеализировать отношения в военной среде, но соглашусь: военное простодушие имело место быть, поэтому неудивительно, что Павел Сергеевич Грачев стал заложником ситуации - когда вынужден делать то, к чему сердце не лежит. Но приказ для военного человека - закон! Так заложено во всех, кто носит погоны, можно сказать, на молекулярном уровне.

- Вот именно -  заложником. Но здесь вот что еще получилось. Потом Грачев признавался и мне, и Игорю Дмитриевичу Сергееву (министр обороны, первый и единственный Маршал Российской Федерации. - «Звезда»), что у него не было команды профессионалов.  Дело в том, что когда Ельцин назначил Павла Сергеевича председателем Государственного комитета России по оборонным вопросам, то он попросил Шапошникова разместить комитет у себя в расчете, что вскоре Грачев станет заместителем министра, и надо подобрать ему команду. Шапошников согласился. Стали подбирать команду. И вот что я заметил. У руководителей всегда есть подчиненные, от которых хотелось бы избавиться. Начальники главных управлений Генерального штаба и  Министерства обороны - не исключение, и они спихнули Грачеву таких генералов и полковников, которые никому не были нужны. А тут такой случай представился…

Потом, когда Павел Грачев стал министром обороны, эти полковники за несколько лет выросли до генерал-лейтенантов и даже до генерал-полковников, но ни ума, ни интеллекта при этом  у них не прибавилось. К тому же Ельцин требовал лояльности, поэтому по службе особо стремительно продвигались те, кто во время застолья громче других кричал: «За нашего Верховного главнокомандующего как жахнем, жахнем, жахнем!»

- А вот в октябре 1993 года почему-то немного нашлось желающих   разгонять Верховный Совет по первой команде из Кремля.

- По сути дела, Московский военный округ отказался выполнять приказ Ельцина. Да и сам Грачев метался.

- Потребовал от Ельцина приказ в письменной форме.

- Не только он. Начальник Генерального штаба Михаил Петрович Колесников стал уговаривать командующего войсками Московского военного округа генерал-полковника Леонтия Кузнецова. Леонтий Васильевич  говорит: письменный мне приказ - куда идти, какие задачи! Через некоторое время начальник Генштаба перезванивает: «Леонтий Васильевич, министр обороны приказ такой не подписывает». - «Тогда дай директиву». - «Нет, - говорит Колесников, -  я подписывать директиву тоже не буду». Потом появляется некий представитель президента с полномочиями командовать войсками.  В Кантемировскую  дивизию сунется, в Таманскую, а  его везде посылают «нафиг». За ним прибывает заместитель министра обороны генерал-полковник Георгий Кондратьев, привозит какую-то бумагу  и начинает угрожать. Кузнецов ему в ответ: дескать, хочешь - садись и командуй… Непросто все это было. Но в конце концов Кузнецов все-таки поднял дивизии, но приказал остановиться у  кольцевой дороги и не переходить черту. Кантемировка не перешла, а вот Таманская дивизия, которой командовал будущий Герой России Валерий Евневич…

Командиры полков тоже заявили, что на Белый дом не пойдут, и тогда под обещания всяческих там меркантильных благ стали формировать офицерские танковые экипажи. Сформировали всего четыре.  Они и стреляли по парламенту, причем кумулятивными снарядами, а это избыточное давление - у людей раскалывались черепа. Но судьба этих офицеров, которые участвовали в расстреле Белого дома, была печальна: если не ошибаюсь, двое покончили с собой.

Но стреляли, повторяю, всего лишь четыре  экипажа, а не вся армия.

- Но ведь и четырех экипажей вполне хватило. И что мы получили в результате расстрела Белого дома?

 - После расстрела Верховного Совета в октябре 1993 года мы получили страну под внешним управлением - практически с полным подчинением Западу нашей внутренней и внешней политики. Уже не секрет,  что еще до роспуска Верховного Совета Ельцин позвонил Клинтону и попросил поддержку, если придется разобраться с парламентом «недемократическим способом». Клинтон ответил, что в США так непринято, и Ельцин будто бы даже обиделся: «Я думал, ты друг…» Через какое-то время - звонок из Вашингтона, и Клинтон ставит в известность, что он переговорил с видными конгрессменами, которые готовы поддержать Ельцина, если будет сделано что-то в «плане развития дружеских отношений и снижения ядерной угрозы».

Тогда за океаном  были проблемы с ядерным топливом, и Клинтон предложил  Ельцину, если можно, продать США половину запасов оружейного урана. А Ельцин будто бы ответил: «Забирай весь!»

- Насколько известно, идея ядерного разоружения СССР путем выкупа у нас оружейного урана и «сжигания» его в реакторах американских АЭС появилась еще при Михаиле Горбачеве.

- Все правильно. А в 1993 году было подписано соглашение с правительством США «Об использовании высокообогащенного урана, извлеченного из ядерного оружия», и в обмен американцы поддержали государственный переворот. Проще говоря, оружейным ураном Ельцин рассчитался с США за политическую поддержку. И после этого в Вашингтоне будут говорить, будто это мы вмешиваемся в их внутренние дела?