Алчность собственников сгубила шахтёров

Во время обсуждения катастрофы в кемеровской шахте «Листвяжная» Владимир Путин ударил кулаком по столу. Негодование у него вызвал доклад министра труда и социальной защиты Антона Котякова о системе оплаты труда шахтёров. Президент заявил: «Мы все вместе должны создать такие условия, чтобы не было необходимости рисковать. Вот в этом был смысл наших решений в 2010 году». Так что имел в виду глава государства?

Закон на шахте писан кровью

Так повелось с советских времен, что все законы на производстве, и угольная отрасль не исключение, писаны кровью. После массовой гибели людей во время очередного ЧП ужесточались проверки, нормативы, наказывались виновные или те, кого ими назначили. 8 и 9 мая 2010 года на шахте «Распадская» с интервалом в четыре часа прогремели два взрыва метана. В этот момент под землёй находились 359 человек. Причём второй, более мощный взрыв прогремел, когда в шахту спустились спасатели. Погиб 91 человек. Кстати, по похожему сценарию развивались и нынешние события на «Листвяжной».

В тот момент Владимир Путин занимал пост премьер-министра, и по его инициативе Госдума вместе с Советом Федерации РФ и профсоюзом угольщиков «Углепроф» оперативно подготовила проект федерального закона №63160-5 «О внесении изменений в Федеральный закон "О государственном регулировании в области добычи и использования угля, об особенностях социальной защиты работников организаций угольной промышленности"» и Закон Российской Федерации «О недрах» (в части введения условий по проведению обязательной дегазации шахт). Принятие этих поправок должно было положить конец подобным подземным катастрофам, а их суть была для понимания предельно ясна: при превышении одного процента содержания метана в воздухе угольного забоя немедленно прекращать работу и проводить полное вентилирование шахты. Дело в том, что уже при четырёхпроцентной концентрации метан становится взрывоопасным и достаточно малейшей искры, чтобы произошла трагедия. Причём метан - газ коварный, ни цвета, ни запаха. Тот, что в наших кухонных плитах, чтобы сразу фиксировать утечки и не доводить до взрывов и пожаров - его одорируют тиолами - летучими веществами со специфическим «запахом газа». А в шахте он - невидимый враг.

Автор был свидетелем обсуждения этого законопроекта на профильном комитете Госдумы и наблюдал странную картину: за принятие закона стеной стояли депутаты, сенаторы и профсоюз угольщиков, а против были владельцы шахт, почему-то представители науки и уж совсем непонятно почему - представители профильных министерств. И это несмотря на указание их прямого начальника - главы правительства РФ - принять закон в максимально короткие сроки…

Эти чиновники заявили, что законопроект бесполезен, и дегазация штреков ничего не даст, а вот собственники шахт потеряют деньги из-за остановки добычи на полчаса, необходимых для проветривания и удаления метана. Что, дескать и так рентабельность шахт очень низкая, а будет из-за проветривания ещё ниже и посему вполне достаточно штатного вентилирования… И типа, что мы из-за принятия закона потеряем наши позиции экспортёров угля на внешнем рынке…

Наука же, в свою очередь, в качестве аргументов против дегазации привела требования Киотского протокола. Что эти поправки якобы лишат страну неких финансовых ресурсов, которые от исполнения данного протокола, возможно, поступят в страну в будущем. Другими словами, жизни шахтёров - это пустяк, а вот Киотский протокол - это очень важно!

Давайте скажем прямо - в таком лоббировании был более чем очевиден коррупционный интерес, и сколько владельцы шахт были готовы, извините за термин, «отслюнявить» чиновникам за неприятие закона и игнорирование указания Путина? - вопрос крайне занимательный. Понимая это, председательствующий на заседании - глава Комитета по энергетике Госдумы Юрий Липатов заявил этим «функционерам-коррупционерам» следующее: «Или завтра законопроект с вашими визами будет у меня на столе, или завтра ваши фамилии, как саботажников, будут на столе у Путина, и тогда вы вылетите с госслужбы с «волчьим билетом». И эта угроза подействовала. Закон был принят в июле того же года.

На сегодня в шахтах обязательны следующие нормативы:

• дегазация обязательна, когда работами по вентиляции невозможно обеспечить содержание взрывоопасных газов (метана) в рудничной атмосфере действующих горных выработок шахты в размере до 1%.
• дегазация угольного пласта обязательна, когда природная метаноносность пласта превышает 13 м/т сухой беззольной массы и работами по вентиляции невозможно обеспечить содержание метана в исходящей струе очистной горной выработки в размере менее 1%.
• дегазация выработанного пространства обязательна, когда концентрация метана в газопроводах и газодренажных выработках превышает 3,5%.
  
  Так в чём дело - нормативы приняты, а трагедии на шахтах продолжают происходить? Объяснение выглядит вроде и архаичным, но приемлемым: «Ну это же метан, и его прорыв в галереи горной выработки может произойти в любую минуту».

Бывают и такие случаи внезапности, однако в абсолютном большинстве трагедий виноваты не они, и обречённость шахтёров заключена не в этом. Главная причина трагедий - прямое и системное нарушение закона как со стороны руководителей шахт и начальников рангом ниже, так и рядовых работников.

Вот как пояснил суть работы в штреке работник «Листвяжной», когда его спросили о причинах трагедии: «Шесть, семь, восемь процентов метана - угольный комбайн едет. Начальник охраны труда говорит - ставьте на комбайн перемычки и езжайте дальше. А при двух процентах комбайн вырубается. Ну, типа, и что? Ставят перемычки и едут дальше. Приказ директора».

Вспоминаем про взрывной порог в четыре процента! То есть люди работали в заведомо гиблой зоне, прекрасно осознавая возможные последствия. Так что их толкает на это, помимо прямого приказа начальства?

Суперрентабельный бизнес: золотое дно одним и братская могила остальным

Для начала разберём - а так ли уж малорентабельна добыча угля, как заявляют владельцы шахт? Вот данные: цена фьючерсного контракта на уголь при поставках на хаб в Роттердаме 1 октября этого года достигла исторического максимума - 234 доллара за тонну. Предыдущий максимум был зафиксирован летом 2008 г., когда уголь стоил 218,5 доллара за тонну. Зададимся ещё одним вопросом - сколько один шахтёр ежемесячно приносит денег владельцу шахты и сколько он при этом зарабатывает сам? И вы сейчас очень удивитесь.

Деньги любят счёт

Производительность труда в отрасли составляет примерно 200 тонн в месяц на одного шахтера. Умножаем этот объём на цену за тонну и получаем, что шахтёр приносит владельцу более 46 800 долларов, или 3,41 миллиона рублей. А теперь шокирующая цифра: средняя зарплата шахтёра в России составляет 42-43 тысячи рублей. Значит от им созданной для владельца стоимости он получает 1/80 часть!

А не жирно кто-то снимает пенок?! И какие при этом вообще могут быть рассуждения о низкой рентабельности шахт? Это золотое дно и одновременно братская могила, постоянно ждущая всё новые жертвы. То, что это весьма маржинальный бизнес, говорят и происходящие время от времени попытки рейдерских захватов шахт. В малорентабельный бизнес рейдеры принципиально не лезут, слишком велики издержки по захвату чужого бизнеса.

А теперь о том, почему шахтёры рискуют. Проблема в том, что их зарплата складывается из небольшой базовой части (40 процентов) и сдельной выработки (60 процентов). Поэтому чтобы принести домой хоть какие-то приемлемые деньги, они, что называется, «рубают уголёк» и «выдают его на-гора», откровенно закрыв глаза на собственную безопасность.

Полученные таким способом высокие производственные показатели вполне устраивают собственников шахт, так как гарантируют им сверхприбыли, по сравнению с которыми чужая жизнь - копейка, и потому особо перенапрягаться с техникой безопасности им было как-то не с руки.

И о масштабе проблемы. По данным ЦДУ «ТЭК» по состоянию на 01.01.2021 года добычу угля в Российской Федерации осуществляли 179 угольных предприятий, в том числе 58 шахт и 121 разрез. Метаноопасными считаются примерно 48% шахт в стране. То есть проблема безопасной работы под землёй касается десятков тысяч человек. При этом помимо метана в воздухе шахт присутствует и угольная пыль.

Это сочетание при достижении взрывоопасной концентрации обладает мощным разрушительным действием, попутно выжигая в штреках при взрыве весь кислород и не оставляя шахтёрам вообще никаких шансов. В связи с этим в ряде стран метаносодержащие угли просто не разрабатывают. Мы этого не можем себе позволить, так как тогда останемся без особо ценных углей, в том числе углей энергетических.

В целом же проведение системной политики по безопасной работе под землёй должно включать в себя Три (!) уровня безопасности. Во-первых, это соблюдение закона о дегазации и детально в нём расписанных нормативов. Во-вторых, обязательный жесточайший контроль за исполнением данных нормативов со стороны регуляторов. И, в-третьих, строгая ответственность всех членной трудового коллектива: от рядового шахтёра до директора шахты. Не секрет, что взрывы были и по причине категорически запрещённого под землёй курения.

«Гномики ещё накопают!»

Эта презрительная фраза, сказанная в 1990-х годах одним из олигархов «чубайсовского розлива», была объяснением нерациональных трат на увеселительные корпоративы в Норникеле, и полностью характеризовала отношение тогдашних владельцев бизнеса к горнорудным рабочим. У нынешних владельцев «Листвяжной», да и многих других шахт, отношение к своим шахтёрам вероятно ничуть не лучше. Так называемые эффективные менеджеры, которых в народе именовали «чубайсятами», в погоне за сверхприбылями свели на нет в масштабах страны охрану труда и сделали кровь рабочих питательной средой для своего благосостояния и карьеры.

Вспомним аварию на Саяно-Шушенской ГЭС в 2009 году. В компании «Русгидро» на тот момент не было даже должности главного инженера, зато в достатке было директоров по маркетингу, финансам, экономике, кадровой политике и корпоративной культуре. «Корпоративная культура» вообще стала синонимом производственно-технологического бескультурья из-за того, что она целиком завязана на так называемой «лояльности», то есть круговой поруке, и вовсе не предполагает на производственных должностях обязательного багажа профессиональных знаний.

Та авария на ГЭС убила 75 сотрудников станции, причём погибли целиком бригадами турбинисты, энергетики, ремонтники, токари, слесари, плотники и даже смена уборщиц. Восстановление станции обошлось государству в 40 миллиардов рублей. А причина аварии та же, что и на «Листвяжной», «Распадской» и прочих местах промышленных катастроф с особо тяжкими последствиями - это алчность и некомпетентность владельцев.

Второй гидроагрегат на станции давно нуждался в ремонте и поменять на нём надо было всего лишь шпильки крепления верхней крышки. Но ремонт - это простой и приостановка денежного потока, посему останавливать гидроагрегат запретили под угрозой увольнения. Выжимали из ещё советского оборудования последнее. И выжали… Был бы на тот момент в руководстве «Русгидро» человек, разбирающийся в устройствах турбин и особенностях их эксплуатации, к кладбищу в пристанционном посёлке «Черемушки» не прирос бы за один раз участок в 75 могил, а государство не изыскивало бы внеплановые 40 миллиардов рублей на ликвидацию ущерба.

А каков выход?

На самом деле он прост. И дело не в новых законах и нормативах, ведь алчные владельцы их всё равно или проигнорируют, или обойдут. Даром что ли их юристы хлеб едят?

Решение другое - надо объявить жизнь рабочего высшим экономическим приоритетом и при массовых катастрофах вводить против владельцев драконовские штрафы, например, в 100 миллионов рублей за одного погибшего.

Чтобы именно владелец шахты, а не наёмный её директор, знал, что его алчность гарантированно сделает его банкротом.

И второй момент - на должность директоров опасных производств назначать только лиц с профильным производственным образованием.

Эта практика безукоризненно работает в «Росэнергоатоме». Там на должность директора АЭС никогда не назначат «эффективного менеджера» с разносторонними финансовыми «дарованиями», но без нужного профессионального опыта. Так как это не только экономика и бизнес, но и огромный риск. Человек должен пройти обязательные ступени инженера, ведущего инженера управления реактором, начальника энергоблока, заместителя директора и только потом - директора. И в этом рецепт безопасной работы.

Кстати, у фигурантов дела о взрыве на «Распадской» в прошлом году вышел срок давности и все восемь обвиняемых в гибели 91 человека были освобождены от уголовной ответственности. За 10 лет работы следствие не сумело подготовить обвинительное заключение для передачи в суд. Проблема была в том, что тогда ещё не действовал закон о дегазации 2010 года, и ответственность руководителей была очень размыта. Будут ли такие же «перспективы» заволокитить уголовное дело о гибели на «Листвяжной» - покажет время. И тут одним ударом кулака по столу не обойтись...