Продолжение диалога России с Западом: война или мир?

Несмотря на предполагаемое содержание письменного ответа Вашингтона, надо отметить, что последний «тур» переговоров России и США по поводу деэскалации международной напряжённости оставил у комментаторов различные, зачастую прямо противоположные впечатления -  от констатации бессмысленности до декларации безоговорочной победы одной из сторон. И вряд ли истина в данном случае находится посредине. Скорее, она пребывает вообще в иной плоскости, поскольку задачу непременно «победить» ни одна из сторон, вероятно, и не ставила. Хотя, конечно, тот факт, что США всё-таки согласились, пусть и с многочисленными оговорками, обсуждать «немыслимое» предложение Москвы, что сами переговоры стали ничьёй с моральным и дипломатическим перевесом Москвы, уже о чём-то говорит.

Но тактический эффект и результаты переговоров не должны отвлекать нас от того стратегического контекста, в котором диалог начинался. Этот контекст будет сохранять политическую актуальность существенно дольше, чем все политико-пропагандистские достижения, сделанные в процессе подготовки переговоров и после них. 

Политическая пауза как приемлемый результат

Несмотря на все осуществлённые Вашингтоном после самой встречи информационно-компенсирующие действия, морально-политический перевес Москвы бесспорен. Хотя бы потому, что её позиция содержала вполне органическую конструкцию долговременной стабилизации, чего не было в заявлениях США и их сателлитов. Конечно, ни США, ни тем более коллективный Запад не готовы принять российские предложения, в особенности - идею «зон интересов». Но США, как теперь стало очевидно, уже готовы обсуждать сам факт наличия у Москвы долгосрочных интересов, что является фундаментальным сдвигом по сравнению с ситуацией двух-трёхлетней давности.

Но перевести этот тактический перевес в ощутимые политические дивиденды, оставаясь только в информационно-политической и дипломатических плоскостях, невозможно. Что и доказали события ноября 2021 - января 2022 годов, которые справедливо было бы назвать «смотром возможностей» сторон.

А попытка в «миттельшпиле» «поджечь Казахстан» чужими руками откровенно отражала понимание в Вашингтоне и у его ближайших союзников слабости собственной переговорной позиции. Равно как и последующие попытки активно «помахать руками после драки» уже на встрече Россия-НАТО.

Но вопреки сложившейся точке зрения, ультиматумом на самом деле было не российское предложение, не предполагавшее в действительности ухудшение положения США ни в сфере безопасности, ни в экономике. Ультиматумом был американский ответ на российские инициативы, обозначавший прямую и явную угрозу перехода к неограниченной конфронтации с Москвой. И чрезмерная декларативность этого ультиматума, его явная ресурсная нефундированность, а также и непредсказуемость последствий применения наиболее «жёсткой» части санкционного пакета - всё это говорит о том, что США явно рассчитывали на то, что Россия уже в ходе переговоров пойдёт на принципиальные уступки, которые позволили бы Вашингтону триумфально объявить встречу своим безоговорочным успехом.

Однако ситуация нарисовалась любопытная. С одной стороны, у Запада не хватило аргументов, чтобы их пропаганда материализовалась, с другой - Вашингтон не поверил в слова Москвы о наличии у неё «военно-технических» вариантов ответа, создающих для США контругрозы. Или, что также возможно, американцы сделали вид, что не поверили. Как результат, возникшая ситуация более всего напоминает попытку срочно взять паузу вопреки требованиям Москвы о необходимости относительно быстрого ответа на её предложения.

Оперативную паузу всегда можно использовать для переконфигурирования ресурсов, и ничего противоестественного в ней нет. Но она не может быть слишком долгой, это с одной стороны, и предполагает возврат к диалогу на практически существенно более фундированных позициях, с другой. Дальнейшее управление ситуацией в русле информационных манипуляций, как это пытался делать Вашингтон до последнего момента, уже невозможно. Особенно в силу публичной демонстрации Россией своих военно-логистических возможностей во время стабилизации ситуации в Казахстане.

Если Вашингтон и Москва (но прежде всего, конечно же, Москва) решат оставаться в пространстве дипломатических и политических шагов, то вполне вероятно, что всё завершится «развязыванием» российского пакета и достижением частных договорённостей об ограничении развёртывания наиболее дестабилизирующих систем. Что само по себе неплохо, поскольку это будет первый практический шаг в деэскалации военно-политической ситуации за последнее время.

Совершенно очевидно, что повышение порога применения ядерных субстратегических вооружений (обычных и ядерных) с минимальным подлётным временем является для России благом, если, конечно, такая договорённость не будет сопряжена с диспропорциональными военно-политическими или военно-техническими уступками. Как это было, например, при заключении соглашения о ракетах средней и меньшей дальности в эпоху горбачёвской капитуляции.

Уроки Женевы против «духа Женевы»

После встречи Владимира Путина с Джозефом Байденом в июне 2021 года было много разговоров о возникновении некоего «духа Женевы», якобы позволяющего выйти на конструктивный диалог между нашими странами. И нельзя сказать, чтобы эти разговоры не имели под собой основы. Но увы, «дух Женевы», то есть некая политическая атмосфера, дававшая возможность разговаривать по существу, был погребён под горами пропаганды и нелепых до цинизма обвинений в адрес России. Так что российские предложения по стратегической стабильности, по сути, и были попыткой вернуться к тому самому «духу Женевы» после долгих месяцев политической оголтелости. Но нравится это нам или нет, а «дух Женевы» столкнулся с очевидными реалиями, свидетельствующими о существовании неких специфических рамок, в которые заключены добрые намерения. Поэтому реализовать их непросто.

Отметим несколько принципиальных «уроков Женевы», отчасти, сформулированных российской стороной уже постфактум:

• Любые результаты переговорного процесса в сегодняшних условиях могут быть только промежуточными, то есть ситуативными. США пока не готовы по разным причинам, в том числе в силу традиционных отношений со своими союзниками, выходить на долго- и даже среднесрочные договорённости с Россией. И вряд ли будут на это способны в обозримой перспективе.
• Проблема «переговорного партнёра» остаётся острой как никогда. Даже в ходе нынешнего относительно короткого по времени переговорного раунда мы увидели настолько очевидную многовекторность в позиции руководства США (и не только по линии «госсекретарь Энтони Блинкен - помощник президента по национальной безопасности Джейк Салливан»), что это принципиально сокращает возможности любого мало-мальски доверительного разговора. При этом не до конца понятно, с какой группой в американском руководстве стоит вести переговоры: позиции группировок определяются преимущественно ситуативно и слишком отражают внутреннюю нестабильность американской политики и бюрократической системы.
• Взаимодействие с современными США и любой переговорный процесс с ними в современных условиях являются «фиктивно многосторонними». Безусловно, договорённости могут достигаться только с США, но американцы в качестве инструмента политических манипуляций будут стремиться привнести элемент «коллективности» в принимаемые решения. Задача России - не дать США легитимизировать формат «коллективный свободный мир против России», и это очень сложная политико-дипломатическая задача.
• Переговоры не отменяют и даже не замораживают для нынешнего Вашингтона практику враждебных действий, в том числе и военно-силовых. Напротив, стратегия «двух дорог» - переговоры и одновременно постоянно усиливающееся давление на оппонента - становится основой американской политики. Причём создаётся впечатление, что переговоры - вторичный компонент. Если бы целью было согласие сторон, тогда не было бы никакого смысла вбрасывать в разгар переговорного процесса тезис о вступлении Финляндии и Швеции в НАТО.
• Едва ли можно сегодня говорить о существовании в США такого важнейшего политического института, как «элитный консенсус». Поэтому коридор возможностей у американского политикума крайне узкий. Даже уже принятое на высшем уровне решение в условиях элитного раскола сталкивается с непреодолимым информационным противодействием.

Таким образом, главный «урок Женевы» - исключительная ситуативность и оппортунистичность, в классическом понимании этого термина, американской политики, стремление к максимизации сиюминутного выигрыша.

Поэтому России ничего не остаётся, как выходить на среднесрочный горизонт планирования, если долгосрочная стабилизация двусторонних отношений невозможна… Иными словами, противоречия между тактикой США и России почти антагонистические. А значит, ситуацию может выправить только осознание некоего общего стратегического интереса.

Глобальная неуверенность как двусторонняя реальность

В более широком геополитическом контексте нынешнее положение настолько нестабильно и настолько подвержено манипуляциям «третьих», а иногда и «четвёртых» сил (если подразумевать под ними негосударственных участников системы международных отношений), что вряд ли может просуществовать долго.

Неустойчивость нынешней ситуации определяется четырьмя факторами:

• Переходным, неустоявшимся характером систем общемировых экономических и политических отношений, началом практических действий по формированию геоэкономических макрорегионов. Отсюда и возросшая роль «третьих» и «четвёртых» сил, остающихся пока главными бенефициарами напряжённости крупнейших держав. И главной проблемой России в этом контексте является отсутствие определённости в её видении самой себя в новом геоэкономическом и геополитическом пространстве.
• Неустойчивостью или кажущейся неустойчивостью внутренней ситуации в ключевых странах. Большинство игроков рассчитывает на ослабление конкурентов. Надежды на ослабление Москвы в значительной степени определяют отношение коллективного Запада к диалогу с Россией, находящейся, по мнению Запада, на грани глубокого системного кризиса, который должно критически усилить наращивание санкционного давления в отношении российской элиты. Отметим, что истерическая реакция целого ряда европейских стран на российские предложения вызвана как раз ощущением внутренней неустойчивости и критической потребности во внешних инструментах стабилизации. 
• Отсутствием в американской элите окончательного консенсуса относительно флагманских направлений внешней политики и, в особенности, геоэкономического развития на горизонте после 2028 года. Последнее обстоятельство является одним из наиболее значимых источников стратегической неопределённости и кризиса в отношениях с Россией, особенно учитывая политический вес евроатлантистов в американской элите.
• Военно-силовыми и военно-техническими действиями третьих стран, причём последнее - военно-технические действия, такие как испытания новых видов вооружения - ситуативно становится не менее важным, нежели попытки новых центров силы укрепиться пространственно. Пока США и Россия действуют в условиях относительного комфорта - это когда новые виды вооружений обсуждаются «в узком кругу». Но как показали испытания в КНДР якобы гиперзвуковой ракеты, такое положение может оказаться недолговечным.

Российско-американские переговоры января 2022 года пока никак на эти факторы не повлияли. Сверх того, с большой долей вероятности укрепили внешних игроков в ощущении, что стабилизация российско-американских отношений в ближайшей перспективе невозможна, а значит возможно дальнейшее усиление собственных позиций, основанное на эксплуатации международных противоречий.

Но насколько долго хватит ресурсов для серьёзных практических, если хотите, «пространственных» действий у всех участников политического и дипломатического процесса, а не только у России и США? Вряд ли фактор ресурсов в ближайшее время смягчится для любого из глобальных или региональных игроков. Например, горизонт возможностей для Турции и Германии будет только сужаться.

Вторая попытка. Условия для успешного диалога

Чем всё закончится, только Богу известно. Но, оставаясь убеждённым оптимистом, хотелось бы верить, что стороны, прежде чем пускать в ход другие, более разрушительные, аргументы, ещё раз окажутся за столом переговоров. И уже сейчас, с учётом работы над ошибками, можно обозначить четыре важнейшие позиции, способные определить характер диалога между Москвой и Вашингтоном в дальнейшем.

Первое. Необходимо чёткое формирование предмета переговоров. Конечно, это замечание в первую очередь к США, нацелившимся «заболтать диалог», похоже, не вполне здраво оценивая последствия подобной тактики. Но и Россия должна более чётко артикулировать, что она хочет от США, не боясь при этом обидеть так называемых «равноправных партнёров» Америки. Что же касается идеи о возвращении стратегической ситуации в Европе в 1997 год, то она не представляется безусловно продуктивной хотя бы потому, что и сама Россия далеко ушла от состояния, когда она находилась в системном кризисе, представляла из себя не до конца сформировавшуюся государственность с элементами гражданской войны внутри. Теперь у страны есть возможность «исправить географию» и другими средствами.

Второе. Характер системы власти в США должен оцениваться как долгосрочный фактор неопределённости, обостряющийся кризисом политических институтов. Но Россия может и должна потребовать у Вашингтона доказательств устойчивости механизмов принятия военно-политических решений и решений в сфере применения стратегических вооружений. Россия вправе добиваться от Вашингтона большей прозрачности и верифицируемости договорённостей. 

Третье. Необходимо, чтобы Вашингтон «привёл в чувство» своих сателлитов и союзников. Дестабилизирующее поведение ряда подручных США становится опасным и для Вашингтона, которому пора бы уже продемонстрировать способность управлять союзниками, а то иногда получается наоборот. 

Четвёртое. Необходимо дальнейшее укрепление российской государственности и интеграционных процессов в Евразии, что позволит до известной степени - хотя вряд ли полностью - дезавуировать надежды значительной части политиков и экспертов в Вашингтоне на дальнейшую политико-экономическую деградацию России.

Если же говорить о ситуации непосредственно в пространстве российско-американских отношений, то главная проблема - недоверие и наличие многочисленных иллюзий относительно перспектив развития России, генерированных по большей части навязчивой русофобской пропагандой.

И вряд ли этот фактор в обозримой перспективе отпадёт. Напротив, агрессивная русофобия, как инструмент западной политики, никуда не денется. А степень её неадекватности будет напрямую зависеть от интенсивности внутренней борьбы в американской элите.

Так что надеяться можно и на лучшее, но готовиться надо к худшему. Такие уж соседи по планете нам достались.