Эльтигенский десант. Подвиг длиною в 50 строк

С билетом в один конец

Отец работал над очерком о Днепрогэсе, когда услышал об объявлении войны. В тот же день, 22 июня 1941 года, отдав в редакцию уже никому не нужный материал, ушёл добровольцем на фронт - стал военным корреспондентом газеты 18-й армии «Знамя Родины». По его словам, репортёры тогда делились на две группы: одни больше отсиживались в тылу, собирая материал в штабах и беседуя с ранеными в госпиталях. Другие не вылезали с передовой, ходили в атаки вместе с героями своих репортажей и нередко погибали в бою.

Сегодня их имена выбиты на мраморных досках Центрального Дома журналистов на Никитском бульваре в Москве. Фамилия моего отца идёт пятой в списке на памятнике героям Эльтигенского десанта под Керчью. Но отец старался не вспоминать войну и на мой детский вопрос «Сколько фашистов ты убил?» никогда не давал прямого ответа: «Кто скажет, какая пуля настигла врага, а какая пролетела мимо?»

...Уходя на войну, он почему-то решил, что живым не вернётся. Стоя в очереди в военкомат, в трагическом 1941 году так, наверное, думали многие. Вот и он постарался успеть одним днём закончить все дела в мирной жизни, а рукописи раздал на хранение знакомым. После войны узнал, что с приходом немцев многие, испугавшись обысков, их сожгли. И только в конце 1950-х одна знакомая разыскала отца уже в Москве и вернула рукопись его первой книги «Какой простор!», которую сумела сохранить в оккупированном Харькове. Так один из четырёх экземпляров книги всё-таки возвратился к автору. А вот писать книги на войне времени, конечно же, не было. После армейской газеты «Знамя Родины» Сергей Борзенко служил в газете 1-го Украинского фронта «За честь Родины», а затем в главной партийной газете «Правда», где проработал 28 лет - до конца жизни.

Одним из ярких эпизодов его фронтовой биографии стала Керченско-Эльтигенская операция (ноябрь 1943 года). По рассказам отца, накануне он отправился на остров Тузла (песчаная коса в Керченском проливе), где по нашему плацдарму мощные удары наносили немецкие бомбардировщики. Там он простыл, с температурой вернулся в редакцию и попал прямо на «летучку». При этом его удивило напряжение на лицах коллег, когда ответственный редактор Владимир Верховский сказал, что кто-то из сотрудников должен пойти с десантом в Крым. И почему-то все, не сговариваясь, повернулись в сторону Борзенко, который заявил, что готов. «Я резервирую для вас место на первой полосе и жду от вас 50 строк о высадке», - распорядился Верховский.

Борзенко выпил два пакетика с порошком пирамидона - сильно болело горло, а гимнастёрка промокла от липкого пота. Но градусника не было, да и мерить температуру он не собирался. Приготовил вещи, получил патроны к автомату и непромокаемую плащ-палатку. Отец уже знал, что уходит с отвлекающим десантом и что основная высадка состоится в другом месте. По сути, это был билет в один конец.

Живые и мёртвые 

По словам отца, он тогда написал близким и друзьям короткие письма, в которых попрощался и дал указания, что нужно сделать с его рукописями. А когда зашёл в редакцию получить последние напутствия, обратил внимание, что коллеги как-то странно на него смотрят. Так обычно смотрят на тех, кто уходит навсегда.

Из наградных документов отца я потом узнал детали того самого редакционного задания:

«…майор а/с С.А. Борзенко прибыл в расположение войск 318-й Новороссийской стрелковой дивизии, в батальон морской пехоты капитана Н.А. Белякова. По замыслу командования, он шёл на острие атаки при высадке. На мотоботе №10 корреспондент в составе первого десантного отряда морских пехотинцев в ночь на 1 ноября 1943 года вышел в бурные воды Керченского пролива».

Отец рассказывал, что тогда их окружала кромешная темнота и свист ветра. И только еле уловимый звук монотонно работающих двигателей идущих рядом десантных катеров давал понять, что они не одни в море. Ледяные волны захлёстывали бойцов, стоявших плотно прижавшись друг к другу - так было теплее. Но сильно перегруженный мотобот сидел в воде низко, и все сразу промокли до нитки.

Противник обнаружил катера ещё на подходе к берегу и встретил десант плотным пулемётным и артиллерийским огнём. Как вспоминал отец, убитые от тесноты не падали и стояли вместе с живыми, закрывая их своими телами от пуль и осколков. Многие катера сели на мель метрах в сорока от берега, поэтому высаживаться пришлось в ледяную воду напротив немецкого дзота, из которого бил пулемёт.

Уже на берегу десантники «упёрлись» в заграждения из колючей проволоки. Выжидать было смерти подобно, и морские пехотинцы, сделав под огнём проходы в заграждениях, пошли вперёд. Пересекли минное поле, обошли дзот и забросали гранатами.

При высадке под Эльтигеном отцу повезло - отделался царапиной над виском. А ещё, вспоминая тот памятный рассвет, он рассказал, что несколько раз поскользнулся на прибрежной гальке, которая была залита кровью морских пехотинцев из его батальона.

Репортаж на трофейных квитанциях

Уже в пылу боя Борзенко, уложив из автомата двух фашистов, заскочил в немецкую землянку и когда при свете керосиновой лампы разглядел на столе тетрадку - оказалось, это книжка, сброшюрованная из квитанций на сдачу офицерского белья в стирку. Сразу же вспомнил о редакционном задании. Он достал карандаш и на обороте квитанций набросал корреспонденцию в 50 строк, как и просил редактор. Поставил заголовок: «Наши войска ворвались в Крым», вырвал написанные листы, завернул их в противоипритную накидку и выбежал наружу. К этому времени все катера уже отошли, у берега оставался всего один мотобот, уткнувшийся в песчаную банку. Борзенко усадил в него связного Ивана Сидоренко, передал ему пакет и вернулся к бойцам, штурмующим немецкий дот.

Связной, к счастью, добрался до таманского берега, и заметка о высадке была опубликована без какой-либо правки. Но пока Борзенко набрасывал текст, в живых никого из офицеров в отряде не осталось. «Командуй!» - сказали Борзенко. - «Я не могу, я ведь журналист!» - «Ты майор, командуй!..»

Подняться с гальки мешали немецкий пулемёт и колючая проволока, и отец понял: если они не уничтожат дот и не займут первую линию немецких окопов, их сбросят в море. Писатель и коллега по фронтовой журналистике Борис Полевой позже вспоминал: «В завязавшемся бою командиры погибли, и Борзенко, как старший по званию, принял командование на себя. И до того, как подоспели подкрепления, он очень толково руководил обороной маленького, как говорят военные, пятачка на прибрежной полосе».

Майор Борзенко должен был всего лишь передать информацию о высадке десанта, но вышло так, что семнадцать дней плечом к плечу с морскими пехотинцами удерживал плацдарм, успевая между вражескими атаками отправлять заметки на Большую Землю. Он бы так и продолжал сражаться на этом крохотном пятачке отвоёванной у врага суши, если бы не приказ вернуться в редакцию.

В настоящее время трофейная квитанционная книжка с вырванными семью листочками хранится в Керчи, в музее истории Керченско-Эльтигенского десанта. Исписанная «экономным» почерком отца, она сохранила историю всех последующих дней героического десанта, первым высадившегося на крымский берег. А я долго искал её среди фронтовых блокнотов отца. Обычно корреспонденты брали несколько листков бумаги и складывали их так, чтобы они помещались в кармане гимнастёрки. Такие есть и в архиве отца. Но почему он в тот раз не запасся бумагой или блокнотом? Потом, когда читал его репортаж, понял: при высадке он промок с головы до ног, настолько, что бумага раскисла. А тут трофейная книжка с квитанциями на сдачу в стирку офицерского белья... Лучше любого блокнота!

Золотая звезда № 2804

О том, чем журналисту пришлось заниматься на «Огненной земле» лучше всего рассказали строки его наградного листа:

«В силу сложившейся обстановки и большой убыли офицерского состава майору Борзенко вместе с майором Ковешниковым и майором Мовшовичем, как старшим по званию, пришлось лично участвовать в руководстве боем десантного отряда. Когда немцы бросили в контратаку танки, прорвавшиеся на 100 метров к командному пункту отряда, Борзенко вместе с офицерским составом отбивал гранатами в передовой цепи подошедшие танки, лично показывая пример и руководя бойцами. Всё время, находясь в десанте, Борзенко лично участвовал в отражении непрерывных контратак противника, число которых в первые дни доходило до 17-19. Несмотря на тяжёлые условия десанта, Борзенко выполнял и свою непосредственную обязанность военного корреспондента армейской газеты «Знамя Родины». Его корреспонденции, доставляемые живой связью и по радио, исчерпывающе информировали о положении в десанте…»

А Москва в те дни напряжённо ждала сообщений о высадке наших войск в Крыму. Но докладывать было нечего: из-за шторма основной десант не смог достичь керченского берега, а с группой морской пехоты, высадившейся под Эльтигеном, отсутствовала связь. Впрочем, свою задачу они уже выполнили - оттянули силы врага с направления главного удара, а сами по всем расчётам вряд ли могли остаться в живых. Поэтому, когда газета 18-й армии вышла с заголовком «Наши войска ворвались в Крым», новость эта прозвучала на всю страну.

Оказывается, Эльтигенский десант, который в Ставке уже считали погибшим, смог зацепиться за крохотный пятачок земли и продолжает держать его, ведя ожесточённые бои. В конце текста стояла подпись: «С. Борзенко. В ночь на 1 ноября. Берег Крыма (Материал доставлен связным рядовым И. Сидоренко)». По сути эта заметка стала первым боевым донесением с захваченного плацдарма.

В период ожесточённых боёв на плацдарме Борзенко сумел передать на Большую землю несколько репортажей - «День первый», «День второй», «День третий»... Все эти материалы, как и самая первая заметка, были также доставлены «живой связью». Первый доставил в редакцию раненый в ногу капитан Николай Ельцов, которого эвакуировали в тыл. Репортаж о втором дне Борзенко послал с раненым майором Кушниром - листы с репортажем были найдены среди его документов, когда тело офицера волны вынесли на таманский берег. Очевидно, Кушнир затонул вместе с мотоботом, напоровшимся на немецкую мину.

За героизм и мужество, проявленные при высадке десанта на Керченский полуостров, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года майору административной службы Борзенко Сергею Александровичу было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№2804). Он стал единственным журналистом, награждённым высшей наградой Родины в годы Великой Отечественной войны.

Однажды по своим журналистским делам я оказался в Центральном архиве Минобороны России и попросил показать представление на награждение отца Золотой Звездой. Старый зеленоватый листок поразил меня резолюциями, которые перечёркивали одна другую: «Представить к Звезде Героя», «Представить к ордену Красного Знамени», «Представить к Звезде Героя»... Видимо, для старших военных начальников представлять журналиста к такой награде было непривычно...

Когда окончилась война 

Как-то, отдыхая в Крыму, отец захотел побывать в зоне высадки у посёлка Эльтиген. Он работал тогда над 5-й книгой «Землетрясение» - эпопеи, посвящённой войне, дописать которую так и не успел из-за тяжёлой болезни. Ему требовалось вспомнить пережитое, но когда мы с ним туда прибыли, он увидел, что на месте политого кровью плацдарма теперь пляж и праздные курортники.

Мы долго бродили вдоль берега, отец искал место, где располагалась та самая немецкая землянка, но так и не нашел его, хотя окопы, размытые дождями за все эти годы, ещё угадывались.

- Посмотри, сколько ржавого железа и осколков до сих пор выталкивает земля, - сказал он тогда. Представляешь, если я вдруг наступлю на старую мину! Через столько лет смерть могла бы меня догнать…

Из Керчи мы вернулись в Коктебель, в Дом писателей, где отдыхали. Официантки в столовой каким-то образом узнали, что отец спецкор «Правды», подходили и напрямую спрашивали: «Когда вы Крым вернёте в состав России, мы уже устали от Украины». Это был 1969 год.

Из Крыма поездом поехали в Киев, где отец хотел повидаться с писателем Андреем Малышко, с которым их объединяла война и давняя дружба. На даче Малышко не оказалось и мы несколько часов прождали на соседнем участке, тоже писательском. Этот странный «писменник» в украинской вышиванке и круглой соломенной шляпе презрительно молчал, избегая с нами разговора. Не предложил даже стакана воды в жаркий день. Так и не дождавшись Малышко, вернулись в Киев. По дороге отец сказал: «Рано их выпустили из лагерей после смерти Сталина. Эти бандеровцы ещё доставят нам проблем…»

И всё-таки именно высадка под Эльтигеном стала главным сражением отца, хотя на его долю выпадет ещё немало фронтовых дорог: война в Корее, события в Праге, конфликт на Даманском и ещё много чего, о чём так и не напишут в газетах. Но он всегда говорил, что журналист должен быть честен перед теми, с кем вместе идёт в бой. 

Судьба так сложилась, что я тоже стал военным журналистом, в чём-то повторив судьбу отца. Работал на двух чеченских кампаниях, ходил в Буденновскую больницу к террористу Басаеву, освещал войну в Югославии, Ираке, Ливане, Южной Осетии. А недавно, перебирая старые отцовские записные книжки, нашёл среди них фронтовые карты боёв за Украину в Великую Отечественную. И был удивлён: сегодняшняя линия боевого соприкосновения проходит ровно по тем же рубежам, на которых стоял вермахт в 1943-1944 годах.

Получается, мы воюем с фашистами на том же месте уже не первый раз.