На сопках Маньчжурии, или Военная трагедия, которую можно было предотвратить

Япония, которую не знали

В начале XX века Российская империя, традиционно ориентированная на запад, тяжко разворачивалась на восток, где набирала силы Япония - столь далёкая, что и думать о ней не хотелось. А надо бы. В Стране восходящего солнца шло мощное наращивание экономического и военного потенциала: флот был увеличен второе, армия - вдвое. И вся эта военная машина была направлена против российского Дальнего Востока.

Однако в санкт-петербургских коридорах власти на Японию по-прежнему смотрели, как на островное государство, которое не смеет и помышлять о соперничестве с могучей северной державой. О настроениях правящей элиты той поры могут дать строки из доклада военного атташе в Японии полковника Глеба Ванновского:

«Японская армия далеко ещё не вышла из состояния внутреннего неустройства. Пройдут десятки, а может быть и сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав».

На этот «профессиональный» доклад военный министр генерал Алексей Куропаткин наложил весьма любопытную резолюцию: «Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японской армией уже нет. Взгляд трезвый». Такое впечатление, что Куропаткин услышал то, что хотел услышать, на самом деле, в отличие от Ванновского, большинство военных агентов, работавших в Японии, Корее, Маньчжурии и Китае, были как раз-таки «увлечены японской армией», а ещё экономикой, политикой и военно-промышленным комплексом страны пребывания. Что, собственно, и входило в их служебные обязанности. При этом следует констатировать, что при сборе развединформации офицеры-разведчики испытывали немалые трудности. 

Дело в том, что в программе обучения академии Генерального штаба такой предмет, как ведение разведки, в те годы вовсе отсутствовал. «Азам организации военной разведки в Николаевской военной академии офицеров не учили, - писал полковник Алексей Игнатьев, - разведка считалась делом "грязным", недостойным дворянина».

При этом офицеры, ставшие разведчиками, были хорошо образованы, как правило, имели в своём багаже дипломы об окончании кадетского корпуса, военного училища, Николаевской академии, владели иностранными языками. Но языки эти были европейскими. На всю Россию по пальцам можно было пересчитать тех, владел японским, корейским или китайским языком.

Вот как с горечью рассказывал о своей работе в Токио военный агент полковник Николай Янжул: «Положение военного агента может быть поистине трагикомичным. Представьте себе, что вам предлагают приобрести весьма важные и ценные сведения, заключающиеся в японской рукописи и что для вас нет другого средства узнать содержание этой рукописи, при условии сохранения необходимой тайны, как послать рукопись в Петербург, где проживает единственный наш соотечественник (бывший драгоман г-н Буховецкий), знающий настолько письменный японский язык, чтобы быть в состоянии раскрыть загадочное содержание японского манускрипта».

Таким образом, следует признать, что деятельность российских разведчиков (военных агентов) в корне отличалась от работы на западе. Иной была и обстановка: многовековая закрытость и отстранённость Японии и Китая от остального мира наложила отпечаток на деятельность всей государственной машины этих стран. Например, японская пресса не публиковала никакой информации по военным вопросам. Добиться получения хоть каких-то данных официальным путём также было практически невозможно.

Первыми атаковали миноносцы

Но к началу 1902 года стало очевидным, что генерал Куропаткин, мягко говоря, так себе стратег, полагаться на «экспертное мнение» которого себе дороже, и в военном ведомстве Российской империи резко возросла потребность в достоверных разведывательных данных по Японии. В срочном порядке из Кореи и Японии были отозваны военные агенты полковники Иван Стрельбицкий и Глеб Ванновский, которые, по сути, провалили свои ответственные миссии. На их места в Токио и в Сеуле прибыли из Генерального штаба подполковники Владимир Самойлов и Леонид фон Раабен. Работа активизировалась, Раабен в короткий срок завербовал несколько ценных информаторов, в том числе руководителя канцелярии императора Кореи.

Полковник Самойлов, в свою очередь, сумел установить доверительные отношения с иностранными военными агентами других государств. Много полезных знакомых было у него и среди японцев. Владимир Самойлов был первым, кто почувствовал опасность недооценки потенциального противника и пытался довести эту мысль до командирования в Санкт-Петербурге.

Надо отметить, что активность военного агента Самойлова доставляла немало хлопот японской контрразведке, поэтому Владимиру Константиновичу решили подбросить дезинформацию, познакомив с «хорошо информированным» японским военным чиновником. «Дезу», естественно, готовила токийская контрразведка. Но обвести Самойлова вокруг пальца не удалось. Более того, с помощью французского военного агента барона Корвизара он исхитрился добыть реальные сведения о состоянии японской армии и военно-морского флота и переправил на берега Невы. Из докладов полковника Самойлова можно было сделать только один вывод: Япония самым серьёзным образом готовится к войне с Россией.

Весьма профессионально действовал и военно-морской агент в Токио капитан 2 ранга Александр Русин. В марте 1903 года Александр Иванович предупреждал руководство в столице, что Япония желает «не дать России окончательно утвердиться в Манчжурии», что в планах японцев занять Корею, попытаться сделать демонстративную высадку близ Приамурской области, такую же высадку осуществить на Квантуне, а при удаче этих операций «попытаться овладеть вышеуказанными областями».

Кроме того, Русин назвал наиболее точные цифры мобилизационных возможностей Японии. Он считал, что армия Страны восходящего солнца будет насчитывать более 630 тысяч человек.

В Санкт-Петербурге, конечно же, читали донесения военных агентов, принимали к сведению, но не более того. Руководители военного ведомства, Главного штаба, да и сам государь-император, к сожалению, не верили, будто Япония осмелится начать войну, однако и не исключали такого развития событий. Правительство всё ещё надеялось на разрешение спорных вопросов с Японией путём переговоров, а наместнику царя на Дальнем Востоке адмиралу Алексееву настоятельно рекомендовали проявлять сдержанность и миролюбие.

Оказалось, это была роковая ошибка. 27 января 1904 года японские миноносцы атаковали русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. У корейского порта Чемульпо после неравного сражения были затоплены своими экипажами крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», не сдавшиеся врагу. Началась русско-японская война.

За Веру, Царя и Отечество

Уточним: необъявленная война. О степени готовности (точнее - неготовности) российских войск свидетельствует телеграмма командующего Маньчжурской армии генерала Алексея Куропаткина, направленная военному министру в Санкт-Петербург за три дня до начала боевых действий. Судя по её содержанию, Алексей Николаевич пребывал в растерянности. Он сетует, что находится «всё ещё в неизвестности, где 2-я японская армия» и предполагает, что, возможно, часть этой армии высадилась в Корее…

Такое впечатление, что «смутные сомнения» терзали командарма Куропаткина аж до 18 апреля, когда японцы на реке Ялу нанесли первый удар по войскам Маньчжурской группировки. Русские потерпели поражение, а уже 22 апреля японцы высадили 2-ю армию севернее Порт-Артура. Стратегическая инициатива оказалась в руках неприятеля, и разобраться в ситуации без разведданных было непросто.

К тому же, с началом войны официальные военные и военно-морские агенты в Токио и в Сеуле прекратили деятельность. Правда, оставались русские разведчики в Китае, например, полковник Фёдор Огородников в Тяньцзине. Это о нём осенью 1905 года начальник штаба главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии, генерал-лейтенант Владимир Харкевич сообщал в Санкт-Петербург: «В числе донесений, доставленных военными агентами, имелись ценные, в особенности от полковника Огородникова».

Разведчику удалось привлечь агента, который находился в Японии и передавал ценную информацию о японской армии и флоте. Ему же на связь был передан и ещё один агент, некто Гидис, работавший в тылу наших войск под видом корреспондента английской газеты. Перевербовал его капитан генерального штаба Алексей Игнатьев, служивший в это время помощником старшего адъюнкта управления генерал-квартирмейстера Маньчжурской армии. Гидис поставлял полковнику Огородникову весьма важную информацию, за что, собственно, и был казнён японцами после провала.

Основная нагрузка по добыванию необходимых сведений о противнике легла на плечи разведорганов трёх Маньчжурских армий. Так офицеры сумели подготовить к выполнению разведывательных задач рядового 284-го Чембарского полка Василия Рябова. Осенью 1904 года он, переодевшись в крестьянскую одежду, неоднократно отправлялся в тыл противника и добывал ценные сведения. В один из таких рейдов Василий был схвачен японцами и расстрелян.

Перед казнью разведчик сказал: «Умираю за Веру, Царя и Отечество». Японский офицер, присутствовавший при расстреле, был столь впечатлён мужеством простого солдата, что описал увиденное в письме, которое передал в один из штабов русской армии. Письмо это попало в газеты, и подвиг разведчика Рябова стал известен всей стране.

Есаул Ливкин и другие

С началом войны особое значение придавалось правому флангу - «монгольскому». Штаб считал, что китайские войска - на тот момент империя Богдыхана поддерживала Японию - могут ударить во фланг или, хуже того, в тыл нашей армии. Но об истинных намерениях китайцев ничего не было известно. Поэтому весной 1904 года в расположение частей китайских генералов Юаньшикая и Ма под видом русского купца отправили есаула Уральского казачьего войска Давида Ливкина, который считался выдающимся разведчиком. Он владел турецким, арабским, персидским, татарским, киргизским, английским и французским языками. За годы службы в разведке хорошо изучил обычаи и нравы восточных народов.

Ещё до русско-японской войны есаул Ливкин выполнил важнейшее государственное поручение - совершил путешествие в Индию, где предстояло побывать в районах, охваченных чумой и выяснить степень эпидемиологической опасности. Российское правительство было обеспокоено тем, что чума из Индии через Афганистан может перекочевать в Россию. Такой угрозы не оказалось.

В первые дни войны Давид Ливкин ушёл на фронт добровольцем. Разумеется, его богатый разведывательный опыт нашёл применение. Есаулу вместе с бойцами разведдивизиона поставили задачу выяснить истинные намерения генералов Ма и Юаньшикая. Причём Ливкин выдавал себя за русского чаеторговца Попова, под такой легендой Давид Иванович и появился в ставке командующего китайской армии.

Разведчик «гостил» в ставке несколько дней и выяснил: китайцы не собираются нападать на Россию, они сами обеспокоены воинственными действиями японцев. Об этом и было доложено командованию. Думается, вряд ли стоит говорить о том, какое важное значение имели эти разведданные при планировании дальнейших боевых операций.

Добыванием ценных разведывательных сведений занимались не только военнослужащие императорской армии, но и люди сугубо штатские - истинные патриоты России. В их числе посланник при корейском императоре действительный статский советник Александр Павлов, член правления русско-китайского банка Леонид Давыдов, переводчик с монгольского языка при штабе главнокомандующего студент Санкт-Петербургского университета Владимир Шангин, чиновник по особым поручения Дмитрий Янчевецкий, владеющий китайским языком. Все они, оставив мирные профессии, воевали с врагами Отечества на востоке.

Не менее важным каналом получения стратегической разведывательной информации были и агенты, работающие в Европе. Географически они были далеки от театра боевых действий, но приносили большую пользу, отслеживали военные заказы Японии на европейских фирмах. Например, военный агент полковник Вадим Шебеко взял под контроль круповские фирмы в Германии, где был размещён большой артиллерийский заказ японского правительства. Военный агент в Вене полковник Владимир Рооп получил ценные сведения о приобретении японцами лошадей в Австралии. Полковник Алексей Алексеев, работавший в Копенгагене, докладывал о закупках Японией шведского оружия.

«Слухачи» броненосца «Полтава»

Следует отметить и ещё одно важное обстоятельство. Именно в ходе русско-японской войны впервые заявила о себе радиоразведка, известная ныне как радиоэлектронная разведка, без применения которой сегодня не мыслится ни одно боестолкновение в мировой практике. А основоположником радиоразведки по праву считается российский адмирал Степан Осипович Макаров, который приказал кораблям Тихоокеанского флота вести радиоперехват и пеленгование вражеских радиостанций. А для анализа полученных разведывательных материалов были привлечены флотские офицеры, владевшие японским языком, а также студенты Владивостокского восточного института. 

И уже 9 апреля 1904 года на эскадре была перехвачена японская телеграмма, после расшифровки которой выяснилось, что противник готовит боевую операцию под Порт-Артуром силами 12 кораблей. «Слухачи» броненосца «Полтава» подтвердили: японские планы остаются в силе. В результате были предприняты контрмеры, усилена оборона базы, и операция вражеских кораблей закончилась провалом.

В этом же месяце радиоразведчики одержали ещё одну убедительную победу над противником, которая стала первым в истории случаем применения средств радиоэлектронной борьбы. Японские крейсеры «Ниссин» и «Касуга» предприняли обстрел фортов и внутреннего рейда Порт-Артура. В ответ радиостанции броненосца «Победа» и берегового радиопоста «Золотая гора» стали создавать помехи, и корректировка артиллерийского огня японских кораблей по радио оказалась сорванной. Японцы выпустили 60 снарядов большого калибра, но в российские корабли так и не попали.

…И всё-таки Россия Японии войну проиграла. 23 августа (5 сентября) 1905 года был подписан Портсмутский мирный договор, по которому Японии отходили южная часть Сахалина, Порт-Артур и южная ветка Китайской восточной железной дороги. И всё потому, что Николай II и его генералы, как и Сталин в 1941 году, не поверили военным разведчикам, которые собирали информацию о противнике, нередко рискуя жизнью.