Республика Корея: военное положение как форма общения с народом

Среди новостей о правах собственности на Гренландию, перспективах ядерной войны между Индией и Пакистаном и возможности заключения перемирия между Россией и Украиной из информационного поля напрочь исчезло, без преувеличения, эпохальное событие, которое имело место в Южной Корее (РК). Ну ладно, не эпохальное - но точно поучительное и захватывающее. Впору снимать политический детектив, основанный на реальных событиях.

Конституционный суд Южной Кореи вынес вердикт по делу экс-президента Юн Сок Ёля. Мы уже рассказывали, как всё начиналось, - теперь о том, чем закончилось.

Напомним, что 3 декабря президент ЮК ввёл в стране военное положение. Парламент лидера страны не понял и объявил ему импичмент. Юн Сок Ёль стал фигурантом двух процессов. Конституционный суд (КС) должен был подтвердить или опровергнуть правомерность импичмента. Одновременно против президента возбудили уголовное дело о мятеже, по которому могут привлечь к ответственности даже действующего главу государства. Задержали его 15 января именно по этому делу.

«Хроники Риддика» по-южнокорейски

Не будем утомлять читателей пересказом драматических коллизий всех судебных заседаний. Перейдём сразу к итоговому.

Заключительное слушание в Конституционном суде состоялось 25 февраля. Представители парламента заявили, что «определения Юном таких понятий, как "справедливость", "здравый смысл" и "защита Конституции", отличаются от всеобщего их понимания», и обвинили Юна в попытке создания диктатуры: где гарантия, что, вернувшись во власть, он не введёт военное положение снова? Защита президента указала, что объявление военного положения было неизбежным на фоне «насилия со стороны оппозиции», приведшего страну к кризису, и являлось законным актом главы государства. Сам Юн Сок Ёль назвал события 3 декабря не «военным положением», а «такой формой обращения к народу»; признал, что многие люди не поняли его действий; заявил, что решение было вынужденной мерой, и пообещал в случае отмены импичмента внести поправки в Конституцию, предусматривающие делегирование значительной части внутриполитических полномочий премьер-министру.

Для большинства свидетелей слушания стали не только площадкой для перекладывания ответственности друг на друга, но и способом утопить конкурента или нелюбимого начальника. Например, первый заместитель главы Национальной службы разведки утверждал одно, в то время как его шеф - совсем иное. Ситуация была бы неполной без упоминания их давнего конфликта. Более того, даже при желании всё честно рассказать человеческая память не идеальна, и нестыковок в показаниях хватало.

Также выяснилось много любопытных подробностей. Так, о намерении президента ввести военное положение не знал никто, включая жену, и все попытки переубедить Юна наталкивались на «я уже забронировал время на ТВ» и «военное положение не продлится долго».

По словам премьер-министра Хан Док Су, «все (члены кабинета) были обеспокоены и пытались отговорить его»; кроме самого президента, идею поддержал только министр обороны. Однако ещё в марте 2024 года в приватной обстановке Юн упоминал о «чрезвычайных мерах», которые его окружение сочло неуместными.

Затем «суд удалился на совещание», и время, которое они совещались, было куда больше, чем в прошлые разы - 38 дней. С чем было связано такое долгое молчание, особенно на фоне того, что, по мнению оппозиции и значительной части общества, попытка переворота налицо?

Напомним, что в компетенцию Конституционного суда не входит определение того, совершил ли Юн мятеж или какое-либо другое преступление. Единственная задача Конституционного суда - определить, законно ли отрешение Юна от власти вследствие того, что своими действиями президент нарушил Конституцию. Согласно ей, президент имеет право объявить военное положение (что он и сделал), парламент имеет право его отклонить (что депутаты и сделали), после чего президент не пошёл на конфронтацию и тоже всё отменил.

Поэтому дискуссия вращалась вокруг двух моментов. Первый - в какой мере действия оппозиции могут рассматриваться как повод для военного положения и соответствовали ли объявление военного положения и сопутствующее ему провозглашение необходимым условиям и процедурам. Второй - пытался ли Юн не просто ввести военное положение, а захватить власть, разогнав парламент?

Тварь ли я дрожащая или право имею?

Статья 77 Конституции Республики Корея (РК) наделяет президента полномочиями объявлять военное положение «в период войны, вооружённого конфликта или подобной чрезвычайной ситуации национального значения».

ЮК де-факто ни с кем не воюет, хотя вообще-то по букве закона война с Северной Кореей всё ещё продолжается: соглашение о прекращении огня 1953 г. РК не подписывала, а КНДР денонсировала. Тем не менее вопрос именно в том, имела ли место чрезвычайная ситуация, требующая чрезвычайных мер.

По мнению Юна и его защиты, объявление военного положения и последующие меры однозначно являются прерогативой главы государства, и регламента, который бы чётко определял чрезвычайность ситуации, нет. А в данном случае он вводил военное положение для искоренения «антигосударственных сил», и это было необходимо из-за попыток оппозиции подорвать его правительство путём системного импичмента чиновникам (22 попытки до введения военного положения) и сокращения бюджета на 2025 год на сумму 2,8 миллиарда долларов, причём расходы администрации президента, разведки, прокуратуры и ряда значимых для Юна проектов были демонстративно урезаны почти в ноль. А в Избирком войска были направлены для расследования утверждений о фальсификации выборов.

Собственно, даже инициатива вотума недоверия главе государства считается защитой Юна частью политически мотивированной кампании по устранению законно избранного президента.

Парламент же исходил из того, что никаких оснований для введения чрезвычайного положения не было, а попытка конфисковать компьютерные серверы избирательной комиссии без ордера, основываясь на личных подозрениях в фальсификации выборов, - произвол.

Ещё такой момент: заявление президента должно быть рассмотрено Кабинетом министров, но заседание Кабинета, состоявшееся непосредственно перед объявлением военного положения, длилось около пяти минут, и во время заседания не было составлено ни одного протокола.

Наконец, текст закона о военном положении запрещал деятельность парламента и политических партий, что можно считать нарушением конституции.

Планировалось ли разогнать парламент?

Второй, ещё более важный вопрос - не пытался ли Юн блокировать действия парламента, чтобы не дать тому проголосовать против военного положения, и является ли направление солдат в Национальную избирательную комиссию нарушением конституции и других законов.

Защита Юна утверждает, что у президента не было намерения выполнять или претворять в жизнь какие-либо приказы, предусматривающие запрет на политическую деятельность Национального собрания и политических партий. Указ о военном положении был предназначен лишь для того, чтобы послать предупредительный сигнал «антигосударственным силам», «был издан исключительно для соблюдения формальностей, и не было никакого конкретного намерения реализовать его, никакого конкретного плана по его исполнению, а также никакой организационной структуры, созданной для его осуществления».

После введения в стране военного положения «ничего не произошло». Не было ни арестов, ни насильственных эвакуаций, ни случаев применения силы военными против гражданских лиц.

Юн Сок Ёль обвинения опровергал, а бывший министр обороны Ким Ён Хён взял на себя значительную часть ответственности, заявив, что введение чрезвычайного военного положения рекомендовал он, и он же подготовил ряд документов от имени президента.

Министр внутренних дел и безопасности Ли Сан Мин решительно отрицал получение от президента Юн Сок Ёля приказа отключить подачу парламенту воды и электричества, о чём писали в СМИ.

Однако показания президента и его сторонников сильно различаются с показаниями других свидетелей, которые утверждают, что президент приказал арестовать ключевых политических деятелей. Этот факт рассматривается как важное доказательство того, что Юн отдал незаконный приказ об аресте политиков. Также есть свидетельства, что президент позвонил «по секретному телефону» и распорядился «вытащить людей изнутри», т.е. из здания парламента. В ответ Юн заявил, что звонил, чтобы уточнить обстановку и обеспечить безопасность парламента. И категорически отрицал, что приказывал вывести парламентариев.

Начальник Первой группы безопасности Командования сил обороны столицы полковник Чо Сон Хён подтвердил факт получения от экс-командующего Ли Чжин Гу приказа о проникновении в здание парламента и принудительном выводе из него депутатов, но и он, и иные военные говорили о подобном приказе, полученном от иных военных, а не от президента.

Остальные военные чаще всего просто отказывались отвечать на острые вопросы и старались избегать обвинений в адрес Юна. Возможно, потому, что в их отношении уже заведены дела за мятеж, и их показания могли бы обернуться против них.

Поляризация общества и тревожные звонки

Главная причина задержки решения КС - раскол общества. Митинги за и против импичмента были и в 2016 году, но тогда сторонников президента Пак Кын Хе было немного, и они выглядели откровенными маргиналами. 

Сегодня первую скрипку в оркестре сторонников Юна тоже играют весьма одиозные и специфические личности, типа пастора Чон Гван Хуна (того самого, который видел китайских шпионов где можно и где нельзя и мог изгонять молитвой коронавирус, пока сам не заболел), однако общественная поляризация весьма велика, и многочисленные митинги, на которые приходят десятки тысяч людей, собирают и сторонники, и противники президента.

Более того, сторонники Юна обнаруживались даже, пусть и в не очень большом количестве, в электоральных крепостях демократов, будь то город Кванчжу или студенческие кампусы.

Если вскоре после военного положения и импичмента за отрешение Юна от власти выступало подавляющее большинство населения, то затем количество его противников начало постепенно сокращаться, и на момент последнего перед вердиктом опроса общественного мнения оно составляло 57%, а 35% выступали за сохранение Юна у власти.

Масло в огонь подлило то, что 8 марта Юн Сок Ёль вышел на свободу, хотя освобождение касалось не вердикта Конституционного суда, а дела о мятеже. Несмотря на обвинения в уничтожении улик, адвокаты Юна нашли техническую ошибку. Срок пребывания под стражей измерялся в часах, а не в календарных днях, и, придравшись к этому, добились его освобождения.

Чуть позже пошли разговоры о том, что трое судей консервативных взглядов могут проголосовать против импичмента, и если «счёт» будет 5:3, Юн вернётся во власть, потому что для подтверждения импичмента нужно шесть голосов. Тут уже демократы начали давить на суд, утверждая, что те, кто поддержит возвращение президента, станут аналогами «пяти предателей» - чиновников начала ХХ века, которые передали Корею под протекторат Японии.

В общем, к моменту вынесения решения по делу Юна 14 тысяч полицейских были готовы к массовым беспорядкам, вокруг здания КС была создана «стерильная зона», а вердикта воистину ждала вся страна.

Ради всеобщего блага

4 апреля Конституционный суд единогласно отрешил Юна от власти.

Как заявил исполняющий обязанности председателя суда Мун Хён Бэ, «польза от защиты конституции путём отстранения ответчика от власти существенно превосходит урон, понесённый государством от его отставки».

КС счёл, что чрезвычайной ситуации, которая могла требовать военного положения, в стране не было. Рассмотрение вопросов бюджета - законное право Национального собрания, как и его возможность объявить импичмент кому угодно и сколько угодно. Нарушения конституции в этом нет. Зато решение о введении военного положения президент принял самовластно и без должных консультаций и процедур. Указ о запрете деятельности Национального собрания нарушает конституцию и закон о военном положении, а отправка силовиков к зданию парламента - акт воспрепятствования осуществлению его полномочий и тоже нарушение конституции. Наконец, выбирая, кому верить, КС принял на веру показания тех разведчиков и военных, которые утверждали про секретные инструкции вывести депутатов и проводить аресты.

Почему так?

Единогласное решение было, по мнению авторов, следствием комплекса причин.

Во-первых, в действиях Юн Сок Ёля можно было найти признаки нарушения конституции, что и было указано выше.

Во-вторых, понимая, что при поляризации общества вердиктом будет недовольна либо меньшая, либо большая половина, выбор был сделан в пользу большей половины, тем более что за импичмент Юна выступала «вся прогрессивная общественность». Если бы решение было иным, демократы устроили бы массовые протесты и, возможно, даже гражданское неповиновение.

В-третьих, судьи, особенно консервативно настроенные, могли проголосовать не за импичмент Юна, а за завершение острой фазы кризиса. Возвращение Юн Сок Ёля во власть означало бы «на колу мочало, начинай сначала». Парламент по-прежнему блокировал бы все инициативы Юна, будь то законодательные или кадровые, и принимал бы законопроекты, которые не нравились бы президенту. А тот ничего не мог бы с этим поделать, поскольку в рамках конституции у него нет рычагов влияния на парламент без чрезвычайных мер, которые, как выяснилось, корейское общество категорически отвергает.

Более того, найдя новый повод, парламент вполне мог бы сыграть на противоречиях в лагере консерваторов и пытаться добиться второго импичмента, что могло затянуть кризис на неопределённый срок. Если же Юн уйдёт в отставку, всё решится через два месяца после новых президентских выборов, которые, вероятно, состоятся 3 июня.

Отметим, что, вопреки ожиданиям, лишение Юна власти обошлось без жертв и разрушений. Правящая партия «смиренно» приняла решение суда, вооружённого сопротивления со стороны сторонников президента не было, за вычетом пары мелких инцидентов. Сам экс-президент выразил сожаление, но вердикт принял и, судя по всему, будет подчиняться воле закона, хотя свою невиновность и правоту намерен отстаивать до конца.

И что теперь?

Политической карьере Юна, по-видимому, конец, дело о мятеже с высокой вероятностью закончится обвинительным приговором, и не исключено, что против экс-президента и первой леди откроют ещё несколько уголовных дел, которые окончательно демонизируют их образ в массовом сознании.

Президентские выборы демократы постараются организовать как можно раньше, потому что 26 марта 2025 г. апелляционный суд (совершив, по мнению некоторых, юридическое чудо) признал Ли Чжэ Мёна, главного конкурента Юна, невиновным, и чем быстрее председатель Ли придёт к власти, тем меньше вероятность того, что Верховный суд отменит приговор апелляционного суда, и лидер оппозиции снова получит срок, а вместе с ним и запрет политической деятельности. То же самое касается и будущих приговоров по уголовным делам, которые сервильные судьи могут помедлить вынести. Если эти препятствия смогут обойти, и очередной пенсионер консервативных взглядов не попытается его зарезать, Ли Чжэ Мён может рассчитывать на победу, так как, согласно нынешним рейтингам, он опережает любого из прочих кандидатов с большим преимуществом, и среди консерваторов нет политика, который мог бы составить ему реальную конкуренцию.

Впрочем, лёгкой победы демократам ждать не стоит, так как Ли обладает не только наиболее высоким рейтингом, но и наиболее высоким антирейтингом. У него хватает «антифанатов», которые проголосуют за любого серьёзного противника демократов под лозунгом «кто угодно, только не Ли».

Поляризация общества тоже не исчезла: Корея разделена на два лагеря, каждый из которых знает правду, и его не очень волнуют возможные факты, способные радикально повлиять на изменение позиций, так что неожиданные повороты или новые скандалы вполне вероятны.

Однако, так или иначе, решение об импичменте президента поставило точку в конституционном кризисе, - недовольных осталось много, но Юн точно уже не президент.