Кто на «задворках» Европы живёт?
Каждый народ достоин той политической элиты, которой он достоин. Ну а соседям ничего не остаётся, как в меру возможностей мириться с тем, что оказалось рядом...
Например, Борис Ельцин даже представить не мог, что его харизматичный политический союзник лидер движения за независимость Литвы Витаутас Ландсбергис заявится в 1992 году в Москву, чтобы требовать «плату за 50-летнюю оккупацию». А кто мог представить, что Далю Грибаускайте, которая работала в Вильнюсской партийной школе, на весь отпущенный ей президентский срок замкнёт на словах «русские идут»?
Зато с Вайрой Вике-Фрейбергой, присланной на историческую родину из Канады (родители уехали из Латвии вместе с отступающими фашистами), всё было изначально ясно. Поэтому не удивительно, что именно при ней Латвия вступила в НАТО и практически был отменён День Победы, который, по мнению госпожи Вике-Фрейберги, нужен был только русским ветеранам «чтобы класть воблу на газету, пить водку и петь частушки».
А вот эстонский президент Томас Хендрик Ильвес ещё в 2014 году протолкнул через парламент закон, согласно которому как гетеро-, так и гомосексуальные пары получили право регистрировать своё сожительство. Ильвес заявил: «Эстония должна быть самым лучшим местом проживания для всех. Для нас важен каждый человек».
Если он, конечно, не русский. Быть русским в Прибалтике плохо. Так председатель таллиннской фракции EKRE Март Каллас считает русских «понаехавшим человеческим мусором с советским менталитетом». Впрочем, прибалтам мешают не только русские, но и русский язык, который, по мнению теперь уже бывшего латвийского президента Элгиса Левится, дискриминирует латышей на рынке труда и мешает им устраиваться на престижные должности, поскольку русский язык по-прежнему рассматривается как серьёзное преимущество.
Очень оригинальный «выход» из этой ситуации нашла помощница депутата литовского сейма Селма Левренце, которая написала в Twitter: «Чем больше русских умрёт, тем лучше для латышского языка».
Иной раз включаешь телевизор, а там, к примеру, эстонский генерал на полном серьёзе обсуждает планы атаки Ленинградской АЭС. Или очередной литовский министр иностранных дел с инфернальной весёлостью комментирует решение разорвать отношения с Китаем... Первая реакция: «В своём ли ты уме, дядя»? Спешу успокоить: таких уж откровенных дураков в большой политике немного, а диссонанс от того, что представители любой политической элиты в первую очередь преследуют интересы самой политической элиты, а не народа, как это могло показаться. Однако в Прибалтике в силу ряда причин всё-таки сложилась уникальная ситуация: местные элиты вообще оторвались от населения своих стран - как Плутон от Солнца. На громадное количество световых лет.
Чтобы продолжить, напомним программный тезис профессора теории истории и интеллектуальной истории Гронингенского университета Франклина Рудольфа Анкерсмита: «Исторический подход к политическим системам предполагает, что каждая из них носит на себе отпечаток той специфической проблемы, которую она была призвана решить». Какой же вопрос решают прибалтийские политики? Ответ точно «по учебнику»: элиты борются за захват, осуществление и удержание власти.
Теперь самое время разобраться, откуда вообще берутся элиты. В частности - как они «завелись» в Прибалтике?
Формирование экономической и политической элиты Прибалтики по европейским меркам началось очень поздно - в XIX - начале XX века и проходило по уникальной модели: зажиточное крестьянство - мещанство («свободные люди», Freie Leute) - городской средний класс - национальная интеллигенция - политическая элита. Однако этот процесс шёл крайне медленно. В 1802 году из 156 купцов первой гильдии в Ревеле (теперь Таллин) 81 были немцами, 48 - русскими и только 27 - эстонцами.
Иными словами, социальная структура эстонского и латвийского общества была как бы незавершённой. Практически полностью составляя податное сословие, эстонцы и латыши до начала XIX века почти не были представлены в городах и практически не имели своего купечества, не то что дворянства.
Ещё в первой четверти XIX века, по словам известного эстонского просветителя Отто Мазинга, сказать «эстонец» означало сказать «крестьянин». И это уточнение в полной мере относится ко всем трём прибалтийским титульным нациям.
Однако в литовских губерниях ситуация была ещё сложнее: политическая власть здесь находилась у русских и поляков, а экономическая - у поляков и евреев. Поэтому литовский национализм оказался ещё агрессивнее, чем латышский и эстонский по отношению к тем, кто слабее, при этом демонстрирующим полное подчинение более сильным. Именно этот фактор политической психологии и стал объединяющим, когда независимость чуть ли не в буквальном смысле свалилась прибалтам на головы сначала в 1920-х годах, а затем и в 1990-х.
При этом были определённые сомнения, сможет ли элита стран Прибалтики удержать тот «дар судьбы», который столь неожиданно оказался у них в руках. Карл Аст, один из политиков, стоящих у истоков эстонской государственности, так писал в 1927 году: «Сомневаюсь, будет ли полная независимость для Эстонии экономически посильной и осуществимой. Я полагал, что, входя в федерацию как автономная единица, Эстония может иметь достаточные возможности развивать свою культуру. Признаюсь откровенно, полную независимость я считал даже вредной и усматривал в этом требовании чрезмерную националистичность».
Однако элита буржуазных прибалтийских республик - Эстонии, Латвии и Литвы была, разумеется, националистической и считала, что решения должны приниматься в Таллине, Риге и Каунасе, а не как сегодня - каким-нибудь третьим секретарём посольства США. Но, похоже, современный прибалтийский правящий класс всё устраивает. Какая разница, кто командует - датчанин, швед, поляк, русский, немец или американец, если не было привычки отвечать за людей и страну, так и не стоит привыкать...
По-писательски наблюдательный Сергей Довлатов, который в 70-е годы прошлого века несколько лет прожил в Таллине - работал кочегаром, корреспондентом газеты «Моряк Эстонии» и газеты «Советская Эстония» - уже тогда понял, что в проблемный для СССР период прибалтийская элита сменит флаг с такой быстротой, с которой обычно меняют носки. Так и вышло на рубеже 1990-х, когда Советский Союз с экономической политической и идеологической точки зрения стал малопривлекательным даже для тех, которые являлись вроде бы его безусловными сторонниками. Именно поэтому в Таллине, Вильнюсе и Риге количество людей, желающих защищать советскую власть в «эпоху перемен» оказалось относительно небольшим. Это стало невыгодно.
«Демонстрационный эффект» качества стандартов западной жизни, превосходящих советскую действительность, сделал своё дело. При этом надо отметить, что 30 лет назад значительная часть общества в прибалтийских республиках СССР действительно была готова к экономическим издержкам в уплату за независимость и верила заманчивым обещаниям народных фронтов.
В результате обманутыми оказались не только сотни тысяч представителей «нетитульных» наций, которых просто лишили гражданства, а значит и гражданских прав, но и многие тысячи эстонцев, латышей и литовцев, вынужденных эмигрировать из своей страны в поисках лучшей доли. Впрочем, прибалтийским политикам и сейчас нечего предложить своим избирателям, кроме новых налогов и антироссийской пропаганды...
Антироссийский курс, который вот уже три десятка лет реализуется прибалтийскими элитами, встроен в практики программирования общественных настроений, в структуру органов власти, политические, а главное - в экономические практики. Не случайно высланный в своё время из СССР известный диссидент и правозащитник, а сейчас профессор Йельского университета (США), известный литовский поэт Томас Венцлова отметил: «Послушаешь литовских политиков, так они буквально зациклены на истории страны. Нет ли в этом лицемерия? Эта зацикленность, по большому счёту, враньё. На самом деле важны лишь деньги. А историю приплетают как обоснование для добычи их очередной порции». То же самое можно было сказать про Эстонию и Латвию.
Что же касается экономики, то здесь следует отметить, что политическая система государств Прибалтики существенно отличается от российской не только правовыми признаками, по размеру и величине политических элит, но и масштабом потенциально коррупционного капитала. Однако тезис о том, будто в малых государствах, в силу своего размера, качественно иные характеристики правящего класса, следует считать ошибочным. Как и повсюду в Старом Свете, средства Евросоюза, при существующем строгом контроле, становятся практически единственным источником возможного перераспределения.
В общем, средства на инфраструктурные проекты традиционно открывают определённые возможности перехвата ресурсов политическими элитами. И проблема коррупции в Прибалтике стоит достаточно остро. Ещё десять лет назад согласно проведённому опросу компанией Ernst & Young, руководители 21% работающих в Латвии, Литве и Эстонии предприятий готовы давать взятки. А по данным Министерства внутренних дел Эстонии, порядка 35% местных предприятий не видят в коррупции большой проблемы. Но поскольку такие исследования «портили картину» и настроение местным элитам, от практики их проведения было решено отказаться...
Видимо, можно вывезти прибалтийского политика из деревни, но практически невозможно вытравить из этого политика поколения его хуторских предков. Кстати, в Таллине прекрасно знают, что среди состоятельных и образованных людей никто не хочет быть эстонцем - это считается унизительным и оскорбительным, и когда говорят «эстонец», то подразумевают только мужика или вообще человека из низших сословий - невежественного и полуграмотного.
В свою очередь британский социолог Джерард Деланти, характеризуя системные признаки европейского национализма, выявил главную причину, делающую, на мой взгляд, прибалтийский национализм аналогом средневекового трайбализма. Он писал: «Частота и стабильность у нас гарантируется, прежде всего, общим названием, затем демонизацией других и избавлением от них». Такого крутого национализма мало, например, в Венгрии или Польше, хотя он и там прослеживается. Зато США и Россия, крайне непохожие друг на друга, являются государствами многих народов, ставших нацией.
А вот Прибалтика по-прежнему видит себя исключительно в формате провинциального националистического изолята. Иными словами, так называемый элитный политик из Таллина, Риги или Вильнюса обычно достаточно быстро схватывает внешние формы западноевропейской культуры, но европейцем от этого не становится.
Почему? Да потому что элиты Прибалтики работают исключительно на удержание себя у власти или власти при себе. И если для этого выгодно будет провозгласить основным языком немецкий, русский или польский, как уже было раньше - так и будет сделано. Просто пока в этом нет острой необходимости...
Одно бесспорно: сегодня страны Прибалтики являются абсолютной, экзистенциальной угрозой для России, так как их политико-правовая модель изначально основана на противостоянии и отрицании России в любой правовой и культурной форме. К тому же эти страны обладают значительным потенциалом для невоенных форм агрессии и предельно выгодным географическим положением для их проекции на Северо-Запад России.
И что нам делать, если мы так хорошо знаем характер наших соседей? Убеждать? Договариваться?.. Возможно. Но только договариваться надо с «первоисточником» - не с балтийскими политическими провинциалами, а с американцами. Разговаривать с вассалами вообще не имеет смысла.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.