Ядерная политика должна быть прозрачна и убедительна

Нынешний раунд конфронтации России и коллективного Запада, пиковой точкой которого стало обнародование Москвой проекта договора о гарантиях стратегической безопасности, всерьёз поставил проблему «красной линии» в межгосударственной конкуренции. Пока что эту конкуренцию удаётся удерживать в формате гибридных войн, однако перспектива возникновения неконтролируемой эскалации, способной перерасти в ракетно-ядерное противостояние, стала более чем актуальной. И в Европе, где действуют очевидные политические ограничения, и тем более за её пределами, где запрос на обладание ядерным оружием - для решения проблем безопасности (Иран) и для усиления геополитического статуса (Япония, Саудовская Аравия) - очевиден уже как минимум полтора десятилетия.

Усиление внимания к ядерному оружию, постепенно возвращающему себе статус одного из наиболее значимых инструментов обеспечения безопасности, прямо противоречит представлениям десятилетней давности, когда ядерные вооружения считались военным инструментом, утрачивающим значение.

Тем более, что для нейтрализации ядерных потенциалов вероятного противника были разработаны вполне понятные механизмы. Но настолько ли просто обстоят дела с восстановлением статуса ядерного оружия как универсального инструмента обеспечения безопасности стран и коалиций?

Новые тенденции

Отметим тенденции, в контексте которых сегодня проходит обсуждение проблематики ядерного оружия:

1. Произошло торможение попыток политической легализации ядерного оружия, что, вероятно, связано с изменением военно-стратегического контекста. Прежде, в условиях преимущества США в средствах быстрого глобального удара (БГУ), способного если не обезоружить противника, то существенно понизить его возможности, это было средством доказать допустимость определённого уровня потерь, связанных с нанесением ответного удара с использованием оставшихся ядерных вооружений. Теперь, с учётом достижения Россией определённого превосходства в ядерных средствах нового поколения, базовая предпосылка прежнего подхода - возможность уничтожения большей части российского ядерного потенциала в первом внезапном ударе с использованием обычного вооружения и перехвата большей части оставшихся ракет системами ПРО - выглядит сомнительной.

Отчасти развитию ситуации в этом направлении способствуют проблемы, с которыми столкнулись США в реализации ранее заявленных масштабных программ обновления своих стратегических ядерных сил. В связи с чем внедрение в массовую психологию мнения о «нормальности» ядерного оружия и допустимости его применения решили притормозить.

2. Налицо существенное снижение остроты обсуждения проблем денуклеаризации «неофициальных» ядерных государств. Здесь в актуальной политической повестке фактически остаётся только противодействие иранской ядерной программе, что, впрочем, вполне объяснимо с точки зрения истории вопроса и важности его для американской и западной политической элиты. При этом тема контроля и тем более «демонтажа» ядерных программ других стран - прежде всего, КНДР, Пакистана, а также Израиля и Индии - полностью отсутствует. В связи с чем создаётся устойчивое ощущение, будто в целом Запад смирился с ядерной многополярностью. Более того, в условиях сохраняющегося доминирования в обычных вооружениях ядерную многополярность в США, по всей видимости, рассматривают как преимущество, сокращающее возможности России и Китая, а в меньшей степени, возможно, и Франции. 

Так что различные форматы использования ядерного оружия и ядерных носителей формально неядерными странами (ФРГ, Австралия, вероятно, Япония, а не исключено, что и Южная Корея) в контексте ядерной многополярности должны рассматриваться как вполне реалистические. За последнее время появилось слишком много признаков того, что США включили подобную модель - с использованием «давальческого» ядерного оружия неядерным союзникам - в свою военную стратегию. Достаточно обратить внимание хотя бы на отработку применения авиационных атомных бомб с немецких самолётов.

3. Вновь становится актуальной тема готовности современных политических лидеров применить ядерное оружия. При этом выяснилось, что далеко не все из них имеют представление о вероятных последствиях, что и продемонстрировала дискуссия о возможности размещения ракет меньшей дальности, способных нести ядерные боевые блоки, в Европе. И самое примечательное, что значительная часть западных политиков, в том числе, что особенно печально, европейских, продемонстрировала полное нежелание вдаваться в особенности применения ядерного оружия. Хотя его использование, как известно, в первую очередь вопрос политический.

Думается, что именно легковесность отношения политиков к ядерному оружию и подвигла председателя Комитета начальников штабов армии США генерала Марка Милли на звонок члену Центрального военного совета Китая генералу Ли Цзочэну, чтобы предупредить: американские военные постараются не выполнить возможный приказ Дональда Трампа о нанесении ядерного удара по Китаю.

Отметим, это событие произошло в период нарастания внутриполитических проблем в США. Таким образом, внутренняя политическая неопределённость в ядерном государстве, которая может стать толчком для принятия критических военно-политических решений, является совершенно новым обстоятельством в глобальной ядерной политике.

Нельзя сказать, что ничего подобного не происходило в период классического ядерного сдерживания. Например, по сути дела частная переписка Никиты Хрущева и Джона Кеннеди в период Карибского кризиса велась минуя официальные каналы. Но такие случаи никогда не носили системного характера и не касались процедуры принятия решения о применении ядерного оружия.

4. Россия зафиксировала статус лидера в развитии стратегических ядерных вооружений, и это дало ряд ситуативных и среднесрочных политических преимуществ. В том числе возможность впервые за двадцать лет заставить США пойти на прямые переговоры о стратегической стабильности, тем самым обозначив своё желание затормозить через переговорный процесс российское лидерство. При этом возникает целый ряд вопросов относительно реальных возможностей обеспечения безопасности России на долгосрочную перспективу за счёт стратегических ядерных вооружений. Особенно учитывая, что в США и на экспертном, и на политическом уровне озвучивались сомнения в решимости военно-политического руководства России пойти на применение ядерного оружия в случаях, оговорённых Военной доктриной. В связи с чем возникает важное противоречие: с точки зрения военно-технических возможностей Россия безусловно является лидером глобальной стратегической ядерной политики, но крупнейшие мировые игроки это её качество предпочитают не замечать и не признавать. И это обстоятельство также можно считать фактором стратегической нестабильности.

В результате вокруг ядерного оружия и условий его применения возникает ситуация как минимум среднесрочной неопределённости. И это на фоне обострения вероятности перерастания конфликтов низкой интенсивности в локальные и региональные конфликты. Так что акцент, который и Россия, и США делают на теме стратегической стабильности, вполне оправдан.

Но проблема в том, насколько новое понимание роли и места ядерного оружия в глобальной конкуренции может быть сформировано без понимания общих правил межгосударственной конкуренции, на первом этапе, возможно, даже неписанных. 

Возможность сдерживания

Ключевой вопрос, касающийся ядерного оружия в современном мире, абсолютно циничен и в этом смысле носит предельно прикладной характер: возможно ли формирование системы взаимного ядерного сдерживания на классической основе «баланса страха» (взаимного гарантированного уничтожения) в современной политической ситуации и на этапе динамической перестройки системы международных политических и экономических отношений, сопровождаемом ростом значения военно-силовых факторов? Надо сразу же признать, что безусловно положительный ответ пока что невозможен. Тем более невозможно положительно ответить, достижимы ли конкретные, то есть ограниченные политические или геополитические цели с использованием ядерного оружия.

Так что сейчас мяч на российской стороне геополитической «игровой площадки». При этом надо учитывать, что США будут пытаться геополитически максимально рентабельно продолжать использовать своё преимущество в обычных вооружениях (в первую очередь дальнего радиуса действия), в проецировании силы с территории других государств, а также весь свой потенциал ведения гибридных войн.

Поэтому именно России предстоит доказывать, что в эпоху глубинных геополитических и геоэкономических трансформаций, ядерное оружие обладает и другими важными функциями, помимо предотвращения тотальной войны с применением всего доступного военно-силового инструментария, включая стратегические наступательные вооружения. И по-другому не получится, поскольку ядерное оружие остаётся основой геополитического статуса нашей страны. Надо научиться не только принимать эту реалию, но и использовать её в государственных интересах.

В чём принципиальная разница в понимания значения ядерного оружия между российской политической элитой и западной. В России ядерное оружие и на политическом, и на военно-технологическом уровне рассматривалось как важнейший инструмент обеспечения безопасности страны. Это центральное положение всех версий российской военной доктрины. Тогда как на Западе в период после 1991 года ставка делалась на высокоточное оружие дальнего радиуса действия, оснащённое обычными боеголовками.

Ну а ядерное оружие считалось устаревшим не только политически, но и в военном плане, отсюда - ненужным. Поэтому средний уровень осознания значения ядерного оружия объективно на Западе оказался существенно ниже, нежели в России.

Сложность сформировавшейся в мире ситуации вокруг ядерного оружия сводится к двум факторам, причём только один из них находится в сфере контроля России.

Первое. Запад так и не смог переступить через стереотипы в отношении к российской политической элите, сложившиеся на основе восприятия российских лидеров конца 1990-х - начала 2000-х годов, поэтому там не считают российскую политическую элиту способной на решительные действия, в том числе на применение ядерного оружия. И вряд ли Россия может всерьёз повлиять на это заблуждение. Напротив, попытки «разъяснительной работы» на различных уровнях, предпринятые в 2020-2021 годах, оказались в чём-то даже контрпродуктивными - на Западе их сочли пропагандой.

Второе. Исторически ядерная стратегия России строилась как «стратегия возмездия», основанная на ответном или ответно-встречном ударах - на поздних этапах развития советской ядерной триады на контрценностном ядерном ударе (в отличие от модели преимущественно контрсилового удара у США) - всеми доступными силами и средствами. Эта модель, вполне эффективная в период холодной войны, вряд ли будет эффективна сейчас, даже с учётом того, что противостояние России и США вновь становится центральным военно-политическим узлом в мире. России нужна более гибкая стратегия, причём стратегия, анонсированная и обсуждаемая публично, под которую выстроен - также открыто и публично - соответствующий наряд сил и средств.

Вряд ли в современных условиях стоит копировать американские модели «ограниченной ядерной войны», разрабатывавшиеся ещё Генри Киссинджером. Но то, что для воссоздания эффекта сдерживания исключительно целесообразна демонстрация наличия у России планов применения ядерных сил и средств в нетотальном формате - очевидно. Учитывая, что современные военно-технические возможности России позволяют.

Это было бы полезно и с точки зрения перспективной возможности предоставления нашей страной ядерных гарантий своим союзникам, втянутым в локальные и региональные проблемные военно-политические ситуации с США и союзниками или иной недружественной силы. В таком контексте операционная гибкость применения ядерного оружия становится синонимом фактора убедительности - традиционной основы ядерного сдерживания. При этом следует иметь в виду, что операционная гибкость включает в себя целый ряд факторов, только отчасти являющихся военно-техническими.

Именно этим и объясняется непреходящее значение Карибского кризиса. В полной мере реализовать свой потенциал сдерживания на военно-политическом и военно-техническом уровне Советский Союз тогда не мог, но и предпринятых мер хватило, чтобы психологически американское руководство осознало сам факт готовности советского руководства к нанесению ядерного удара по США (которой, например, не было у Сталина), и это полностью изменило политическую картину происходящего. 

Главный урок, который мы должны извлечь из постсоветского опыта, сводится к тому, что ядерное оружие начинает восприниматься партнёром-оппонентом в качестве реального военно-политического инструмента только тогда, когда в арсенале страны, помимо ядерного оружия, присутствуют и другие виды вооружений. Чего не было в 1990-е и 2000-е, когда относительно мощный ядерный потенциал России сосуществовал с деградировавшими силами общего назначения и убогим ВМФ.

В современном мире, ещё раз подчеркнём, главное условие политической эффективности ядерного оружия - в операционной сочетаемости с другими силами и средствами вооружённой борьбы.

Ступени к стратегической стабильности

Более высокий уровень «открытости» стратегических ядерных арсеналов является совершенно революционным шагом. Традиционно основой ядерной политики практически всех стран, и Россия (а в прошлом - и СССР) не исключение, была практически полная закрытость и поддержание атмосферы неопределённости. Но это было рационально даже не для предыдущей, а для давно ушедшей исторической эпохи, характерной принципиально иным уровнем ответственности. Сегодня стратегическая стабильность во многом зависит от постоянно обновляемых знаний о возможностях и опасностях, которые несёт ядерное оружие.

Тем не менее приходится констатировать, что современные западные элиты и даже часть элит Востока не способны самостоятельно формировать ответственное отношение к ядерному оружию. Примером опять-таки стали США, где помимо «казуса Милли» проявился ещё и «казус Нэнси Пелоси», которая потребовала, чтобы в момент перехода власти от Дональда Трампа к Джозефу Байдену контроль над ядерным оружием с какой-то стати передали именно ей. Даже страшно вообразить, что может произойти, если в круговерти политической борьбы «ядерная кнопка» вдруг окажется в руках человека случайного, а ещё хуже - неуравновешенного или неподготовленного для такой роли. И мы, пожалуй, ещё не до конца осознали потенциальную опасность этого эпизода и для отношений России и США в атомной области, и в целом для глобальной стратегической стабильности.

Вот почему экспертный диалог о надёжности цепочек принятия решений по применению ядерного оружия становится крайне важным как с прикладной, так и с политико-идеологической точки зрения. Россия могла бы выступить его инициатором хотя бы потому, что никаких сомнений в надёжности российской системы управления ядерным потенциалом ни у кого нет. Чего, к сожалению, нельзя сказать о ситуации в других странах, прежде всего в США и Великобритании.

В рамках такого диалога могла бы быть заявлена и перспективная корректировка публичной части российской военной доктрины - с целью политической демонстрации готовности России перейти к более гибким формам использования ядерного оружия, в том числе с учётом технологического обновления российского ядерного потенциала на стратегическом и субстратегическом уровне. А вот чтобы восстановить ответственное отношение к ядерному оружию, потребуются экстраординарные шаги. Например, такой «экзотический», как приглашение на испытания ядерных боеприпасов (в разрешённом формате), в том числе и малой мощности, широкого круга международных наблюдателей. Пусть видят и делают выводы. В любом случае атмосфера безусловной прозрачности и открытости на этом пути не помешает.