Зимний поход Бориса Годунова, или Как Россия возвращала Балтику

Король Юхан III негодовал. Шёл 1590 год, для Швеции заканчивалось бурное столетие - восстание против датского владычества и становление независимого государства, грызня потомков короля Густава за власть и, наконец, недавняя победа в Ливонской войне над армией московского царя Ивана IV. Россия была разорена, отброшена ещё дальше от желанных балтийских берегов - единственный торговый порт в Ивангороде был потерян, остался лишь узкий коридор на Неве, малолюдный и не обустроенный для судоходства. Швеция крепла, раздвигала свои границы, шла к тому, чтобы заявить о себе как о великой державе.

И вдруг - дурные вести. Новый царь, кроткий сын Ивана Грозного Фёдор, больше занятый молитвами, чем государственными делами, неожиданно собрал войско - и вынудил шведов отступить от границы.

После поражения

Когда в XVI веке на месте Великого княжества Московского выросло объединённое, независимое Русское царство, для центральной и западной Европы открылась новая географическая реальность. Попавшие сюда путешественники с интересом рассматривали города и монастыри, торговцы прикидывали выгоды от вывоза мехов и пчелиного воска, а Папский Престол грезил об обращении целого нового государства в католицизм.

Но Москва отказалась подчиняться папе, и если корабли далёких стран, таких как Англия и Голландия, всё так же ходили на Белое море, преследуя сугубо деловые интересы, то в католической центральной и восточной Европе росла и ширилась ненависть. Ивана IV отказывались признавать царём, именуя лишь «великим князем», а Польша, Ливония и Великое княжество Литовское с одобрения императора Священной Римской империи ввели блокаду против России, не допуская туда торговые суда и порой арестовывая направляющихся в Москву европейских мастеров. Те, кто побывал в России, на потребу своим властителям живописали отвратительную внешность и дурной нрав «московитов», выставляли их дикарями, обладающими при этом сказочными богатствами, лелеяли сколь амбициозные, столь же и варварские планы. Так, Генрих фон Штаден, немец, какое-то время служивший Ивану Грозному, по возвращении на родину писал императору, как следует организовать великий поход на Москву: «Грабь Александрову слободу… за ней грабь Троицкий монастырь!.. Когда будет пойман великий князь, необходимо захватить его казну: вся она - из чистого золота…» В финале предполагалось вывезти русского царя в Германию и там, у него на глазах, устроить массовую казнь пленных.

Письма эти не прошли и мимо глаз шведского короля Юхана III. С великим походом пока что не сложилось, но общими усилиями Швеции и Польши царь Иван Грозный, задумавший разбить старого врага - Ливонский орден, - сам потерпел тяжёлое поражение. В итоге двадцатипятилетней Ливонской войны старые русские пограничные крепости - Ивангород, Ям, Копорье - оказались в шведских руках.

Несмотря на заключённое перемирие, экспансия на бывшие новгородские, а теперь просто российские земли продолжалась. Новая граница не была закреплена документально, и Швеция потихоньку двигала её дальше. Там, где земли были безлюдны, финские крестьяне просто основывали новые поселения, а следом за ними являлись шведские чиновники, явочным порядком утверждая на захваченных территориях власть короля. В тех местах, где уже стояли деревни местных жителей, их терроризировали регулярными набегами. Шведские отряды нападали на российскую Карелию (Кереть, Кемь и Кандалакшу), разрушали поселения, истребляли их обитателей. Юхан и его агрессивно настроенная знать намеревались вынудить Москву к подписанию максимально выгодного мира, а в идеале вытеснить Россию не только с Балтики, но и с Белого моря. Попытки договориться на приемлемых условиях оказались тщетны - шведы считали, что имеют все возможности говорить с позиции силы. Уверенности Юхану придавал и политический успех его сына Сигизмунда, ставшего в 1587 году королём Речи Посполитой.

«Тащат пушки медные пушкари…»

В России тем временем сменялась эпоха. Правление Ивана IV закончилось, в 1584 году на престол взошёл его сын - «блаженный царь» Фёдор Иванович. Фактическое руководство страной оказалось в руках его прежнего опекуна, Бориса Годунова, деятельно взявшегося за восстановление экономики и обороны. «…Страна стала заметно процветать, и население весьма возросло, - писал голландский путешественник Исаак Масса, - ибо до того была… почти начисто разорена и разграблена, теперь же только благодаря добросердию и кротости князя Фёдора, а также великому умению Бориса снова начала оправляться и богатеть».

Как ни нужны были Москве передышка и мир, не реагировать на ползучую шведскую колонизацию и пограничные набеги было невозможно. У Фёдора и Годунова оставалось небольшое окно возможностей - пока власть непопулярного в Польше нового короля Сигизмунда не окрепнет, сразиться со Швецией один на один.

К походу тщательно готовились. В течение 1589 года в Великий Новгород съезжались лучшие воеводы. Главным среди них был князь Дмитрий Иванович Хворостинин - герой, в 1572 году вместе с Михаилом Воротынским уничтоживший армию крымского хана Девлет Гирея, годами разорявшего русские земли. Здесь же были князья Тимофей Романович и Фёдор Михайлович Трубецкие и другие участники походов в Прибалтику и боёв с Крымским ханством. В Новгороде собиралась поместная конница, стрельцы, татарские сотни. А пушечные мастера тем временем готовили «последний довод царя» - артиллерию. Этот род войск и по сей день остаётся одним из главных козырей армии России, и в описываемые времена отношение к пушкам было особое, если не сказать трепетное. Орудия, каждое из которых имело собственное имя, старались ни в коем случае не отдавать врагу, а в случае утраты - любой ценой выкупить и вернуть. Чем крупнее была пушка, тем почётнее считалось при ней служить.

Специально для похода на шведские крепости мастера изготовили партию новых проломных пищалей - тяжёлых орудий для разрушения стен. Одна из самых мощных, «Троил», весила около семи тонн и даже в XVII веке поражала европейцев своими размерами. Тащить этих исполинов по северным снегам предполагалось на санях.

4 января 1590 года в Новгород прибыли Борис Годунов и сам «блаженный» царь Фёдор Иванович, который в этот важный момент не остался в столице и отправился на север вместе с армией. В общей сложности Москва собрала около тридцати тысяч человек (включая рабочих и иную обслугу), которым предстояло действовать на обширном пространстве от Нарвы - ключевой шведской крепости в Прибалтике - до устья Невы и южной Карелии.

Восточный фланг был поручен полкам трёх татарских воевод на русской службе - Расланея Кайбуловича, Магмета Култауловича и Ураза Магмета Ондановича. Под их началом состояло около пяти тысяч человек, но вскоре стало ясно, что такая рать там совершенно излишня: разведка показала, что основные шведские силы сосредоточены в Прибалтике. Большую часть войска отозвали для осады Копорья, а для набегов на Неву и окрестности Выборга оставили несколько сотен татарских конников и русских пехотинцев-лыжников. Финские и шведские войска, которым не хватало кавалерии, решительно ничего не могли поделать с неуловимыми отрядами, которые с лихвой рассчитались за учинённое годом ранее разорение русского приграничья.

Основные же силы армии Годунова шли к Нарве и 24 января достигли первой ключевой цели наступления - утерянной после Ливонской войны крепости Ям. Взять её удалось необычайно легко: состоящий из немецких наёмников гарнизон поначалу несколько раз выстрелил по русским из пушек, но, посмотрев, какие силы собрались под стенами, немцы сочли, что воевать им не очень-то и хочется. После пары дней переговоров Ям сдался без боя - в обмен наёмникам позволили беспрепятственно уйти. Некоторым было всё равно, кому служить, и они перешли в стан царя; прочие отступили дальше к Нарве.

Две твердыни

Русское войско быстро и без особых потерь избавилось от крепости, которая могла помешать наступлению, и одновременно получило опорный пункт и тыловую базу всего в паре десятков километров к востоку от Нарвы. Оставалось разрешить ещё одну проблему - заблокировать шведский гарнизон в крепости Копорье к северо-востоку от Яма. От основных сил туда отправилось войско князя Т.Р. Трубецкого, к которому присоединились отозванные с Невы полки татарских царевичей. Они должны были не столько взять Копорье, сколько сковать шведов и не позволить им ударить основным силам в тыл.

Тем временем, пока по снегам тянулись вереницы русских стрельцов и конников, а «посошная рать» выбивалась из сил, таща исполинские осадные пушки, 30 января к вражеским крепостям выдвинулся передовой полк князя Д.И. Хворостинина численностью порядка 3-4 тысяч человек. Вскоре перед ними показалась пограничная когда-то река Нарова и крепостные башни и стены по обоим её берегам.

Нарва (также известная под названием Ругодив) и Ивангород были в некотором роде крепостями-«близнецами». Основанная ещё в XIII веке датчанами Нарва на протяжении долгого времени служила защитным рубежом для Ливонского ордена, который вёл войны с Новгородом и Псковом. В свою очередь, царь Иван III повелел на своём берегу возвести город, который защищал бы уже русскую границу, а заодно обеспечивал торговлю на Балтике. Так в 1492 году едва ли не в сотне метров от стен Нарвы возник Ивангород - при желании две твердыни с лёгкостью могли бы перестреливаться из пушек.

Теперь же они обе находились в руках шведского короля, и под их стенами собрался внушительный ударный кулак - пять с половиной тысяч мушкетёров, пикинёров и кавалеристов. Командовал шведами видный военачальник Йоран Бойе - старый и опытный враг, в 1578 году разгромивший русское войско возле ливонского замка Венден. Армия под началом Бойе была хорошо насыщена ручным огнестрельным оружием, дисциплинирована и мотивирована. С такими силами шведский полководец, будь у него свобода манёвра, мог устроить немало неприятностей - например, атаковать русские пушки и их обслугу на марше.

Дмитрий Иванович Хворостинин - «первейший муж, наиболее пригодный для военных дел», как о нём писал английский посол Джильс Флетчер, - хорошо понимал, что свободу противнику дать нельзя, нужно сковать шведское войско боем. Правда, вариантов для атаки было немного: средств для штурма крепостей не имелось, и даже в поле о лобовом ударе на шведские пики и мушкеты нечего было и думать.

Зато у русских был козырь - дальнобойные луки, которыми вооружалась поместная конница. Согласно предположению историка В.В. Соколова, русские принялись обстреливать шведов из луков с предельной дистанции - точность и мощность выстрела на расстоянии падала, зато поток стрел нёсся постоянно.

Тут уже встревожился Бойе. Убитых в его войске было немного, но от непрерывного обстрела появлялись всё новые и новые раненые. Мушкетёры не сумели что-либо противопоставить конным стрелкам, а атаковать всадников пикинёрами значило играть в безнадёжные догонялки. Конечно, была собственная кавалерия. Но, к несчастью для шведов, в 1590 году их конницу составляли в основном вчерашние финские крестьяне, вооружённые пистолетами и посаженные на крестьянских же лошадей. Несколько десятилетий спустя они станут грозной силой, но пока что с профессиональными воинами из числа русской знати всадникам короля Юхана было не тягаться. Вдобавок, Хворостинин застраховался от неожиданностей, выставив в поле гуляй-город - передвижное укрепление из телег и толстых досок, за которым засела пехота.

Единственным средством хоть как-то причинить русским ущерб оставались пушки крепостей, но разреженный строй конницы оказался для них крайне неудобной мишенью. Спрятаться за стенами можно было лишь ненадолго: деньги и припасы, которые просил у короля комендант Нарвы, не поступили, и в случае окружения прокормить большой гарнизон Нарва не могла. В итоге, простояв под обстрелом три часа, основные шведские силы отступили на запад к своему тыловому лагерю в Везенберге (ныне Раквере). В Нарве осталось около полутора тысяч человек под командованием фельдмаршала Карла Горна.

Пушки и переговоры

2 февраля 1590 года к Нарве подошли основные силы русских - пока ещё без пушек, которые под тщательной охраной медленно, но упорно тащились к цели. Шведы в Везенберге не собирались спокойно смотреть, как будут осаждать их крепость, но и в стане Годунова не сидели сложа руки. В результате 4 февраля у деревни Кырккюла несколько сот шведских всадников, отправленных для налёта на русских, столкнулись с несколькими сотнями служилых татар, заехавших сюда с противоположной целью. Татары вдребезги разбили вражескую конницу, а с подоспевшей шведской пехотой благоразумно предпочли в бой не вступать и умчались, захватив с собой нескольких пленных.

6 февраля расположившиеся вокруг Нарвы тяжёлые мортиры и проломные пищали наконец-то заговорили. Следующая пара недель была громкой, но бедной на события - каменные ядра десятками крошили каменные стены, пару раз пушки замолкали, чтобы Годунов предложил шведскому командующему сдаться, и начинали палить вновь, когда Горн в очередной раз отказывался. Итогом долгого обстрела стали два пролома - в северной и в восточной стене. К сожалению, некоторые отлично сложенные и современные защитные сооружения оказались не по силам даже тяжёлым пушкам - и это сыграет в дальнейшем роковую роль.

19 февраля начался штурм. Под прикрытием артиллерийского огня, с семи направлений ратники устремились к крепости - кто к проломам, кто со штурмовыми лестницами к шведским бастеям. С крепостных стен открыли огонь. Невзирая на потери, русские преодолели ров и кинулись к большому пролому в стене. Шведский гарнизон, и так уже понесший потери во время обстрелов и атакованный теперь со всех сторон, совершенно не имел резервов и дрался на пределе сил. Увы, неразрушенные бастеи Нарвы продолжали делать своё дело, а подавить их артиллерия не смогла. В итоге кровавого для обеих сторон боя русские вынуждены были отступить.

Неудачный штурм стоил русским около семисот человек (в Псковской летописи фигурирует также цифра в пять тысяч человек, но она явно завышена - это означало бы гибель половины осадной армии). Шведские потери были несколько меньше, но сопоставимы - около пятисот человек, - а в относительных величинах оказались куда серьёзнее: шведы и так понесли потери во время двухнедельных обстрелов, а при отражении штурма лишились едва ли не половины остававшегося гарнизона.

Так или иначе, Годунов не впал в уныние и от стен Нарвы не ушёл. На следующий же день пушки вновь начали бить по крепости. Под гром выстрелов возобновились переговоры о сдаче. И русские, и шведы оказались перед трудным выбором. Годунов предпочёл бы не доводить дело до нового кровавого штурма; в свою очередь, Карл Горн понимал, что второй битвы гарнизон может не выдержать, но и сдать Нарву никак не мог.

В итоге второго штурма так и не состоялось. 25 февраля 1590 года под дулами пушек была заключена сделка, в какой-то мере устраивавшая всех… или никого. Между воюющими объявлялось перемирие сроком на год. Горн без боя уступал Ивангород, а также написал своему брату, командиру гарнизона Копорья, письмо с требованием сдать осаждённую крепость. Также за русскими закреплялись уже освобождённые Ям и Корела. Таким образом Россия восстанавливала свою оборонительную линию почти у самого Балтийского моря. Взамен шведы оставляли себе главный приз кампании - Нарву.

Был ли прав Годунов, соглашаясь на половинчатое решение, или ему следовало силой дожать Нарву? Ряд российских историков полагает, что второго штурма враг бы не выдержал. С другой стороны, шведское командование полагало, что царское войско, испытывая проблемы со снабжением, само не выдержало бы продолжения боевых действий. Король Юхан III был столь недоволен сдачей Ивангорода и Копорья, что обвинил Горна в предательстве и приказал отдать под суд, который приговорил фельдмаршала к казни. Правда, в итоге обошлись заключением в тюрьму.

Как бы там ни было, Москва сделала шаг к возвращению на Балтику. Окончательно на её берегах она утвердится лишь усилиями Петра Великого. А пока Россия готовилась с оружием в руках отстаивать то, что уже отвоевала. Не пройдёт и года, как король Швеции нарушит перемирие - но его армии разобьются о стены русских крепостей.