Встреча G20 в Осаке: что в итоге?
© 2019-g20-osaka.jp
Саммит G20 прошел в Осаке.

Встреча G20 в Осаке: что в итоге?

Главный вывод - альтернативы «двадцатке», как формату для обсуждения стратегического развития человечества, сейчас не существует
Реклама
Встреча G20 в Осаке: что в итоге?
© 2019-g20-osaka.jp
Саммит G20 прошел в Осаке.
Читайте нас на: 

Послевкусие глобальной неопределённости

Встреча двадцати наиболее развитых стран мира в Осаке оставила странное впечатление. С одной стороны, не оправдались наиболее мрачные пророчества, провозглашавшие открытие на саммите новой эры конфронтации и перехода торговых противоречий в политическое противостояние. С другой стороны, нараставшие последние 1,5-2 года экономические противоречия никуда не ушли, а их разрешение лишь отложено. Иначе говоря, саммит зафиксировал в мировой политике и мировой экономике стратегическую неопределенность и высокую вероятность развития глобального кризиса, причем не в результате «плановых» решений, а в результате ситуативного, а, возможно, и случайного стечения экономических обстоятельств.

Но, думается, что именно встреча мировых лидеров в Осаке станет отправной точкой для восприятия «двадцатки» в качестве ключевого глобального экономического и политического института.

Достоинства как продолжение недостатков

G-20 упрекают в том, что это слишком вялый формат, чтобы быть полноценным глобальным институтом, способным заменить деградировавшую G7 и стать инструментом продвижение новых глобальных идей и приоритетов. Впрочем, «двадцатка», которая образовалась в 1999 году как площадка диалога финансовых властей, и позже, выйдя в 2008 году на уровень лидеров государств, не претендовала на такую роль. Однако связка G7-G20 для эпохи уже зрелой, но активно развивающейся глобализации выглядела практически идеальной моделью структурирования экономического и социально-политического пространства, где страны «коллективной метрополии», переходящие в статус постиндустриальных центров, вырабатывали бы, как предполагалось, среднесрочные планы развития, а страны индустриальной и ресурсной полупериферии имели бы возможность обсуждать и даже корректировать сформулированные для них приоритеты экономического развития, не затрагивая стратегию и глобальные вопросы политического переустройства.

Связка G7 – G20 для эпохи уже зрелой, но активно развивающейся глобализации.
© pinterest.it
Связка G7 – G20 для эпохи уже зрелой, но активно развивающейся глобализации.

Но такая система могла работать только при двух условиях. Во-первых, при устойчивом экономическом росте, позволяющем, увеличивая масштабы изымаемой из полупериферии ресурсной ренты и расширять инвестиционные возможности этих стран. Во-вторых, при относительно низком уровне военно-силовых рисков (купируемых за счёт американской военно-силовой монополярности), что не создавало бы потребность в региональных системах коллективной безопасности.

Оба этих условия в настоящее время разрушены, не говоря уже о содержательном кризисе самой «семёрки», что обуславливает и несколько подвешенное состояние «двадцатки», выглядящей своего рода «недоинститутом», но одновременно и чем-то существенно большим, чем просто площадка для диалога. Но в любом случае альтернативы G-20 как формата для обсуждения стратегического развития человечества сейчас не существует.

Стратегические итоги: контуры трансформаций

Важнейшим итогом саммита в Осаке в рамках трёхсторонних (Китай-Россия-Индия, США-Япония-Индия) стала презентация возможных глобальных коалиций, вернее, их «ядер», за которыми видны существенно более сложные системы, выстраиваемые лидерами. Например, активизация Шанхайской организации по сотрудничеству, которую проводит Пекин в противовес конкурирующей политико-экономической, а в перспективе и военно-экономической платформе в Южной части Тихого океана, осуществляемой США с опорой на партнёрство с Австралией, Новой Зеландией и рядом других стран региона.

Трехсторонняя встреча Китай-Россия-Индия.
© pmindia.gov.in
Трехсторонняя встреча Китай-Россия-Индия.

Иначе говоря, внутри «двадцатки» наблюдается стратификация участников, выходящая за рамки традиционной парадигмы «коллективный Запад» - промышленная периферия, ресурсная периферия. Мы наблюдаем рост влиятельности тех геополитических сил, которые представляют более сложные экономические и политические системы. Это касается Индии, Саудовской Аравии и Австралии.

Однако в современном мире только такие геоэкономические гиганты как США и Китай могут рассчитывать на то, чтобы играть значимую глобальную роль «в одиночестве» (но и они ощутили потребность в развитии системы союзнических связей). Все остальные игроки обречены примыкать к коалициям или формировать собственные коалиции.

И это обстоятельство является важнейшим вызовом для будущего России, претендующей если не на глобальное, то на субглобальное влияние.

Трехсторонняя встреча США-Япония-Индия.
© whitehouse.gov
Трехсторонняя встреча США-Япония-Индия.

Россия, надо отметить, вполне обладает возможностями индивидуального влияния, поскольку продемонстрировала способность быть источником гарантий безопасности, альтернативным США. И этот фактор имеет большое значение для укрепления влияния нашей страны на среднесрочную перспективу и, более того, обуславливает геоэкономическую востребованность России не только как пространственно значимого игрока и источника ресурсов. Но такой подход имеет и ограничения. Рано или поздно Москва встанет перед необходимостью консолидации вокруг себя определённой группы стран «по интересам». Это неизбежно. Россия обязана участвовать в пределах своих ресурсов и возможностей в конкуренции за новую институциональность, выходящую за рамки постсоветского пространства, чтобы обладать потенциалом влияния в посткризисном мире.

Конец изоляции Москвы

Интенсивность контактов президента России Владимира Путина с мировыми лидерами однозначно свидетельствует, что линия «коллективного Запада» на изоляцию России в глобальном пространстве успеха не достигла.

И главное, что проявилось на встрече в Осаке - это обсуждение в диалогах с российским президентом не только проблем, связанных непосредственно с Россией (например, сирийский кризис или гражданская война на Украине), или ситуации в постсоветской Евразии, но и проблематики глобальной политики и глобального экономического развития. Что означает признание невозможности решения ключевых проблем как тактической, так и стратегической перспективы без участия России, без её вовлечения в двусторонний взаимовыгодный диалог на основе взаимных подвижек, а не односторонних уступок.

Исключением стала встреча с уходящей с поста премьер-министра Великобритании Терезой Мэй, но это исключение лишь подтверждает общую картину.

Встреча с уходящей с поста премьер-министра Великобритании Терезой Мэй.
© gov.uk/government/organisations/prime-ministers-office-10-downing-street
Встреча с уходящей с поста премьер-министра Великобритании Терезой Мэй.

Однако политическая фиксация завершения и без того весьма условного «периода изоляции» России ещё не является завершением конфронтации как таковой. Просто ситуация в отношениях «коллективного Запада» и Москвы постепенно переходит из режима «горячего мира» - балансирования на грани перехода к политико-силовой конкуренции - в режим «холодной войны», когда наряду с жёсткой конкуренцией возможны и элементы сотрудничества как по отдельным вопросам, так и по блокам тем. И это неизбежно потребует от игроков «второго» и «третьего» ряда переосмысления политики паразитирования на конфронтации Москвы и Вашингтона.

«Китайская шкатулка»

Вопреки прогнозам, Китай на прямую капитуляцию перед США не пошёл, а предпочёл обозначить перспективу уступок, но не сами уступки. Но и Вашингтон не решился продолжать линию силового давления на Пекин, сделав уступки даже по такому медийно раскрученному направлению, как противодействие китайским усилиям в сфере высоких технологий (условно связанному с «делом Huawei»).

Ситуация выглядит следующим образом: в КНР надеются, что внутренняя борьба в США заставит Вашингтон вести себя более податливо. Очевидно и понимание Пекином того, что на фоне ряда геополитических неудач, крупнейшие из которых - утрата позиций в Латинской Америке и кризис политики проникновения на Ближний Восток и в Африку, слишком значительные уступки Вашингтону без достаточной компенсации могут окончательно подорвать репутацию Пекина как глобального игрока. Но и США не могут до бесконечности обострять ситуацию, поскольку опасаются втягивания в слишком большое количество конфликтов, истощающих ресурсы. Как результат, США предпринимают значительные усилия, чтобы, как минимум, «заморозить» часть противоречий, включая и отношения с Москвой. Станет ли политическое смягчение долгосрочным фактором, сказать сложно: во многом это зависит от внутренней ситуации в США.

Переговоры американской и китайской делегаций на саммите G20.
© whitehouse.gov
Переговоры американской и китайской делегаций на саммите G20.

Иными словами, Китай пока ещё не обладает полноценной системой союзнических связей, чтобы одержать верх над США в политико-экономическом противостоянии, но и США вовлечены в слишком большое число конфликтных ситуаций, в том числе со своими союзниками, чтобы победить Китай в таком противостоянии без значительных негативных последствий для свой экономики и политического влияния в мире.

Можно предположить, что установившееся равновесие будет побуждать обоих главных участников глобальной экономики к поиску дополнительных ресурсов и снятию с шахматной доски мировой политики наиболее явных уязвимостей. И все потому, что главная проблема нынешнего состояния американо-китайских отношений определяется балансом слабостей, а не балансом сил.

Вызовы глобализации и перспективы развития

Говорить о каком-то «пост-осакском мире» преждевременно, хотя бы потому, что никаких решений не было принято. Но саммит в Осаке поставил перед наиболее влиятельными странами мира ряд вызовов, ответы на которые и определят структуру постглобализационного мира. Таких вызовов можно выделить четыре:

  • Вызов новой институционализации. Это, вероятно, самый тяжёлый вызов для развитых стран, ожидающих жёсткого экономического кризиса и перестройки всей системы глобальной политики и экономики. Саммит не дал ответа на вопрос, в каком формате должна происходить институционализация новых межгосударственных систем, но стало очевидно, что прежние формы союзов и региональных политических организаций, предполагающие высокий уровень политизации и бюрократизации процессов (что очевидно на примерах ОПЕК, НАТО, АСЕАН и даже ШОС) в современных условиях становятся всё менее адекватными, особенно учитывая, что базовым сценарием будет трансформация «ослабевающей монополярности США» в коалиционную полицентричность как первую фазу развития многополярного мира в условиях обострившегося пространственного и ресурсного противоборства. Но такой сценарий подразумевает относительно устойчивые форматы институционализации, и та сила, которая первой сформулирует новый формат взаимодействия, сочетающий гибкость и операционную устойчивость, получит однозначное системное преимущество.
  • Вызов новой идеологии развития. Реакция на высказывание Владимира Путина о кризисе либеральной идеологии показывает не просто существование такого кризиса и его глубину, но и наличие сформировавшегося политического спроса на новую идеологию глобализации, сохраняющую часть классических либеральных свобод, но возвращающую глобализацию из либерально-догматического русла в формат здравого смысла.
    Картинка
    Пресс-конференция Владимира Путина на саммите G20 в Осаке.
  • Вызов социальной нестабильности. Глобальные трансформации и формирование новых макрорегионов на фоне активного внедрения технологий так называемой «четвёртой промышленной революции» и искусственного интеллекта могут коренным образом изменить структуру глобальной промышленности и сферы потребления. Кризис «мировых фабрик» представляется практически неизбежным, а стратегия «догоняющей социальной модернизации» вряд ли в принципе останется актуальной. Это неизбежно будет означать глубокий социальный кризис, причём не только развивающегося, но и части экономически развитого мира, в частности, кризис системы современного индустриального и пред-постиндустриального урбанизма, что вызовет к жизни весь спектр сопутствующих социальных проблем. И уже сейчас необходимо на региональном уровне продумывать альтернативные модели социального развития и социальной стабилизации.
  • Вызов военно-силовой нестабильности. Тот факт, что основой для формирования устойчивых макрорегионов становится сочетание пространства, ресурсов и логистических возможностей, выводит на первый план вопрос контроля и безопасности операционного пространства, не говоря уже о способности лидеров соответствующего макрорегиона гарантировать устойчивость логистических маршрутов. При этом надо учитывать, что мы находимся на этапе глубокой деструкции основных институтов, регулировавших военно-силовую деятельность в мире, кризиса организаций коллективной безопасности, не исключая и НАТО, но одновременно - на этапе быстрого развития субконвенциональных, гибридных методов военно-силового противоборства и информационно-политических манипуляций. Уже в самое ближайшее время возникнет большой запрос на формирование региональных систем коллективной безопасности, но с «продолжениями» в политическую и экономическую сферы.
    От того, насколько ведущие страны мира смогут ответить на эти вызовы, которые являются также вызовами интеллектуальными, и будет зависеть будущая архитектура глобальной экономики.
Реклама
ВЫСКАЗАТЬСЯ Комментарии
Реклама