«Демократии в классическом балете нет и быть не может! Но балет и на войне помогает людям выжить»

«Главное для артиста - спектакли и люди его биографии»

- Расскажите немного о себе. Как пришло желание стать танцором балета?

- Это что, с самого начала? Родился в Донецке в 1965 г. Закончил три класса средней школы номер 70, потом поступил в Киевское хореографическое училище, где проучился восемь лет. Когда я его закончил, золотые медали на конкурсах и соревнованиях мне принесли славу. Потому что у меня были такие элементы, которые в то время мог делать не каждый танцовщик. Это могли делать мои кумиры: Васильев, Лиепа, Барышников, Соловьев… Я им подражал. Я выполнял такие элементы как Saut de basque en dedans 2х (Двойной Cот де баск андедан), прыжок с ноги на ногу, с продвижением в сторону и поворотом в воздухе.

И поэтому я взлетел быстро. Начали приглашать на гала звёзд мира. Но самое главное для артиста, я считаю, не победы на конкурсах, а репертуар: спектакли в его биографии. Я начал с небольших, но очень важных партий, таких как Меркуцио в «Ромео и Джульетте», Базиль в «Дон-Кихоте»… Поскольку я был виртуозным танцовщиком, я мог это танцевать.

Я пришёл с хорошей школой, но школа и сцена - это подчас абсолютно разное. Поэтому тот репертуар, который я быстро набрал: это и Альберт в «Жизель», который остаётся для меня самой высокой точкой моего творчества.

И плюс к этому гастроли, победы на конкурсах… всё шло само по себе. Я практически дома не бывал: приезжал, менял чемодан, садился в поезд и ехал дальше. Жизнь, как у цыган. Но я уже другой жизни не понимал.

Сейчас и пандемия, и коронавирус, и война, и мы как-то остановились без гастролей, и уже как-то люди привыкли. Человек ко всему приспосабливается, привыкает, и, кажется, что так и должно быть. А раньше мы всё время проводили на гастролях. По два, по три месяца. Потому что артист балета должен показывать своё искусство, он не должен сидеть на одном месте.

- Вы показали?

- «Спящую красавицу» я считаю эталоном. Я не хочу нас хвалить, но для меня это был большой показатель, как танцовщика и как руководителя, как всей труппы: если мы сделаем «Спящую красавицу», то о нас заговорят. Если нет в репертуаре этой жемчужины классического искусства, театр не может считаться высокопрофессиональным.

«Опасно, когда балет теряет душу русского танцовщика»

- Вам повезло, вы знали Галину Уланову.

- Я её боготворил. Мне посчастливилось ездить с ней на гастроли. И вам скажу откровенно: когда она вышла на сцену, весь зал встал и аплодировал 15 минут. Это была овация невероятная.

Знаете, она была репетитором от Бога: сама прочувствовала, сама протанцевала… Не поверите, это невероятно, но она даже знала, как передать чувства Ивана Грозного Владимиру Викторовичу Васильеву. Как садиться на трон - это осталось у меня в памяти. Она - женщина, но она это ему подсказывала. И он, конечно, молодец, слушал её очень внимательно.

Конечно, сегодняшнее время требует суперданных. Сегодня даже изменился внешний вид, стопы работают по-другому, сегодня балет требует формы, идеальных линий… Якобы идеальных.

Русская балерина, она танцует всей Душой. Ещё Юрий Николаевич Григорович говорил: «Когда выходит русская танцовщица, всегда видно. И видно, когда западная выходит». Что он имел в виду? Окрылённость! Лицо, одухотворённость. Она не выполняет чётко задумку хореографа: она живёт. Все её жесты в «Ромео и Джульетте» - просто потрясающие! А в «Жизели»? А в «Лебедином озере»?

Да, балет всё равно жив. Но что-то теряет! А теряет душу русского танцовщика.

- Удаётся вам её сохранить?

- Удаётся. Потому что мы над этим работаем. Потому что человек должен жить на сцене, а не выполнять какие-то комбинации. Комбинации должны служить для воплощения образа. И нужно выходить и творить. Когда в этом есть чувства, тогда это - легко, тогда это - мощно. Но для этого танцор должен владеть техникой безупречно.

- Трудно ли сегодня в условиях войны сохранять труппу, осуществлять постановки? Что позволяет преодолевать эти трудности?

- Самое главное то, что Россия нас не забыла. Ситуация сегодня такая, что если бы не платили зарплату, люди бы, наверное, не то что в театр, в магазин бы не ходили. А так нам зарплату платит Россия. В гривнах же отказали, а своих - опять же вспомним Великую Отечественную, Ленинград - своих, как бы трудно не было, не сдавали, и свои, как бы трудно им не было, не сдавались. Так о ком заботятся эти, то ли киевские, то ли западенские?

Я часто бываю на передовой, в «серых зонах». Знаю, мои па-де-де классического балета в этот век уличного брейк-дэнса не конкурируют. Меня это заставляет работать, работать и работать, ведь пройдёт время и люди опять потянутся к прекрасному: не на улице, а на сцене.

Когда говорят: «Ой, это невозможно! Ой, это невозможно!» Да вы возьмите и сделайте. Если у вас есть характер, если у вас есть руки, здоровье… И с Божьей помощью (я перекрещусь) мы побеждаем.

«Есть русская школа балета. Нет украинской школы балета! Нет английской»

- Ещё у меня родился такой вопрос, когда смотрела видео, где вы танцуете под песню Высоцкого «Кони привередливые». И под неё в фильме «Белые ночи» танцевал Михаил Барышников. У меня возникла параллель: Барышников уехал, а вы остались. И Барышников даже сейчас, когда нет Советского Союза, категорически отказывается даже от посещения России. У вас не было желания уехать?

- Знаете, я всю жизнь мог куда-то уехать. И сейчас могу. Но не могу без этих терриконов, это для меня - родное. Я, наверное, должен здесь и умереть.

Я родился здесь, это - моя земля, я могу ездить по всему миру: делиться, смотреть, учиться, наслаждаться. Мне очень нравится Япония, там всё прекрасно. Но это - другая культура, это - не моё. Америка - тоже, это вообще не моя страна. С этой искусственной улыбкой, не тем менталитетом. Вы можете прожить с соседом всю жизнь и даже не знать, как его зовут. Куда это годится?

Вы вспомнили Барышникова, и он в своей какой-то книге написал: «Я прихожу к другу, мне тяжело на душе. Час ночи. А он не спрашивает, что-почему. Говорит: "Заходи, я сейчас чайничек поставлю"». Вот такого там, в Америке, нет никогда. И доллара там никто не займёт, грубо говоря.

Но, конечно, Барышников - величайший танцовщик. Виртуоз и академически сильный очень. А то, что он стал не такой, совсем чужой, это сказывается и на творчестве.

- И вы никогда не ощущали, что вашу свободу ограничивают, не дают творчески развиваться?

- Нет, такого никогда не было. Наоборот, я очень много видел, развивался. И советская школа балета была наилучшей. Мощнейшая была школа. Это - русский балет. И то, что сейчас на Украине идёт в театрах оперы и балета - «Щелкунчик», «Лебединою озеро»… Это всё - русская школа балета. Нет украинской школы балета! Нет английской... Понимаете?

- Многие считают вашей знаковой партией Гопак - вариация Остапа из балета «Тарас Бульба».

- Да нет, я к нему всегда относился, как к халтуре. Да, конечно, он - эффектный, там - высокие прыжки. И его меня постоянно просили исполнить на гала-концертах, как бы я ни отказывался. Но он мне легко давался. Я выходил на сцену: летал, хотел влево, хотел вправо, - что хотел, то и делал. Но всегда с элементами классического танца: стопочки, с хорошим пассе. Но я его никогда не репетировал. Выходил и делал.

Есть такие партии, которые я не репетировал. Например, «Вальпургиеву ночь».

- А какая любимая партия?

- Альберт из «Жизели» - очень любимая партия, одна из самых любимых. В которой есть всё: и мужское начало, физика, технически очень сильные прыжки, большие. И вы действительно, как в последний раз, отдаёте себя своему танцу - боретесь за жизнь. Не станцуешь - всё, тебя вилисы погубят. И ты борешься за свою любовь. И вся жизнь у меня с этим связана: всё время за что-то борюсь.

«Большая школа - пальчиками держать ладонь балерины»

- Вы ведёте и преподавательскую работу?

- Да, я просто это люблю. Во-первых, за свою жизнь я работал и с величайшими балетмейстерами, и хореографами, и педагогами. Включая Галину Сергеевну Уланову, Асафа Михайловича Мессерера, Владимира Леонидовича Никонова, Вадима Николаевича Гуляева, Ирину Александровну Колпакову, Надежду Романовну Тихонову… Я всех могу назвать по фамилиям. Хотя я выпускался во времена Ирины Михайловны Булатовой и Владимира Андреевича Денисенко, которые мне очень многое дали, они дали мне базу. Плюс я танцевал с такими великими балеринами, как Татьяна Таякина, Светлана Ефремова, Людмила Семеняка, Инна Дорофеева. Они меня тоже очень многому научили. Нина Ананиашвили. Да, па-де-де, но ребята, вот это чувство, когда ты берёшь за ладонь балерину, и чувствуешь пальчики, и она тебе подсказывает каждым пальчиком, как ты должен её держать - это была большая школа. Большая! Пальчиками держать.

Это, конечно, и счастье большое было учиться у таких прекрасных балерин. Я у них учился.

«И в войну дети не опаздывают на занятия в балетную школу»

- Сезон прошлого года начался премьерой «Спартака». Насколько сегодня для Донецка эта постановка является знаковой?

- Вы не представляете, как раз сегодня я смотрел фильм «Спартак». Старый. В нём герой Кирка Дугласа говорит: «Свободы хотят все. Но только не все хотят умирать за свободу». И сегодня все говорят о свободе, и ситуация, которая была тысячу лет назад по-прежнему актуальна.

- Донецк у нас город необычный. Идёт война. Такое уже было на фронтах Отечественной. Тогда нужны были живые люди, живая музыка. А теперь есть телевизор, компьютер. Смотри, что хочешь... Насколько важен для нас балет, опера, театр...

- Для меня это - надежда. То, что театры работают: и филармония, и драматический театр, и цирк, и детский кукольный театр… Это вам не телевизор. Это - показатель того, чем город живёт, республика живёт. В этой обстановке люди смотрят не телевизор, они смотрят, что на афишах. Если на них есть спектакли, город живёт. И люди ходят в театр. Да, гремят взрывы, выстрелы. Но дети никогда не опаздывают в балетную школу. Потому что ценят, любят искусство. Я думаю, это - очень-очень-очень важный фактор в войне.

Помните в Ленинграде? Ленинградская симфония. Мороз, голод, а они приходили и работали. Работали, чтобы жить. Черпать душевные силы. Они играли вместе с оркестром… Я же понимаю, что такое холодные замёрзшие руки, нетопленное помещение, голодные… И когда вместе: и оркестр, и ансамбль, это - семья. Духовно сильному человеку всё нипочём.

- Есть у нас потенциал у детей, кому это передать?

- Безусловно. Наших детей сейчас разбирают везде: и Академия Большого Театра, и Ваганова… Все уезжают, потому что здесь идёт война. И я никого не держу. Санкции тоже влияют на нас. Но школа всё равно даёт свои кадры. У нас полностью комплект артистов на «Лебединое озеро». Представьте - 32 тени. Во время войны. Ну где вы такое найдёте? В Харькове - 24. А у нас 32. Я этим не горжусь, я просто знаю. Когда смотришь - и вся сцена в балеринах в белых пачках! Это тоже имеет огромное значение. Огромное. Ой, пусть выйдет 18. Нет. Нет! Эта массовость, она тоже впечатляет очень. Эта картинка, этот спектакль балетный. Балетный спектакль, это не шоу. Это должно быть что-то такое, что потрясает. Потрясать должно ваше мировоззрение.

- А что интереснее ставить, классику или современное?

- Классику очень трудно танцевать. А в современном всё очень легко: что хочешь, то и делай. Сегодня классика, конечно, требует виртуозности, как бы свободной пластики в рамках классики. При это классика - это извольте сделать ассамбле в пятую позицию и вы не имеете свободы, демократии. У нас в балете демократии нет. Нет у нас свободы! У нас Battements tendus делается пяточкой вперёд и мизинчиком закрывается. И чисто в пятую позицию. И если дозволить демократию, это не будет тогда балет. Понимаете? Демократии в классическом балете нет! Так можете назвать статью.

- Мы так и назвали.